Он был бледный и измученный, несчастный человек, потерянный в этом мире, идущий на свет с завязанными глазами. Через десять минут он снова влез в контейнер. Эллис отдала ему пищу и закрыла его:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- До следующей ночи, Карл! — она вышла из бокса, с точностью до секунды.

Они встретились с Кирби уже возле кают.

— Всё прошло нормально? — спросил он её еле слышно.

— Так, он держится. А ты настоящий человек, Кирби. Хочу напомнить тебе, не думай об этом, когда рядом будет находиться Дейн, на всякий случай, — прошептала она.

— Ладно, сам знаю, — кивнул Торес

Следующий день прошёл, так же как и предыдущий. Она почти не выходила из каюты, чтобы не дай бог не сталкиваться с кем-нибудь лишний раз. После обеда Данас всё-таки задержал её в коридоре:

— Эллис, что с тобой, ты вся такая напряженная? — он внимательно заглядывал ей в глаза как в душу. — Я не понимаю, что-то происходит с тобой!

— Нет, Данас что ты, я просто переживаю из-за своего нарушения и пытаюсь не сделать другого, поэтому, и сижу у себя подальше от капитана. Всё нормально, — устало проговорила девушка.

— Не надо всё так близко принимать к сердцу, ты сорвёшь себе нервы. Если так летать, то лучше уже оставаться на Земле. Пойдём, я провожу тебя.

Данас зашел следом за ней в её каюту. Как только за ними закрылась дверь, он обнял Эллис крепко-крепко. Она прижалась к его груди, и ей захотелось расплакаться, так тяжело ей было скрывать от него правду, она бы хотела всё-всё ему рассказать, облегчить перед этим человеком, уже ставшим для неё чем-то большим, чем друг, своё сердце, но что-то мешало ей. Данас почувствовал, что ей плохо и обнял её так же как когда-то в парке после её возвращения из Сорренто.

И опять она поднялась ночью и вышла из своей каюты, только ей уже не надо было будить Кирби. Он ждал её в коридоре. Всё повторилось. Он поднялся в рубку, она на кухню и вниз.

Карлу было тяжело целый день находиться в этом ящике и ждать, но он ни одним словом не выразил свои жалобы и страдания. Его рана понемногу затягивалась.

— Я рад тебя видеть, Эллис. Мне приходиться всё время спать, чтобы вынести одиночество, — сказал он улыбаясь.

— Ничего, ещё немного и у тебя будет компания и свобода. И у меня тоже! Очень тяжело скрывать ото всех нашу тайну. Я всё время сижу в своей каюте.

Снова она закрыла его через десять минут и вышла. Кирби действовал безупречно. Они остановились в коридоре возле её каюты.

— Кирби, тебя не мучает совесть? — тихо спросила у него Эллис.

— Мучает. Но ведь мы не преступники, ты сама мне это говорила. Когда мы прилетим, я с радостью помашу ему обеими руками на прощание. А сейчас конечно это сильно бьёт по нервам, — ответил он.

— Я рада, что ты меня не разочаровал.

— А зачем тогда друзья, верно?

Расставаясь, Эллис по-дружески легонько обняла его. Вдруг, Кирби отшатнулся от неё и побледнел, глядя ей за спину. Она обернулась и обмерла! Прислонившись, к стене стоял Данас. Эллис задрожала от холода под этим взглядом. Он приблизился к ним и заговорил глухим чужим голосом, выбросив вперед руку с указательным пальцем и обращаясь только к ней:

— Не могу поверить, что так ошибся в тебе! Вот почему ты вся на нервах! Боишься, что заметят твою интрижку с Торесом? Хочешь проверить, действительно ли ты освободилась от Марка с каждым встречным? Мерзавка! — яростно шипел Данас, и Эллис вздрагивала при каждом его слове как от удара кнутом, но молчала. А Дейн продолжал сыпать свои обвинения в её адрес:

— Никогда не прощу тебе этого! Забудь все, что я тебе когда-либо говорил! Теперь ты для меня не существуешь, подлая лицемерка! Жалко этого дурака, который идёт у тебя на поводу!

Эллис смотрела на него расширившимися от ужаса глазами, сдерживая себя в мыслях, она не издала ни звука. Кирби растерялся до такой степени, что вообще перестал соображать, что происходит, поэтому он тоже молчал. Данас с ненавистью посмотрел в последний раз в эти огромные зеленые глазища и пошел прочь.

Эллис не веря в случившееся, как слепая на ощупь вошла в свою каюту и упала лицом вниз на койку. Со стонами она принялась молотить кулаками по подушке:

— Господи, я не хотела этого! Ну почему он не спал?! Я не хочу, чтобы так было! Как же мне плохо! Нет, Данас, нет, только не это!

Она совершенно забыла про Кирби. Эллис подняла голову и увидела, что он стоит возле неё с серьёзным нечего не понимающим видом.

— Ну что ты на меня так смотришь!? — всхлипнула Эллис. — Он подумал … совсем о другом. Данас решил, что я предала его с тобой! И что мне теперь делать! Что?

— Эллис, у вас с Данасом что-то было? Никогда его не видел таким!

— Да, мы с ним стали встречаться на Земле после нашего возвращения. Он говорил, что любит, а теперь ненавидит! Как глупо всё получилось! О!!! Мне хочется умереть, мне надоело терять…

— Эллис! Что ты такое говоришь?!! Успокойся, всё уладится … потом, — как мог, успокаивал её Кирби.

— Ничего не уладится! Я не смогу сказать ему правду! Он не поверит мне или выдаст со злости, я не знаю. … Пусть всё остаётся, так как есть, пусть он думает, что мы тайно встречаемся по ночам, пусть лучше эта ложь, чем он узнает правду. Тогда пропаду и я, и ты, и Карл. Не пытайся убедить его в обратном. А теперь иди, я хочу побыть одна!

Кирби ушел, с растерянным и озабоченным видом, а Эллис сидела и кусала губы. Горькие слёзы катились по щекам: «Всё кончено! Он никогда меня не простит. Господи, это наказание за мою ложь. Я хороню народившуюся любовь, она созревала во мне, а я погубила её своими руками. Спасая Карла, я погубила душу Данасу!».

Не одна она не спала этой ночью. Данас Дейн простоял до утра, глядя в неменяющуюся темноту и сияние звёзд в иллюминаторе. В нём кипела горькая обида, злость и боль застилали глаза красной пеленой. Ему хотелось, вытрясли из Эллис всю душу, как он мог так доверчиво попасться на эти прекрасные глаза. Он злился на себя, что так мучается из-за женщины. В глубине своего сердца, он всё ещё её любил, но он знал, что со временем вырвет из себя эту глупость: «Пусть живет, как хочет! Как они оба побледнели, думали, что всё пройдет незамеченным. Этот болван добился таки своего! Эллис, как ты могла?!! Я знал тебя другой, что же произошло? Я не могу поверить, у меня в голове не умещается твой поступок, я горько разочарован!». До самого подъёма он не мог успокоить бушевавшие внутри него чувства, ему абсолютно не хотелось узнать, о чём они оба думают, боясь услышать в её мыслях такое, что лишит его последней капли равновесия.

Эллис ненадолго задремала. После гудка подъёма, она еле оторвала тяжелую голову от подушки. В глазах пекло, а на сердце лежал огромный холодный камень, в висках дико пульсировала боль. У неё никак не получалось принять всё как есть, она запуталась в своих мыслях и чувствах. Эллис заставила себя с большим трудом одеться и умыться, про настрой на рабочий день говорить не приходилось.

За завтраком всё было как всегда, за исключением тревожных взглядов Кирби и полного безразличного отчуждения Данаса.

— Эллис, ешь, ты привлекаешь к себе внимание, — шепнул Торес.

Она с трудом запихнула в себя весь завтрак, совершенно не ощущая его вкуса. Эллис на самом деле боялась заглянуть в глаза яшвара, боялась увидеть там крах своей надежды и прочесть в них испепеляющую ненависть.

Если она и встречалась с Данасом, то он проходил мимо, не замечая её, обдавая жгучим холодом. Ни разу он не заговорил с ней даже по работе, и она тоже продолжала молчать, отводя взгляд, взвалив на себя тяжелый крест разрушения ради спасения.

Ужинать Эллис уже не пошла, как всегда просидев большую часть времени у себя в каюте, размышляя о своей странной жизни. Ночью, они снова, с ещё большей осторожностью исполнили свой план, как двое матёрых заговорщиков.

Карл взглянул на мрачное лицо девушки и вежливо поинтересовался: