— Ирочка, — после паузы, волнуясь, спросил он, — ты простишь меня?

Я закрыла глаза, пытаясь отыскать в себе чувства, которые не так давно терзали и мучили меня, и, не обнаружив их, облегченно выдохнула. Ален с тревогой вглядывался в меня, ожидая ответа.

— Уже простила, — сказала мужу, не пряча глаз.

Он крепко прижал меня к себе и еле слышно прошептал:

— Спасибо.

Мы выходили из кабинета, когда я вспомнила о взгляде Алена, устремленном на стену. Мне стало любопытно, что так привлекло его внимание и фактически спровоцировало на дальнейшие действия, и я вернулась к столу.

— Что случилось? — растерянно спросил он, идя за мной.

На стене в небольшом углублении висела картина, на которой были изображены мы с Ажаном. Я удивленно смотрела на свой портрет, Ален подошел и обнял меня сзади.

— Это Вилсон подарил мне, я попросил его, — признался Ален.

— Но я думала, что он рисовал пейзаж, — ошеломленно произнесла я.

— Я повесил сюда твой портрет, чтобы ты всегда была рядом, — тихо сказал Ален, — мне это необходимо.

Ален не стал ждать ночи и пришел ко мне сразу после ужина. Я только успела надеть пеньюар, когда он вошел и застыл, буквально поедая меня глазами и не решаясь пройти дальше. Робко протянула к нему руки, он улыбнулся и стал медленно подходить, лаская меня взглядом. По мере приближения взгляд его становился все более диким и голодным, и когда он едва прикоснулся ко мне, все его самообладание исчезло без следа. Ален приник к губам в страстном поцелуе, властно обнимая и прижимая к себе, будто боясь, что я куда-нибудь исчезну. Его руки блуждали по моему телу, склонив голову, он поймал губами мой сосок, и я выгнулась от наслаждения. Муж подхватил меня и опрокинул на кровать. Я тоже хотела ласкать его, мои руки жадно заскользили по его телу, но наткнулись на одежду, которую я попыталась сорвать. Услышала довольный смешок, и на несколько мгновений Ален отстранился от меня, чтобы избавиться от рубашки и брюк. Вздох блаженства вырвался из моей груди, когда я прикоснулась к его обнаженному торсу руками, а потом со стоном прижалась к нему всем телом. Он поймал мой стон своими ненасытными губами. Когда его рука скользнула вниз, лаская меня, я посмотрела в его глаза и увидела напряженный взгляд, отражающий едва сдерживаемое желание. Застонав от наслаждения, я выгнулась под ним, и тогда он плавно вошел в меня. Больше он не сдерживался, брал меня исступленно, с какой-то необузданной страстью, неумолимо подводил меня к той точке, в которой полностью исчезает разум, а появляется невероятно мощное всепоглощающее ощущение восторга, и тело разлетается на маленькие кусочки наслаждения.

Медленно приходила в себя, Ален крепко прижимал меня со своей груди. Я пошевелилась, и он немного ослабил объятия. Заглянув в его глаза, увидела там наслаждение, граничащее с блаженством.

— Я боялся, что ты не сможешь простить меня, — произнес он.

Потом снова сжал меня в объятиях, шепча:

— Ирочка, моя Ирочка, ты все-таки пришла ко мне.

И в этот момент я неожиданно вспомнила, зачем приходила к нему в кабинет и счастливо улыбнулась.

С этого дня мы с Аленом практически не расставались, а если были врозь, то постоянно искали взглядом друг друга. Мы вместе купали Ажана, вместе с ним гуляли, теперь сыну больше нравилось находиться на руках отца, чем на моих, и Ален этим очень гордился. Некоторое время мы посещали занятия детей, пока профессор Креминг попросил нас не делать этого, поскольку мы своими глупыми улыбками отвлекаем его учеников и мешаем ему сосредоточиться. Поначалу тетушка пыталась обратить наше внимание на подготовку к поездке, но, поняв, что это бесполезно, взяла все в свои руки.

Тем не менее, собрались мы в срок, и за десять дней до начала празднеств выехали из замка. Добрались благополучно, Ален вместе с охраной ехал верхом, а остальные разместились в закрытых экипажах. В пути на ночь останавливались в придорожных гостиницах и на постоялых дворах. Охрана никогда не ночевала в зданиях, а всегда располагалась рядом с ними возле многочисленных повозок.

