— Я что, себе в задницу все это воткну. Самолет же не резиновый. Он забит оружием, и липшего места нет!

Раздались одобрительные реплики. Академик Щукин пытался успокоить зал. Когда страсти улеглись, он кивнул Мажорову, мол, продолжайте. А что, собственно, на это скажешь? Выходит, что главные конструкторы плохо представляют себе, как уязвимы их машины. Без аппаратуры «сто восьмого» самолеты ждет неминуемая гибель в первом же бою.

Однако на вопрос Туполева, хоть и риторический, пришлось отвечать. К счастью, Мажоров подготовился к такому повороту дела. У него, как говорится, был свой рояль в кустах. Сначала он дипломатично согласился с мнением Андрея Николаевича, чтобы благотворно повлиять на разгоряченных конструкторов, а потом, что называется, выкатил рояль.

— Чтобы уменьшить энергетические и весовые затраты, в конструкции самолетов можно использовать малоотражающие материалы.

В первых рядах заулыбались, мол, «создатели помех» учат мэтров авиации, как строить самолеты. Но Мажорова это не смутило. Он продолжил дальше. Сказал, что для начала надо сделать малоотражающими кромки плоскостей, оснастив их материалом, поглощающим радиоволны. И тут же в подтверждение своих слов продемонстрировал макет такой плоскости.

— Может, подумать об изменении конструкции самой кабины пилота, сделать ее из другого материала. Для этого модель машины проработать в безэховой камере, чтобы получить минимальное отражение волн.

Это было уже слишком. Подобное заявление главного инженера института конструкторы восприняли как покушение на их свободу и вмешательство в их внутренние дела.

На этом, собственно, и закончилось первое совещание с главными конструкторами. Каждый остался при своем мнении.

Прискорбно и то, что управление ВВС, которое заказывало самолеты и выдавало на них технические задания, занимало этакую пассивную, скорее созерцательную позицию.

Управление это возглавлял генерал Александр Пономарев и, насколько было известно Мажорову, ни он сам, ни его помощники не очень-то и желали разбираться в этой «помеховой» тематике. Потому и в тактико-технические требования на заказы боевых самолетов не включались требования по обеспечению живучести машин в условиях современного воздушного боя и в противостоянии с системами ПВО противника.

В то же время у американцев уже функционировала система обороны северного направления «Норад». На европейском ТВД размещались комплексы ПВО «Найк-Геркулес» и «Хок».

И тем не менее совещание сыграло свою роль. Разъехавшись по родным пенатам, главные конструкторы задумались. Ведь как ни крути, правы были эти ребята из «сто восьмого». Зачем создавать новые самолеты, если без защиты они погибнут на первом вылете. Не враги же они себе и своей Родине.

Через некоторое время пришло известие из КБ Туполева. Андрей Николаевич давал добро на установку средства групповой защиты на своем новом самолете Ту-22. На другой машине Ту-16 он согласился разместить станцию индивидуальной защиты «Резеда».

Вскоре его примеру последовал Сухой. Павел Осипович сам приехал в институт и предложил поставить на самолете Су-7 защиту. Решено было установить на борту «сушки» станцию «Сирень».

Пошел навстречу ученым и Микоян. А вот с Яковлевым договориться не удалось. Дважды ездил к нему Мажоров, и все безрезультатно. Наконец, условились о третьей встрече.

Конструкторское бюро Яковлева размещалось на Ленинградском проспекте, в районе метро «Аэропорт». Александр Сергеевич долго рассказывал Мажорову, какой замечательный самолет Як-28. Двухмоторный, с весом всего в 10,5 тонны, а бомбовую нагрузку способен нести до 3-х тысяч килограммов.

Мажоров, терпеливо выслушав лекцию Яковлева, посочувствовал: жаль, если такой прекрасный самолет будет сбит первой же ракетой «Хок». А чтобы этого не случилось, надо установить на борту станцию защиты «Сирень-Ф». Весит она всего 80 килограммов. Недолить немножко топлива, и дело, как говорится, в шляпе. Тут же Юрий Николаевич показал Яковлеву фотографии станции и чертежи, где можно ее установить.

Главный конструктор внимательно посмотрел на фото и вдруг обратил внимание на один из блоков станции, который напоминал слегка закругленный параллелепипед. «Почему он такой формы?» — удивился Яковлев. Пришлось объяснить, что таким пришлось его сделать, чтобы разместить под носовым обтекателем самолета Сухого.

Яковлев как-то сразу насупил брови и, немного помолчав, недовольно сказал:

— Нет, размещать эту станцию мы не будем. Она тяжела по весу.

Обескураженный Мажоров вышел из кабинета главного конструктора. Казалось, взаимопонимание налаживалось, и вдруг такая реакция. Резкое изменение настроения главного объяснил заместитель Яковлева, Ярошевич. В КБ он курировал работы по электронике. Он сказал, что Мажоров сделал ошибку: ни один из главных конструкторов не желал, чтобы в его самолете было нечто похожее на других. Поэтому ежели у Сухого стоит такая станция, то у Яковлева появиться она не может! Так поступали все конструкторы. К чему приводили эти амбиции, вполне понятно. Эксплуатация самолетов в частях была сильно затруднена. Ведь к каждому типу самолетов подходило только оригинальное оборудование. Такой подход был крайне затратным, но тем не менее он практиковался.

Так, что в начале 60-х годов ученым института № 108 удалось убедить всех авиационных конструкторов в пользе применения их защиты. Оставался один Александр Сергеевич Яковлев, который не желал «сдаваться». Однако и его вскоре сумел «убедить» Мажоров. И случилось это в сентябре 1964 года.

Министерство обороны устроило для Никиты Хрущева и других руководителей партии и государства показ новой боевой техники. Мероприятие проходило в Кубинке, под Москвой. На аэродроме были развернуты различные образцы — самолеты, зенитные системы, радиолокаторы, бронетехника, радиооборудование. Среди этого многообразия технических средств впервые решили продемонстрировать аппаратуру радиоэлектронной борьбы.

ЦНИИ-108 тоже приказали изготовить специальные стенды, выставить образцы своей аппаратуры. Ученые решили показать средства групповой защиты самолетов — станции «Завеса» и «Сибирь», индивидуальной защиты — станции «Резеда» и «Сирень». Были здесь и приборы авиационной радиотехнической разведки «Вираж» и «Куб». Представлять технику высоким гостям поручили Юрию Мажорову.

На летном поле для делегации руководителей развернули три армейских палатки. Члены правительства могли там обогреться и перекусить. Для остальных доступ в эти палатки был закрыт.

Тот сентябрьский день выдался ветреным и прохладным. Утром министр Калмыков взял с собой в служебную машину «Чайку» и Мажорова. По пути следования, уже за Москвой, их догнал автомобиль Устинова, который возглавлял Военно-промышленную комиссию. Дмитрий Федорович предложил пересесть Калмыкову и Мажорову в его машину.

Пересели. Двинулись дальше. Дорога была отвратительная, обильно политая дождями и заляпанная грязью от сельскохозяйственной техники. Однако водитель не обращал внимания на грязь и непогоду, гнал автомобиль на приличной скорости.

Ехали по Минскому шоссе. Перед поворотом на Кубинку Устинов обратил внимание на заросли кукурузы вдоль дороги.

— Это для поднятия настроения Никите Сергеевичу, — сказал он. — Специально оставили, не скосили.

Кукуруза и впрямь была хороша, высокая, на толстых стеблях, с початками.

Стенд института находился примерно в середине летного поля, неподалеку от одной из палаток руководства.

…Около 11 часов утра на аэродром заехала кавалькада автомобилей — правительственные «ЗиЛы», «Чайки», машины охраны растянулись на сотни метров. С Хрущевым приехали Косыгин, Суслов, Гречко, Микоян. Начался осмотр техники. Дошла очередь и до стенда «сто восьмого» института.

Первым подошел Хрущев. Он был в серой шляпе, на плечах — армейская накидка. Мажоров представился. Никита Сергеевич протянул руку, поздоровался.

Юрий Николаевич доложил о назначении выставленных на показ средств, подчеркнул, что применение их в бою снижает потери авиации от трех до десяти раз. Хрущев заинтересовался, спросил: