— Прости меня.

Он поспешно ушел, а остальные, усевшись в тени шатра, приготовились охранять Филипа.

Но от кого и от чего? Сбежать он не мог. Скоро наступит вечер, но солнце будет палить еще не менее двух часов. Филип почувствовал легкий голод, но это было наименьшей из его тревог.

Сегодня с ним не случится ничего особенного, но завтра начнутся настоящие страдания. Сможет ли он их вынести? Сможет ли усилием воли заставить себя умереть?

Придется сегодня всю ночь бодрствовать. Это единственный способ. Две ночи и два дня, проведенные без отдыха, позволят ему завтра погрузиться в сон, от которого он может попросту не очнуться.

Прошел час, и Филип из последних сил заставлял себя держать глаза открытыми. Какая-то тень нависла над ним. Али Хейяз.

— По-моему, получится недурная шутка, если ты умрешь таким образом, не так ли? Ты хотел жить под нашим солнцем и сделать счастливым Ясира, а теперь тебе суждено погибнуть от его лучей! Эта смерть не очень-то приятна. Твой язык распухнет. Но я не хочу, чтобы ты слишком скоро задохнулся. Тебе будут давать воду. Мучиться станешь долго, пока солнце будет заживо поджаривать тебя! А если ты мечтаешь о том, чтобы бодрствовать этой ночью и благополучно проспать весь завтрашний день, забудь об этом! Я велел подлить в твое вино немного сонного зелья, так что зря стараешься. — Али рассмеялся, зная, что убил единственную надежду своего врага. — Ты, кажется, удивлен, Абу. Но видишь ли, я подумал обо всем. Да, завтра ты почувствуешь все на собственной шкуре. Приятных снов, Абу. Эта ночь — последняя в твоей жизни.

С этими словами он повернулся и оставил Филипа наедине с его мыслями.

Филип тянул и дергал за веревки, хотя понимал, что побег невозможен. Наконец он заснул.

Разбудила Филипа боль в глазах. С трудом разлепив веки, он взглянул прямо на утреннее солнце, и оно на мгновение ослепило его. Забыв о том, где находится, и не понимая, почему спит под открытым небом, он попытался подняться и почувствовал боль в плечах.

Значит, солнце уже принялось за работу, подумал он, оглядывая обожженные грудь и руки. По крайней мере Хейяз оказался не прав в одном — он проспал рассвет. Филип старался не двигаться.

Солнце стояло прямо над головой. Язык казался чем-то посторонним, куском пересохшей ткани. Соленые капли пота, катившиеся по груди, раздражали покрасневшую кожу. Сколько еще это может продолжаться?

Филип заставил себя думать о приятных вещах и вскоре забылся в мыслях о Кристине.

Чей-то голос вывел его из забытья, голос, становившийся все громче. С усилием открыв глаза, Филип увидел стоявшего рядом Али Хейяза и попытался что-то сказать, но его губы растрескались, а во рту слишком пересохло.

— Так ты еще не сдох? Должно быть, слишком хочешь жить. — Али повернулся к стоящему рядом арабу:

— Дай ему несколько капель воды, но не больше.

Тот исполнил приказание.

— Завтра утром от тебя останется обгорелый труп, — пообещал Али. — Если ты еще будешь дышать, я велю кому-нибудь прикончить тебя, поскольку завтра мы должны свернуть лагерь и идти дальше. Вода здесь кончается. Я бы взял тебя с собой и снова растянул на песке, но твои люди наверняка начнут поиски и вскоре нападут на след. Так или иначе, ты умрешь завтра. Приятных снов, Абу.

Солнце зашло, но Филип по-прежнему весь горел. Вода, которую он получал, только раздразнила жажду. Он подумал о Кристине, лежавшей всего в нескольких футах от него, в шатре Хейяза. По крайней мере она не видит, как его поджаривают заживо. Правда, возможно, если бы не спала, искренне порадовалась бы его страданиям. В конце концов, она ненавидела его. Ну что ж, скоро Кристина вернется к брату, как всегда хотела.

Луна поднялась уже высоко, когда Филип почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит.

