В конце концов, дело сдвинулось с мертвой точки. Сначала удалось купить набор кухонной мебели, потом стенку румынского производства».

Кроме квартиры, мебели, были, конечно, и другие домашние заботы. В конце концов, куда от них денешься. В 1957 году сотрудникам института предлагали небольшие дачные участки под Наро-Фоминском. Однако в ту пору Мажоровы еще не созрели для такого шага. Не было ни денежных средств, ни времени на строительство дачи. Однако через несколько лет взгляды на дачную жизнь стали меняться. Подрастали дети, летом их хотелось вывезти на природу.

В 1964 году Юрию Николаевичу удалось приобрести у своего коллеги по институту участок восемь соток. На нем росли фруктовые деревья, стоял щитовой, однокомнатный домик. Строения были, откровенно говоря, убогие. Но что поделаешь. Так начиналась дачная жизнь Мажоровых.

В эти же годы Юрий Николаевич увлекся любительской киносъемкой. Приобрел кинокамеру «Нева» и проектор «Луч». Прежде всего, хотелось запечатлеть на пленку детей. На память.

Первую съемку Мажоров произвел зимой 1963 года, когда всей семьей они выбрались на зимние каникулы на родину Татьяны в Саваслейку.

Таковы некоторые штрихи из частной жизни Юрия Мажорова начала 60-х годов прошлого века. Однако главным конечно же была служба. Институт активно работал, но сложность оказалась в том, что о его деятельности знали немногие военные руководители-оборонщики. Тематика, которой занимались ученые ЦНИИ-108 сравнительно новая, неброская, если так можно сказать, «негромкая». Вдобавок к тому же системы, над разработкой которых трудились, ломали голову сотрудники, держались в большой тайне, под грифом «секретно». Следовало учитывать и тот факт, что их электронная техника не умела метко стрелять, громко и мощно взрываться. В общем, о ней знали только специалисты да разведчики. А этого мало. Пора было выходить из тени. Тем более что сама жизнь выдвигала тематику, которой занимался «сто восьмой» на ведущее место в современных условиях ведения войны.

В те годы развитие управляемого ракетного оружия поставило авиацию на грань выживания. В прямом смысле этого слова. Американская зенитная ракетная система «Хок», разработанная фирмой «Рейтеон», одинаково эффективно сбивала как средне-высотные, так и маловысотные цели. Диапазон рабочих высот от 15 метров до 16 — 18 километров.

Не спасала и скорость полета. Самолеты, летящие со сверхзвуковой скоростью, уничтожались так же успешно, как и дозвуковые. Вероятность поражения ракетой около — 0,9. Если на пути самолета стояло два комплекса «Хок», то вероятность уцелеть была практически равна нулю.

Появились данные разведслужб, что создается система управляемого оружия, способного уничтожить стратегические ядерные межконтинентальные ракеты.

Все эти системы, в конечном итоге, действовали на основе использования радиолокационной техники. А в «сто восьмом» знали, как «укоротить руки» локаторам, и умели им противостоять.

В некоторых научно-исследовательских работах были найдены и исследованы различные методы противодействия и защиты, а также предложены пути создания подобных средств. Именно тогда и возникла конструкторская идея «самолета-невидимки», а также «невидимой» головной части ракеты. Американцы и до сих пор не безосновательно считают создателем теоретических основ разработки технологии «Стеле» советского ученого Петра Уфимцева, на принципах которого и были построены самолеты, обладающие малой величиной отражающей поверхности. А ведь мало кто знает, что Уфимцев являлся сотрудником «сто восьмого» института.

В цехах ЦНИИ была возведена мощная рентгеновская установка и построено специальное «свинцовое» помещение. Это оборудование помогло доказать возможность получения плазмы, способной поглощать радиоволны.

В качестве источника, создающего поглощающую плазму, ученые предложили изотоп водорода — тритий. В Ленинградском институте были проведены опыты по созданию тритиевой плазмы. Правда, все эти способы получения плазмы оказались чрезвычайно опасными для здоровья человека.

В то же время удалось найти более простые и безопасные средства. Так, сотрудники ЦНИИ провели серьезные исследования по созданию станций помех — приборов, разработанных на основе электромагнитных излучений.

Таким образом, техника, которой обладал институт, могла защитить авиацию, предотвратить поражение головной части ракет, повысить живучесть кораблей Военно-Морского флота, уменьшить потери личного состава боевых наземных частей.

Только вот об этом знали немногие как в Министерстве обороны, так и военно-промышленном комплексе. Не представляли истинных возможностей института и непосредственные разработчики управляемого оружия, создатели самолетов, ракет, кораблей.

И тогда руководством института было принято решение ознакомить прежде всего главных конструкторов, руководителей Минобороны с возможностями электронной техники, ее способностью эффективно защищать военные объекты и боевые средства от уничтожения их противником. Для этой цели в ЦНИИ изготовили показательные образцы систем, макеты, создали наглядную агитацию, подготовили доклады и выступления. Через Военно-промышленную комиссию удалось пробить идею проведения большого сбора всех заинтересованных специалистов.

Председательствующий академик Александр Щукин встал из-за стола президиума, окинул взглядом зал.

— Товарищи, вы прослушали доклад начальника сто восьмого института Плешакова.

Мажоров, сидя по левую руку от Щукина, внимательно смотрел за реакцией присутствующих. К счастью, на это совещание удалось собрать практически всех главных конструкторов самолетов. В первых рядах расположились Андрей Туполев, Александр Яковлев, Павел Сухой, Владимир Мясищев. Отсутствовал Микоян, но его заменил первый зам. В зале также были и другие первые заместители генеральных.

Министерство обороны, как главного заказчика, представлял генерал Борис Девяткин. Среди авиационных конструкторов разглядел он и ракетчика Александра Березняка. Впрочем, с конструкторами ракет у них отношения складывались более благоприятные. И в первую очередь потому, что начальником Главного управления ракетного вооружения Минобороны был его старый друг, с кем, еще будучи капитанами, они запускали немецкие ракеты, — Николай Смирницкий. Дело, конечно, не только в их дружбе, просто Смирницкий, будучи радиоинженером, живо интересовался проблемами защиты баллистических ракет. Встречаясь, они часто обсуждали подобные вопросы. Николай знал, сколь успешно работают в этом направлении Мажоров и его подчиненные, ценил важность их разработок. ГУРВО, в свою очередь, выдавало технические задания на строительство ракет. Так вот в этих заданиях и появилось требование по защите ракет от средств противоракетной обороны. Это сильно облегчило взаимодействие ученых «сто восьмого» с главными «ракетными» конструкторами.

С военно-воздушными силами все обстояло иначе. Пока Плешаков читал свой доклад, Мажоров пристально следил за создателями самолетов.

«Главные» слушали начальника института внимательно и весьма напряженно. То и дело перешептывались, покачивали головами. Судя по всему, многое в докладе им не нравилось. Еще бы, Мажоров их понимал. «Сто восьмой» со своей защитой добавлял немало хлопот. Зал недовольно гудел.

— Внимание! — поднял руку академик Щукин. — А теперь на ваши вопросы ответит главный инженер института Мажоров. И он попросил Юрия Николаевича выйти к трибуне.

Не успел Мажоров еще обогнуть стол президиума и стать за трибуну, как из зала «прилетел» вопрос.

— А питаться ваша станция помех откуда будет?

— Как откуда? — среагировал Юрий Николаевич. — От бортовой сети самолета.

Зал зашумел еще больше.

— Вес станции напомните, — спросил кто-то из задних рядов.

— Скажем так, до сотни килограммов.

Тут уже не выдержал Андрей Николаевич Туполев. Он привстал со своего места и, обращаясь к президиуму, в сердцах сказал: