— Да, только Филип Кэкстон никак не может быть джентльменом, человеком из благородной семьи, коли он сотворил с тобой такое.

— Единственный родственник Филипа — его брат, но он живет в Лондоне.

— Ну вот, значит, это не его поместье, так что можешь спокойно ехать и рожать свое дитя в Виктори. Мэйвис, кажется, так его назвала. Там ты будешь среди людей, которые позаботятся о тебе.

— Но что скажет владелец, если узнает, что я бесцеремонно поселилась в его доме?

— Мэйвис говорит, его никогда не бывает. Скитается где-то за морями. Слугам без него привольно живется? Никаких забот — разве что содержать комнаты в порядке.

— Но ты раньше говорила, что Мэйвис живет в Дувре.

— Так-то оно так, только семь месяцев назад старая кухарка в поместье померла, и Мэйвис случайно услышала об освободившемся месте. Хозяин не скупится на плату. Он, по слухам, человек богатый. Мэйвис говорит, что получила работу лишь благодаря своей овсянке. Столько народу хотели получить место в этом поместье, что ей просто повезло. Я сегодня же пошлю предупредить ее о твоем приезде. Так что можешь собрать вещи и ехать уже завтра. Я бы охотно поехала с тобой, дорогая, но что станется без меня с этим домом?

— Знаю, но уверена, твоя сестра сумеет за мной приглядеть.

— И кроме того, экономка там уж больно добросердечная. Я и тревожиться не стану, зная, что ты в таких хороших руках.

Когда вечером явился Томми, Кристина не сказала ему, что собирается уехать. Пусть лучше все узнает потом… от Джонси.

Проведя в дороге три дня, Кристина уже на закате оказалась в громадном поместье, известном в округе под названием Виктори. Последние полчаса карета катилась по земле, принадлежавшей Кэкстонам. Кристина поняла, что усадьба Уэйкфилдов по крайней мере в два раза меньше. Величественный трехэтажный особняк, стены которого поросли мхом и плющом, выглядел поистине великолепно.

Кристина сжала дверной молоток в виде большой буквы «К» и постучала в массивные двойные двери. Ей было не по себе оттого, что пришлось буквально свалиться на голову незнакомым людям. Боже, какая горькая ирония в том, что пришлось приехать в дом человека по фамилии Кэкстон, чтобы здесь родить ребенка, чей отец тоже носит эту фамилию.

Дверь распахнулась, и на пороге, приветливо улыбаясь, появилась маленькая пухленькая женщина. Ее черные седеющие волосы были забраны на затылке в тугой узел, добрые серые глаза внимательно рассматривали Кристину.

— Вы, должно быть, Кристина Уэйкфилд. Входите, входите. Я сестра Джонси, Мэйвис. Не могу сказать, как рада, что вы решили приехать к нам, — весело щебетала она, провожая Кристину в гигантский холл высотой по меньшей мере в два этажа.

— Когда сегодня утром приехал посыльный с сообщением, что вы уже в пути, поверьте, этот старый дом снова ожил.

— Но я вовсе не хочу затруднять вас, — сказала Кристина.

— Вздор, дитя мое. Разве это называется «затруднять»? Здесь столько праздных рук, а хозяин вечно в отлучке. Вам здесь будет хорошо, и можете оставаться сколько пожелаете, чем дольше, тем лучше. Добро пожаловать в Виктори!

— Спасибо, — смущенно отозвалась Кристина. Стены просторного, тускло освещенного холла были увешаны древними гобеленами с изображениями пейзажей и охотничьих сцен. В конце вились две лестницы с резными перилами, а между ними виднелись тоже украшенные резьбой отполированные двойные двери. Повсюду стояли кресла, диваны и мраморные статуи.

— Никогда не видела ничего подобного, — с восхищением прошептала Кристина. — Как прекрасно!

— Да, весь дом такой — большой и пустынный. Он нуждается в детских голосах и большой семье, но я до этого не доживу. Хозяин вовсе не спешит жениться и завести детишек.

— О, так, значит, он молод? — удивилась Кристина. Она представляла себе владельца старым и дряхлым.

— Да, так мне говорили, и еще говорили, что он легкомысленный. Предпочитает жить за границей, вместо того чтобы управлять поместьем. Но пойдемте, вы, должно быть, устали после такого долгого путешествия, да еще в вашем-то положении. Сейчас я покажу вам вашу комнату, и вы сможете отдохнуть до ужина, — объявила Мэйвис, провожая Кристину к лестнице.

— Знаете, мисс Кристина, ваш малыш будет первым за два поколения, кто появится на свет в Виктори. Экономка Эмма говорила, что последней в этом доме родилась леди Эндженет, а она была единственным ребенком.

— Так, значит, мистер Кэкстон родился не здесь? т — Нет, за морями, в чужой стороне. Леди Эндженет много путешествовала в молодости, — ответила Мэйвис.

Тревожное предчувствие вдруг сжало сердце Кристины, но она прогнала его прочь.

— Я поселю вас в восточном крыле, там по утрам бывает солнышко, — пообещала Мэйвис. Они добрались до второго этажа и свернули в длинный коридор, тоже увешанный прелестными гобеленами.

Подойдя к первой спальне, Кристина остановилась. Дверь была открыта, и синие тона интерьера напомнили ей ее комнату дома. Кристина была поражена размерами и красотой спальни. Ковер и шторы были из темно-синего бархата, обивка мебели и покрывало на широкой кровати — в более светлых тонах. У стены возвышался огромный камин из черного мрамора.

— Нельзя ли мне пожить в этой комнате? — неожиданно для нее самой вырвалось у Кристины. — Синий цвет — мой любимый.

— Конечно, дитя мое. Уверена, мистер Кэкстон не стал бы возражать. Его никогда не бывает дома.

— О… я не знала, что это его комната. Наверное, не стоит…

— Ничего, дитя мое. Эта комната нуждается в человеческом тепле. Здесь уже больше года никто не живет. Я велю принести сюда ваши вещи.

— А разве в шкафах не висит его одежда?

— Верно, но эта комната предназначалась для двоих, и для вас вполне хватит места.

После ужина Мэйвис показала Кристине дом. Добродушная домоправительница, Эммелайн Лоренс, тоже присоединилась к ним. На третьем этаже находились помещения для слуг, библиотека и классная комната. Второй этаж западного крыла был совершенно нежилым, а половину первого этажа занимал гигантский бальный зал. Кристина осмотрела кухню, большой банкетный зал и меньшую по размерам столовую на одной стороне дома. На другой помещались кабинет хозяина и выдержанная в зелено-белых тонах гостиная, где на стенах висели фамильные портреты. Кристину как магнитом потянуло к самому большому, украшавшему стену над камином. Девушка молча стояла, глядя в темно-зеленые глаза с золотистыми искорками. На портрете была изображена прелестная женщина с угольно-черными волосами, ниспадавшими на обнаженные плечи. Неприятное предчувствие вернулось с новой силой.

— Это леди Эндженет, — сообщила Эмма. — Такая красавица! Ее бабка была испанкой, именно поэтому у леди Эндженет такие темные волосы, но глаза она унаследовала от отца.

— Она выглядит такой печальной, — прошептала Кристина.

— Да, этот портрет был написан после того, как хозяйка вернулась в Англию с двумя сыновьями. Она никогда больше не была счастлива, но никому не призналась, в чем причина.

— Вы упомянули двух сыновей?

— Да, мистер Кэкстон и его младший брат, который живет в Лондоне.

Приступ головокружения оказался настолько сильным, что Кристина рухнула в ближайшее кресло.

— С вами все в порядке, мисс Кристина? Вы так побледнели, — воскликнула Мэйвис.

— Н… не знаю… мне что-то не по себе. Не могли бы вы сказать, как зовут мистера Кэкстона? — спросила она, хотя уже знала ответ.

— А я думала, что говорила, — удивилась Эмма. — Филип. Филип Кэкстон, эсквайр.

— А его брата зовут Пол? — пролепетала Кристина.

— Да… но откуда вы знаете? Вы знакомы с мистером Филипом?

— Знакома? — истерически расхохоталась Кристина. — Я ношу его ребенка! Мэйвис охнула.

— Но почему вы не сказали мне? — потрясение проговорила Эмма.

— А по-моему, это великолепно! — выпалила Мэйвис.

— Но вы не понимаете! Я не знала, что это его дом. Мэйвис, вы не назвали Джонси имени мистера Кэкстона, а Филип не говорил мне, что у него есть поместье в этой части страны. Я не могу остаться здесь — ему бы это не понравилось.