— В лагере наконец все заснули, но мы не должны шуметь. Постарайся не шевелиться, — прошептал наклонившийся над ним человек. — Я — Омер Абдалла, брат Эмины, которая живет в вашем лагере. Умоляю простить моего отца и меня за участие в этом деле. Отец — старый человек и хотел только положить конец ненависти нашего шейха и снова увидеть дочь. Теперь он понял, как плохо поступил, помогая похитить твою женщину. Ни она, ни ты не заслужили таких мук. Я натру тебя мазью, но ты не должен кричать.

Тело Филипа судорожно дернулось, когда холодная мазь коснулась его кожи, и пока Омер натирал его грудь и лицо, он, стиснув зубы, старался подавить рвущиеся из горла вопли.

— Я освободил бы тебя прошлой ночью, но сонное зелье, которое тебе дали, оказалось слишком сильным. Скоро мазь немного утихомирит боль, — пообещал Омер, вытирая скользкие от жира руки.

Он разрезал веревки, поднял Филипа на ноги и дал ему флягу с водой. Тот сделал всего несколько глотков, зная, что много пить опасно.

— Под деревом стоит твой конь, — сказал Омер. — Женщина все еще одурманена и не сможет сидеть в седле. Сейчас принесу ее. Ты можешь говорить?

Филип снова поднес к губам флягу с водой и наконец сумел хрипло прошептать:

— А что будет с…

— Утром отец встретится со старейшинами, еще до того, как пробудится шейх Али. Они запретят шейху мстить тебе и защитят меня от его гнева. Молю тебя понять, что мне было приказано похитить твою женщину. Я делал это не по своей воле, просто иного выхода не было. Сможешь ли ты простить меня?

— Ты будешь желанным гостем в моем лагере, — кивнул Филип.

— Я пойду за твоей женщиной. До восхода остается пять часов. К тому времени ты сумеешь вынести прикосновение бурнуса к коже.

Омер зашел за шатер и разрезал ножом тонкую ткань. Потом, на четвереньках прокравшись внутрь, появился через несколько мгновений с Кристиной на руках. Положив ее рядом с Филипом, он отправился за конем. Омер даже помог Филипу сесть на Виктори, потом устроил Кристину впереди.

— Ты в состоянии ехать верхом?

— Придется, — кивнул Филип. Омер молча повел лошадь в поводу прочь из спящего лагеря.

— Желаю тебе долгой и счастливой жизни, шейх Абу. Аллах да пребудет с тобой.

— Прощай, друг мой. Я обязан тебе жизнью, — прошептал Филип и, послав Виктори в легкий галоп, направился к дому. Каждое движение коня отзывалось в его теле острой мучительной болью, но немного спустя мазь немного притупила ее. Как ни странно, он не испытывал ненависти к Али Хейязу — только жалость. Подумать только, этот человек прожил столько лет, терзаясь неутолимой жаждой мести, иссушившей его душу.

Филип поблагодарил Бога за то, что он еще жив. Он скоро поправится, и к тому же ему удалось вернуть Кристину. Да, есть за что возносить благодарственные молитвы.

Если бы только Кристина со временем смогла хоть немного полюбить его! Не было бы счастливее человека на земле! Но нельзя ее торопить. Если он скажет ей о своей любви сейчас, Кристина лишь рассмеется ему в лицо. Нет, он должен завоевать ее любовь постепенно, не торопясь. Теперь, когда она снова с ним, Филип будет нежен и терпелив.

Кристина медленно очнулась. В голове немного прояснилось, и девушка поняла, что сидит на скачущей лошади. Стоял жаркий день, она видела гриву коня и расстилавшуюся впереди пустыню. Потом ей вспомнился лагерь среди оазиса, обед… вино… и ничего больше. Как она попала сюда? И куда ее везут?

Необходимо сбежать. Попытаться вернуться к Филипу. Перебросив ногу через шею коня, Кристина упала на песок. Мужчина застонал, когда она толкнула его, но девушка, ничего не замечая, торопливо вскочила на ноги и пустилась бежать.

— Кристина!

Она остановилась, не веря своим ушам. Филип приехал за ней и везет домой! Из груди девушки вырвался вопль. Выкрикнув его имя, она круто развернулась.

— О Господи! — охнула она, увидев его словно обваренное кипятком лицо.

— Именно это я и сказал, когда увидел тебя в шатре Али Хейяза, но сейчас нет времени объяснять. Пожалуйста, взберись на коня. Тина, нужно спешить.