Оказалось, что Янгель сам решил разработать средства защиты. Его можно было понять, все-таки один килограмм средств защиты требовал увеличения стартового веса ракеты до 100 килограммов.

Занимался разработкой этих средств Наум Урьев. Некогда он работал в «сто восьмом» и теперь пытался всячески доказать, что сам справится с этой сложной задачей. Но сделать это Науму Исааковичу не удалось.

Добрые отношения у Мажорова сложились с генеральным конструктором Александром Надирадзе. Комплекс для его ракеты был создан без особых проблем.

Но защита требовалась не только для ракет наземного базирования. Теперь уже речь шла о разработке такого же комплекса для ракетного оружия подводных лодок. Эти ракеты разрабатывало КБ Виктора Макеева в городе Миасс.

Виктор Петрович был человеком энергичным, честным и не склонным к интригам. Мажорову не раз приходилось выезжать в Миасс. Всегда Макеев встречал его тепло и с радостью.

Конструкторское бюро располагалось в живописном месте, неподалеку от озера Чебаркуль. Работа по разработке защиты «макеевских» ракет также прошла успешно.

Конечно же, работая с ракетчиками, Юрию Николаевичу приходилось общаться и со знаменитым генеральным конструктором Сергеем Королевым. Впрочем, Мажоров помнил его еще по службе в бригаде Особого назначения в Германии. Однако тогда Сергея Павловича знали как обычного инженера-ракетчика, а теперь он — академик, герой, генеральный конструктор. И хотя его имя по-прежнему было засекречено для широкой общественности, специалисты хорошо знали, кто такой Королев.

Первая встреча с ним после долгого перерыва у Мажорова состоялась на заседании Военно-промышленной комиссии, которую вел Дмитрий Устинов.

Королев пожаловался на то, что электронная аппаратура для его спутника «Зенит» громоздка и тяжела. Действительно, ЦНИИ-108 участвовал в комплектации этого спутника и разработал аппаратуру космической разведки радиотехнических сигналов. Она носила наименование «Куст-12». Ее конструктором был Евгений Фридберг Весила она всего 28 килограммов и, откровенно говоря, изготовлена была на современном, по тем временам, инженерном уровне, обладала высокой надежностью.

Комплекс задач, которые выполняла аппаратура «Куст-12», оказался весьма значительным. Она определяла основные технические параметры радиолокаторов систем противовоздушной и противоракетной обороны США и их союзников.

По существу, это был двенадцатиканальный приемник, частично выполненный на транзисторах или радиолампах типа «дробь». Информация записывалась на магнитофон, и по телеметрии передавалась на землю. Тем не менее Королев был недоволен, и инициировал рассмотрение этого вопроса на заседании комиссии.

Мажоров предусмотрительно принес с собой плакаты, фото и один из блоков аппаратуры.

Сергей Павлович выступал долго, говорил о расточительно большом весе приборов, создаваемых для ракетной и спутниковой программы. Он не жалел едких замечаний, демонстрировал большие штекерные разъемы, тяжеленные экранированные кабели. Хотя это никоим образом не относилось к ЦНИИ-108. Тем не менее ни для кого Королев не делал исключений, он заявлял, что только исключительно высокая энергетика отечественных (читай, его королевских) ракет позволяет выводить все это в космос.

Пришлось ответить Сергею Павловичу. Мажоров, обиженный такими беспардонными упреками, тоже особенно в выражениях не стеснялся. Он сказал, что, видимо, Королев и в глаза не видел аппаратуру, которую создает их институт, иначе он был бы сдержанней в своих оценках. Тут же Юрий Николаевич продемонстрировал один из блоков аппаратуры, и положил на стол перед Устиновым и Королевым фото всей станции. Добавил: удельный вес одного кубического сантиметра их станции всего в два раза тяжелее воды! А этот показатель, как известно, почти в пять раз выше общепринятого, что говорит о тщательной отработке аппаратуры.