Торин встречал гостей у крыльца, он смотрел, как вереница экипажей и повозок, окруженная всадниками, медленно двигалась по аллее к дому. Один из всадников, в котором Торин без труда признал Алена, приблизился к нему и соскочил с коня.

— Рад тебя видеть, дружище! — приветствовал он улыбающегося графа.

— И я рад, Торин! — воскликнул Ален, сжимая его в крепких объятиях.

Перед крыльцом остановились два экипажа, Торин подошел к первому, из которого выходила тетушка.

— Леди Глория, Вы все-таки решились осчастливить своим посещением столицу? — произнес Торин, помогая ей выйти.

— Как выразилась Ира: меня еще рано сбрасывать со счетов, — заявила тетушка и с помощью подоспевшего слуги стала подниматься по ступенькам.

Торин обернулся и увидел, как из экипажа вышла Ирэйна, опершись на руку мужа. Он пораженно застыл, представшая перед ним картина казалось невероятной: Ален взял ребенка из рук служанки, и, с улыбкой глядя на жену, подставил ей локоть. В ответ Ирэйна одарила его такой же ласковой улыбкой. Они подошли к Торину, тот потрясенно переводил взгляд с одного на другого и понял, чем в этот момент они похожи: у них были одинаково светящиеся от счастья лица.

— От вас ослепнуть можно, — вместо приветствия неожиданно для себя промолвил он.

— Неужели так заметно? — засмеялась Ирэйна.

— Боюсь, что в вашем случае помогут только маски, — с улыбкой ответил Торин.

— Мы с мужем тоже рады нашей встрече, Торин, — улыбалась Ирэйна, а Ален промолчал, нисколько не скрывая своих чувств.

— Располагайтесь, отдыхайте, — перешел на деловой тон Торин. — Завтра состоится прием у короля.

Вечером Ален сидел в кабинете Торина и потягивал вино из бокала. Тот с улыбкой смотрел на друга и терпеливо ждал. Наконец, Ален взглянул на него и проговорил:

— Раньше я никогда бы не стал говорить об этом даже с тобой, но с недавних пор я — твой должник.

— Если ты надеешься, что начну отрицать это, то напрасно, — засмеялся Торин, — я достаточно настрадался благодаря тебе, так что имею право хотя бы на толику радости.

— Вилсон написал портрет моей жены, — начал рассказывать Ален, — на нем она изображена с Ажаном на поляне, Ирэйна смотрит на сына и улыбается. Я попросил у Вилсона этот портрет, и он подарил мне его.

Ален подошел к стене недалеко от стола, за которым сидел Торин:

— Примерно здесь в моем кабинете на стене есть небольшое углубление, туда я и повесил портрет, чтобы иметь возможность видеть ее. Я с ума сходил от ее улыбки, завидовал собственному сыну! — горько усмехнулся Ален. — Глядя на портрет, я молил ее о прощении и часто представлял, как она придет ко мне и я, наконец, увижу улыбку, предназначенную только мне.

Торин наблюдал, как Ален отошел от стены, подошел к окну, сделал пару шагов по кабинету, потом все-таки сел в кресло.

— И однажды она пришла, — Ален замолчал, вспоминая. Лицо его при этом озарилось восторженной улыбкой. — Я сидел и смотрел на портрет, когда она вошла в кабинет и позвала меня по имени. Я подбежал к ней уверенный, что Ирэйна каким-то образом услышала мои мольбы, и поцеловал ее, она не оттолкнула. Моя жена простила меня.

В кабинете надолго установилась тишина.

— Я искренне рад за вас, — проговорил Торин. — Тебе еще нужна моя помощь?

— Зная тебя, я рискну предположить, что ты что-то узнал о виконте Плеринге, — сказал Ален.

— В точку! — засмеялся Торин, а затем уже серьезнее добавил. — Смазливый тип двадцати шести лет. На получение наследства он вряд ли может рассчитывать. Его состояние, точнее отсутствие такового, вынуждает искать выгодную партию среди незамужних дам.

— Довольно странно, — задумчиво проговорил Ален, — зачем тогда устраивать побег с моей женой? Чем это ему выгодно?

— У меня тоже пока нет ответов на эти вопросы, — произнес Торин. — Что ты собираешься предпринять?