— Не нужно, Томми. Не стоит говорить на эту тему.

— Но я хочу, — настойчиво сказал он, беря Кристину за руку. — Мне очень жаль, Крисси. Поверь мне! Я ни за что не причинил бы тебе зла!

— Знаю, Томми. Знаю.

— Только теперь я понял, как ты любишь Филипа Кэкстона. Мне следовало бы сообразить это раньше, но я был слишком поглощен собственными чувствами. Когда Кэкстон приехал сюда, я видел в нем лишь соперника. Но теперь я вижу, что ты никогда не была моей… и всегда принадлежала ему. Передай ему, что я сожалею о случившемся. Он все еще спит, иначе я бы сам попытался поговорить с ним.

— Можешь сказать ему позже.

— Нет, меня здесь не будет. Уезжаю сейчас.

— Но куда?

— Решил вступить в армию по примеру Джона, — смущенно пробормотал Томми.

— Но твое поместье? Земли? Отец нуждается в тебе! — охнула Кристина, хотя видела, что Томми уже все решил.

— Мой отец еще не стар. Мне здесь нечего делать. Я, как и ты, Кристина, всю жизнь прожил на одном месте. Пора и мне повидать мир.

Он дружески поцеловал ее в щеку.

— Мне никогда не найти такую, как ты, Кристина, но, может быть, я все же встречу кого-нибудь.

— Надеюсь, Томми. Правда, надеюсь. И всей душой желаю тебе счастья.

После ухода Томми Кристина долго стояла, глядя на закрывшуюся дверь и ощущая невыносимую тоску и одиночество, словно потеряла маленький кусочек сердца. Томми, с которым она только что говорила, был прежним, тем, кого она любила как брата, и Кристине будет очень не хватать его.

Филип проснулся с дикой головной болью. Солнечные лучи, струившиеся сквозь раскрытое окно, лишь ухудшали дело. Заметив к тому же, что он полностью одет, если не считать одной туфли, Филип тихо застонал.

Прошлой ночью Джон сказал, что Кристина наконец пришла в себя. Или ему все приснилось? Ну что ж, это можно легко выяснить.

Филип встал, поморщился от острой боли в висках и поклялся, что больше не прикоснется к спиртному. Плеснув в лицо холодной водой, он выпрямился, держась за комод, пока боль не унялась.

Некоторое время спустя он даже сумел разжечь огонь в камине, сбрить щетину и переодеться. Почувствовав себя почти человеком, Филип решил, что сейчас самое время навестить Кристину.

Поскольку их комнаты находились рядом, Филип сумел войти незамеченным и застал Кристину в постели. По странному совпадению поверх белой кружевной сорочки на ней был черный бархатный арабский бурнус. Длинные, разметавшиеся по подушке волосы золотым ореолом обрамляли лицо.

— Ты что, не привык стучать? — резко спросила она.

— Ты все равно попросила бы войти, так зачем тратить время, твое и мое? — пожал плечами Филип и, закрыв дверь, сел в кресло, еще раньше придвинутое Джоном к кровати.

— Значит, ты наконец очнулась? Какое вы имели право, мадам, проспать три дня и бросить моего сына на кормилицу?

По тону голоса было непонятно, шутит Филип или говорит серьезно. Кристина предпочла выбрать последнее объяснение и немедленно пришла в величайшее раздражение.

— Прошу прощения, если расстроила тебя столь долгим обмороком, но этим утром я уже успела покормить своего сына. И по всей видимости, он здоров и счастлив. А поскольку ты, кажется, недолюбливаешь кормилиц, Филип, скажи, что бы ты делал, если бы я согласилась отдать его тебе?

— Черт побери, женщина! — зарычал он, но тут же застонал при звуках собственного голоса.

Сообразив, что он страдает от тяжелого похмелья, Кристина весело хихикнула.

— Что ты находишь смешным, будь оно все проклято? — процедил Филип, мрачно глядя на нее покрасневшими глазами.

— Тебя, — сообщила Кристина, едва удерживаясь от смеха. — Что это на тебя нашло? Подумать только, три ночи заливать горе спиртным! Я знаю, ты был расстроен из-за того, что едва не потерял Филипа Джуниора, но это еще не причина допиваться до такого состояния. С ним ничего не случилось.

— Ты лежишь без сознания, я не знаю, останешься ли в ты живых… и ты еще спрашиваешь, с чего мне взбрело в голову напиться?

— Можно подумать, тебе не все равно: буду я жить или умру? Уверена, что если бы я так и не очнулась, Джон отдал бы тебе Филипа Джуниора. По-моему, ты, наоборот, должен был взлететь на седьмое небо от счастья при одной мысли о том, что получишь желаемое. Прости, если разочаровала тебя!

Откинувшись в кресле, Филип угрожающе уставился на Кристину:

— Мне следовало бы спустить с тебя шкуру за эти слова! А, дьявол… не важно! Не стоило приходить! Я, кажется, явился слишком рано. Нужно было сообразить, что ты расстроишься, узнав о том, что твоего любовника засадили в тюрьму.

— Он не был моим любовником, черт возьми! — рявкнула Кристина. — К вашему сведению, мистер Кэкстон, кроме вас, другого любовника у меня не было!

— Вовсе не обязательно так орать, черт возьми! — заорал Филип.

— Да ну? А мне показалось, что иначе ты ничего не услышишь! И кроме того, Томми уже не в тюрьме. Он…

— Я верно тебя расслышал? — перебил Филип, и его зеленые глаза потемнели от гнева.

— Совершенно верно, — ответила Кристина, не обращая внимания на все возрастающую ярость Филипа. — Томми, по моему настоянию, был освобожден вчера ночью.

— Милосердный Боже! — взорвался Филип. — После всего, что он с тобой сделал, ты отпускаешь его, словно ничего не случилось!

— Он не хотел стрелять в меня!

— Знаю! Это меня он собирался прикончить! Вам не приходило в голову, мадам, что я могу возбудить дело в суде?

— Предпочла бы, чтобы ты не делал этого, Филип, — мягко попросила Кристина. — Томми сожалеет обо всем, что произошло. Он…

— Ты уже говорила с ним? — осведомился Филип, не давая ей договорить.

— Да. Он пришел повидаться со мной утром.

— И теперь ты умоляешь меня оставить его в покое.

Филип вновь откинулся на спинку кресла, словно придавленный тяжелым грузом.

— Должно быть, ты в самом деле его любишь…

— Мы с Томми вместе выросли. Были близкими друзьями, пока он не решил, что любит меня. Но я относилась к нему как к брату.

— Но вы собирались пожениться!

— Томми попросил меня выйти за него замуж в первый же день после моего возвращения и не давал покоя до тех пор, пока я уже не смогла этого больше выносить. Я отказывала ему, но Томми не сдавался. Пришлось уехать в Виктори, чтобы избавиться от него, но как только я вновь оказалась в Уэйкфилд-Мэнор, все началось сначала. Тогда я решила попросить Джона уговорить Томми оставить меня в покое, но тот принял его сторону. Честно говоря, я не думала, что еще когда-нибудь увижу тебя, поэтому и согласилась. Кажется, все на свете хотели, чтобы я стала женой Томми. Я любила его как друга и сейчас люблю. Когда он пришел попрощаться сегодня утром, он снова был прежним.

— Попрощаться?

— Да, он уехал, чтобы вступить в армию. Мне будет недоставать его. Когда я разорвала помолвку, он, должно быть, потерял рассудок от ревности, но сейчас все в порядке. Ты все еще хочешь довести дело до суда?

— Нет. Если он уехал, остается лишь пожелать ему удачи. Значит, ты относилась к Хантингтону только как к близкому другу?

— Да.

Филип оглушительно расхохотался, но внезапно, вновь став серьезным, затих и наклонился вперед:

— Я хотел сказать тебе то, в чем должен был давно признаться. Я люблю тебя, Тина. Всегда любил. Моя жизнь ничего не стоит без тебя. Я хочу увезти тебя домой, в Виктори. Если ты откажешься… я пойму… но я не мог не спросить тебя. А если согласишься… я ни на чем не буду настаивать. Знаю, ты ненавидишь меня за те страдания, которые я тебе причинил, но я смогу жить с твоей ненавистью, пока ты будешь со мной…

Кристина заплакала, не в силах поверить тому, что слышит.

— Не обязательно давать ответ сейчас, Тина. Кристина в мгновение ока слетела с кровати, опустилась на колени перед Филипом и обняла его за талию так крепко, что, казалось, никакая сила не могла бы ее оторвать. Филип приподнял ее лицо и стал осторожно гладить по волосам, нежно и вопросительно заглядывая ей в глаза.