Возразить было нечего. Пришлось Королеву в заключительном слове как-то выкручиваться, и даже сделать комплимент в адрес «сто восьмого». Хотя произнес он его нехотя и весьма невнятно. Да дело, собственно, и не в оценках Королева. Важнее было другое — в решении Военно-промышленной комиссии, где клеймились позором отстающие, «сто восьмого», к счастью, не оказалось.

После полета Гагарина и других космонавтов, когда стало ясно, что человек может находиться в космосе, и к тому же выполнять определенную работу, Сергей Павлович увлекся идеей создания орбитальной станции с экипажем на борту. Он начал проектирование такой станции. Разумеется, наряду с другой аппаратурой планировалось оснастить ее средствами радио-, радиотехнической и фоторазведки. А поскольку существование такой станции с разведцентром на борту в секрете долго не удержишь, то возникла реальная опасность ее уничтожения на орбите. Средством поражения мота стать управляемая ракета.

И тогда по просьбе Королева перед учеными института была поставлена задача: разработать средство защиты орбитальной космической станции. Главная цель защиты состояла в том, чтобы вовремя обнаружить атаку и принять меры к ее отражению. Такой проект был разработан и получил кодовое наименование «Дымка».

Когда работы завершились, Мажоров выехал в Болшево, в КБ Королева, чтобы доложить о готовности комплекса.

«Обстановка была сугубо деловая, — вспоминал Юрий Николаевич. — В зале, где проходили научно-технические заседания, за столом председателя сидел Королев, его заместители, среди которых помню Бушева и Чертока.

Стоя у доски и используя иллюстративный материал, я доложил о проделанной работе. Комплекс состоял из средств снижения радиолокационной заметности (выстреливаемых ложных отражателей), а также устройства взаимодействия с активной системой обзора пространства (радиолокатор). Вероятность срыва атаки была не менее 0,9. А вот вес системы с учетом всех элементов оценивался в 200 килограмм».

Королев слушал внимательно, задал целый ряд вопросов. Долго молча ходил, обдумывая услышанное. Затем стал методично добиваться от меня снижения веса комплекса. Но здесь я ничем помочь ему не мог. Названная цифра была самой оптимистичной.

В заключение этого долгого разговора Сергей Павлович поблагодарил меня за глубокую и всестороннюю проработку проекта и горько посетовал на «огромный вес» системы. Еще раз предложил поработать над весом. Но я ответил, что как радисты мы себя полностью исчерпали. А вот, возможно, над конструкцией спутника смогут потрудиться его люди. Я, например, понимал, что орбитальная станция имеет много плоскостей, которые могут стать прекрасными отражателями сигналов. Надо только изменить конструкцию некоторых элементов. Впрочем, при этом хорошо осознавал, что Королев вряд ли на это пойдет».

Таким был период 1961 — 1964 годов в истории института и в жизни его главного инженера Юрия Мажорова. Вырос авторитет «сто восьмого», активизировалась его деятельность в связи с разработками по самолетной и ракетной тематике.

Мажоров поднялся из лаборатории в свой кабинет. В приемной его встретила секретарь.

— Юрий Николаевич, звонили от Казанского. Завтра утром он ждет вас у себя.

«Я даже знаю, зачем ждет», — подумал Мажоров. Месяц назад директор института Петр Плешаков ушел на повышение в министерство. Калмыков взял его к себе замом. В ту пору у министра было пять заместителей, Плешаков стал шестым. Исполнять обязанности руководителя ЦНИРТИ назначили Мажорова. Теперь его вызывает первый замминистра Георгий Казанский: не трудно спрогнозировать, что, возможно, поступит предложение стать директором. Что ж, предложение солидное и почетное, но Мажорову в директорское кресло не хотелось. Не нравились бесконечные хозяйственные заботы, выпадающие на долю начальника института. Да и обязанности главного инженера еще не наскучили. Юрий Николаевич искренне считал, что его призвание — научная работа. Хотя прекрасно понимал и успел убедиться на собственном опыте, что главный инженер и одновременно заместитель по науке все равно не может стоять в стороне от административно-хозяйственных вопросов. И все-таки в основном они в ведении директора. Словом, собираясь в министерство, он твердо знал, если предложат начальственное кресло, будет отказываться.