Этот день, один из дней ранней весны 1883 года, выдался на удивление теплым и ясным. Легкий ветерок играл в ветвях огромных старых дубов, возвышавшихся по обе стороны длинной подъездной аллеи, ведущей в Уэйкфилд-Мэнор. Два красивых белых коня, впряженных в открытый экипаж, тяжело дыша, стояли перед большим двухэтажным особняком.

А в это время хозяин упряжки Томми Хантингтон раздраженно мерил шагами просторную гостиную, обставленную мебелью, обитой золотой парчой, с нетерпением дожидаясь, пока Кристина Уэйкфилд соизволит спуститься. Томми примчался сюда, как только принял окончательное решение относительно Кристины, но теперь неожиданно разнервничался.

Черт возьми, раньше она никогда не заставляла его ждать так долго! Заставив себя немного успокоиться, Томми посмотрел в окно, выходящее на огромное поместье Уэйкфилдов. Во всяком случае, так было, пока она не начала носить длинные платья и укладывать волосы в прическу. Теперь же каждый раз, когда он приезжает, чтобы увидеть ее, приходится торчать в гостиной не менее получаса, прежде чем она наконец решит появиться.

Томми уже почти решил отказаться от задуманного, когда мягкие ручки закрыли ему глаза и молодой человек, трепеща, почувствовал, как к его спине прижимается упругая грудь Кристины, — Угадай, кто? — лукаво пропел звонкий голосок. О Боже, как бы ему хотелось, чтобы она перестала проделывать подобные штучки! Все это было в порядке вещей в детстве, когда они играли среди деревьев или в этой гостиной, но в последнее время близость девушки заставляла Томми сходить с ума от желания.

Резко повернувшись, он, как всегда, застыл, околдованный ее ослепительной красотой. На Кристине сегодня было облегающее платье из темно-синего бархата, а золотистые волосы обрамляли лицо бесчисленными локонами.

— Пожалуйста, не смотри так, Томми! Последнее время ты вечно глазеешь на меня, а я из-за этого нервничаю! Можно подумать, у меня нос грязный или платье порвано!

— Извини, Крисси, — пролепетал он. — Просто ты настолько изменилась с прошлого года, что я ничего не могу с собой поделать. Как ты прекрасна!

— Как, Томми Хантингтон, ты хочешь сказать, что раньше я была уродиной? — подначила Кристина, притворяясь оскорбленной.

— Конечно, нет. Ты знаешь, о чем я.

— Хорошо, ты прощен, — рассмеялась девушка и, подойдя к обитому золотистой парчой дивану, грациозно опустилась на него. — А теперь объясни, почему ты явился так рано. Я ожидала тебя только к обеду, а ты уже здесь, и Джонси сказала, что ты ворвался в дом словно безумный.

Томми мучительно пытался найти нужные слова, поскольку не сообразил приготовить речь заранее. Ну что ж, лучше все-таки признаться, пока он не успел окончательно потерять мужество.

— Крисси, я не хочу, чтобы ты ехала в Лондон этим летом. Твой брат через пару месяцев будет дома, и я собираюсь просить у него твоей руки. Потом, после свадьбы, если ты по-прежнему захочешь увидеть Лондон, я сам отвезу тебя.

Кристина ошеломленно уставилась на юношу.

— Ты слишком многое принимаешь как должное, Томми, — резко бросила она, но тут же взяла себя в руки, заметив отчаянный взгляд и горестную гримасу на почти мальчишеском лице. Что ни говори, а она всегда знала, что этот день настанет! — Прости, что накричала на тебя. Знаю, наши семьи всегда считали нас идеальной парой, и когда-нибудь мы, возможно, поженимся, но не сейчас. Тебе только что исполнилось восемнадцать, а мне — семнадцать. Мы еще слишком молоды, чтобы венчаться. Я росла в таком уединении, и хотя люблю свой дом, все же мечтаю встретиться с новыми людьми, увидеть Лондон, немного побыть в обществе, ездить на балы и праздники. Неужели не понимаешь? — 'Она осеклась. Не стоит причинять Томми лишнюю боль. — Я люблю тебя, Томми, но не так, как тебе этого хотелось бы. Ты всегда был моим лучшим другом, и я люблю тебя как брата.

Молодой человек терпеливо молчал, хорошо зная, как упряма и своевольна бывает Кристина, но ее слова тем не менее жестоко ранили его.

— Черт побери, Крисси, я не хочу быть твоим братом! Я люблю тебя! И хочу, как мужчина хочет женщину! — Томми подошел к девушке и, взяв ее за руки, притянул к себе. — Я хочу тебя больше, чем что бы то ни было на свете. Ни о чем другом не могу думать, кроме как о минуте, когда смогу обнять тебя, положить на постель, любить… Это стало навязчивой идеей, одержимостью, и я…

— Прекрати, Томми! Ты несешь чушь! Я не желаю больше слушать!

Кристина отодвинулась от него, а минуту спустя в комнате появилась Джонси, ее старая нянюшка, с чайным подносом в руках, и Томми больше не смог найти времени, чтобы серьезно поговорить с девушкой.

После долгой прогулки верхом, значительно смягчившей напряжение, они очень весело пообедали вдвоем, и поскольку Кристина вновь стала прежней, оживленной и беззаботной, Томми тактично решил не упоминать больше о любви, по крайней мере сегодня.

Поздней ночью, лежа без сна на широкой постели, он, как всегда, думал о Кристине, и вновь ужасное предчувствие охватило его. Сам не зная почему, юноша ощутил твердую уверенность, что, если Кристина отправится в Лондон, как и намеревалась, эта поездка изменит всю ее жизнь и разрушит его счастье. Но он был бессилен остановить ее. И ничего, ничего не мог сделать.

Тысячи сверкающих звезд переливались на синем бархате неба. Теплый ветерок нежно шелестел в ветвях и вершинах деревьев, огромная круглая рыжеватая луна освещала дорогу. Покой и мир сельской местности нарушал лишь грохот колес экипажа Уэйкфилдов, катившегося по пустой пыльной дороге.

Джон Уэйкфилд, откинувшись на мягкие подушки сиденья, задумчиво разглядывал собственное отражение в окне. Одинокая свеча, горевшая в подсвечнике, бросала тусклые отблески на темно-синюю бархатную обивку экипажа.

Он надеялся, что хорошо проведет время в городе, как, впрочем, и Криеси! Поездка наверняка должна стать удачной.

Джон, обернувшись, взглянул на сестру, безмятежно спавшую на противоположном сиденье.

Кристина Уэйкфилд превратилась из озорного подростка-сорванца в ослепительно прекрасную женщину всего за один короткий год, который Джон пробыл вдали от дома. Он был потрясен, увидев, насколько она выросла, и все еще не мог привыкнуть к этой невероятной перемене. Фигура, округлившись, приобрела идеальные формы, а лицо… Боже, да Джон с трудом узнал ее!

Он и сейчас изучал это прелестное лицо, пока девушка сладко дремала. Темные густые ресницы, ставшие, казалось, еще длиннее, веерами лежали на высоких скулах. Прямой узкий носик и округлый подбородок обрели более четкие очертания сейчас, когда они утратили детскую пухлость. Джон прекрасно понимал, что ему придется немало потрудиться, чтобы держать в узде обожателей, которые наверняка начнут осаждать Кристину, стоит ей только появиться в обществе.

Крисси мечтала о поездке в Лондон как о подарке к своему восемнадцатилетию, и Джон не видел причин отказывать ей в этом. Кажется, Кристина Уэйкфилд способна всегда добиться того, чего хочет! Ну что ж, он не возражал. Джону нравилось во всем потакать сестре — больше у него никого не осталось.

Он ясно вспомнил тот роковой день четыре года назад, когда Джонатана Уэйкфилда случайно застрелили на охоте. Именно Джону выпало сообщить Кристине о смерти отца, а мать… мать так и не смогла пережить гибели мужа и три недели спустя скончалась от разбитого сердца — так сказал доктор. Но Джо! борясь со скорбью и печалью, все же сумел помочь Крисси и облегчить страдания сестры. Крисси большую часть времени проводила, носясь по окрестным полям на вороном скакуне. Джон готов был закрыт глаза на выходки сестры, поскольку за три месяца до смерти родителей она призналась ему, что забывает все беды, если летит вперед словно ветер, ни о чем к заботясь.