В конце месяца экзамены были сданы досрочно, и бойцу Юрию Мажорову присвоили звание младшего командира: в петлицах гимнастерки появились два треугольника. Его направили для дальнейшего прохождения службы на пункт радиоразведки, который дислоцировался в районе Троицких лагерей, что в тридцати километрах на восток от Ташкента.

Он собрал свое нехитрое имущество — противогаз, саперную лопатку в чехле, флягу, ранец, с пристегнутой к нему скаткой шинели, плащ-палатку, погрузился с сослуживцами в кузов машины и — прощай школа! Дорога их шла по Пушкинской улице, потом по шоссе Луначарского. За Троицкими лагерями свернули на проселок и через пару километров подъехали к огороженной колючей проволокой территории пункта. За оградой — кирпичный дом, казарма, еще два строения — кухня со столовой и баня.

Командовал пунктом радиотехнической разведки старший лейтенант Иван Иванин, человек весьма мрачного вида, с тяжелым характером.

Подразделением молодых младших командиров руководил лейтенант Бычков. Он был полной противоположностью своему начальнику — спокойный, уравновешенный офицер, сдержанный в чувствах. Он только что окончил военное училище и прибыл в войска.

Младших командиров разместили в казарме. Они сразу почувствовали разницу между службой на пункте и обучением в школе. Здесь все было спокойнее, размереннее, меньше солдафонства, больше терпимости и товарищеского отношения.

Их, как младших командиров, посадили на прием радиограмм, которые отправляла английская колония Сингапур в Великобританию. Позывные этой станции «GWJ». Она передавала пятизначные группы телеграмм по несколько часов. Это были зашифрованные телеграммы пятизначного кода системы «Марканд».

Мажоров и его сослуживцы исписывали толстые тетради сингапурскими шифровками, так и не взяв в толк, зачем это надо. Тексты никто не расшифровывал, и пачки тетрадей пылились в сейфе. Когда началась война и пункт покидал место постоянной дислокации, Юрий своими руками сжигал результаты их труда.

Пункты радиоразведки располагались друг от друга на достаточно большом расстоянии и только с началом войны были сведены в отдельный 490-й дивизион ОСНАЗ. Но это случилось, когда гром грянул. А в мирное время, пусть и перед войной, радиосвязь между пунктами изредка поддерживалась в дневное время и только на коротких волнах. Никто не задумывался, а будет ли связь на этих волнах не за тысячи километров, а всего за сотни, и не днем, а ночью, да еще и в северных широтах. Все эти острые вопросы вскоре поставит перед радиоразведчиками война.

Но пока был мир, и по воскресеньям в столовой пункта показывали кинофильмы. Например, «Линия Маннергейма», в кагором много и с пафосом говорилось о том, какую укрепленную крепость взяли наши войска. Однако авторы кинокартины ни словом не обмолвились ни о потерях Красной Армии, ни о просчетах в тактике и боевой подготовке.

Наступил июнь 1941 года. В газетах было опубликовано заявление ТАСС, в котором отмечалось, что в иностранных кругах циркулируют слухи о близкой войне между СССР и Германией. На самом деле это злонамеренная ложь, и у нас с Германией самые добрые отношения. 

Политрук пункта радиоразведки старшина Кошелев посвятил этому заявлению ТАСС целое занятие, на котором доказывал, что Германия наш друг. Потом, по приказу командира старшего лейтенанта Иванкина, в части был проведен митинг в поддержку дружбы и добрососедства с немцами.

Правда, митинг расстроил и Иванкина, и Кошелева, прошел как-то скучно, без огонька. То ли радиоразведчики не очень доверяли своим командирам, то ли не хотели дружить с немцами.

Завтра, 22 июня — выходной, увольнение. Младший командир Юрий Мажоров вечером, после службы, погладил гимнастерку, брюки, подшил свежий подворотничок, надраил до блеска свои черно-желтые ботинки.

Утром, после завтрака, его осмотрел старшина. Подготовкой к увольнению остался доволен. На том и расстались. Мажоров уехал.

Ближе к полудню он добрался до дома. Там его радостно встретили отец, мама, сестренка Аня. Накрыли стол и всей семьей сели пить чай. Юра рассказывал о службе, родители — местные новости. Потом решили послушать радиоприемник. Настроили его на волну Берлина. В ту пору Германия вела специальное радиовещание, направленное на Азию, Африку и Индию. Поэтому днем слышимость немецкой радиостанции в Ташкенте была чистой, громкой, без помех.

Берлин передавал какие-то бравурные марши, время от времени прерываемые краткими сообщениями. Юрий хотя и добросовестно учил в школе немецкий язык, но на слух устную речь воспринимал плохо. На уроках-то в основном читали и переводили тексты из учебника. Поэтому поначалу он не обратил внимания на то, что говорит диктор. Но потом прислушался, стараясь понять, о чем так громко и напористо кричат немцы. Выплывали отдельные знакомые слова, фразы. Он еще ближе прильнул к приемнику.

О чем это они? Диктор говорил о каком-то вероломстве русских, о несоблюдении договоров, о том, что фюрер дал команду перейти границу и начать войну против русского большевизма.

Юра растерянно оглянулся на родителей. Увидев бледное лицо сына, отец поднялся со стула.

— Что случилось?

— Да, вот, немцы говорят, что начали войну с Россией… И он неуверенно добавил «вроде бы».

— Давай на Москву, — сказал отец, и Юра быстро настроился на столичное радио.

Но там ни слова о войне. Обычные воскресные передачи.

Прошел час, другой, и, наконец, Москва сообщила: будет передано важное правительственное заявление. Произошло это в 15 часов по ташкентскому времени. Выступал Молотов. Он сказал, что Германия вероломно, без объявления войны напала на Советский Союз. Бомбардировкам подверглись города Киев, Минск, Брест. Наши войска дают отпор агрессорам.

Мажоровы сидели словно оглушенные. Потом отец тихо сказал:

— Юрий, коли началась война, солдату надо быть в части. Он быстро собрался, оделся, обнял папу, маму, сестру. Нет,

никто из них не плакал. Прощались с надеждой на скорую победу. Как наивны мы были!

По дороге в городском транспорте люди сообщали друг другу о войне, о выступлении Молотова. Кто-то хмурился, мрачнел, но некоторые, наоборот, улыбались, в глазах появлялись искорки радости. То тут, то там, слышались восклицания:

— Ага, доигрался Гитлер! Теперь ему конец быстро придет!

В свою часть Юрий возвратился вечером. Перед ужином состоялся митинг. Выступали политрук Кошелев, командир пункта старший лейтенант Иванин.

Мажоров смотрел, как горячится их политрук, не стесняется в выражениях, говоря о вероломстве фашистов, но ведь неделю назад он убеждал своих подчиненных в искренней немецкой дружбе. Теперь он также искренне и горячо убеждал радиоразведчиков, что дни фашизма сочтены и вскоре мир станет свидетелем нашей победы. И они в это верили.

После отбоя в казарме никто не спал. Бойцы и младшие командиры говорили, спорили. Некоторые сожалели, что не успеют на фронт и гитлеровцев разобьют без них. Большинство собирались утром подать рапорта с просьбой отправить их на Запад, во фронтовые части.

Однако прошло несколько дней, и нежданно-негаданно стали поступать сообщения об отступлении наших частей. Отступление было такое быстрое, что временами походило на бегство. Юрий Мажоров, слушая сводки фронтовых новостей, не мог освободиться от странного чувства: ему казалось, что все это дурной сон.

Могучая Красная Армия катилась на Восток и не могла остановиться. А она должна бить врага малой кровью и на чужой территории, как говорил первый красный маршал Ворошилов? Да, вопросов в те дни было значительно больше, чем ответов. Теперь бойцы радиопункта уже не сожалели, что не успеют на фронт и врага разобьют без них.

3 июля по радио выступил Сталин. И стало предельно ясно, сколь плохи наши дела. Во всяком случае, слушая вождя, Юрий это понял совершенно четко: война развивалась совсем по другому сценарию, чем думали, считали, надеялись.