В лунном пятне появилась женская фигура.

— Джинджер!

— Да, любимый, — проворковала она и подошла к нему.

Она была обнажена, и ее тело светилось в лунном сиянии, а рыжие волосы горели, рассыпавшись по плечам и пышной груди.

— Черт возьми, Джинджер, ты не можешь оставаться здесь! Уходи немедленно.

Она подошла к нему еще ближе. Его взгляд охватил ее полные груди, плоский живот, округлые бедра, стройные ноги с рыжим треугольником волос между ними.

— О Господи, — простонал Рэндольф.

Она рассмеялась глубоким, чуть хриплым смехом. Обвивая его шею руками, она прошептала:

— Позволь мне остаться хотя бы на час, Рэндольф.

— Это невозможно.

— Ну, хоть на пять минут.

— Джинджер, говорю тебе в последний раз: я люблю Сильвию Фэрмонт.

Джинджер улыбнулась и взялась руками за ремень его брюк. Он стоял, не смея сдвинуться с места, пока его подружка расстегивала и снимала с него брюки. Обняв его и глядя ему в глаза, она медленно опустилась на колени.

— Скажи мне, Рэнди, — сказала она, целуя его бедра, — сможет ли твоя ненаглядная Сильвия сделать то, что делаю я?

Особняк на Руссо-стрит, построенный из кирпича и коричневого камня, был высотой в три этажа. Его интерьер составляла мебель красного дерева, а оконные рамы и двери были сделаны из черного ореха. Дорожки и мягкие ковры восточной работы устилали полы. В расположенных внизу гостиных стояли рояли, скульптуры, на стенах висели копии картин известных мастеров, дверные ручки отливали серебром.

На третьем этаже, в просторной угловой комнате с камином и каминной полкой из натурального белого мрамора, спал мужчина. Над каминной полкой висело дорогое французское зеркало. Перед ним стояла молодая красивая женщина. Расчесывая длинные светлые волосы, она тихо что-то напевала.

Хилтон Кортин спал обнаженным в одном из самых дорогих публичных домов Нового Орлеана. Милли Морей, одетая только в темно-лиловую атласную ночную рубашку, считала себя самой счастливой женщиной. Из двух дюжин красавиц, живущих в этом доме, Хилтон выбрал именно ее. Поднимаясь вверх по мраморной лестнице под руку с Хилтоном, она ловила на себе завистливые взгляды девушек.

Милли не могла опомниться от счастья. Какую ночь она провела! Хилтон Кортин был из тех мужчин, которых каждая девушка мечтает затащить к себе в постель, но не каждой это удается.

Хилтон Кортин относился к ней так, будто она принадлежала к одной из самых известных креольских семей в Новом Орлеане. Он привел ее в гостиную на первом этаже и целых два часа развлекал забавными историями из своей жизни, угощал дорогим шампанским, внимательно слушал ее, когда говорила она, будоража ее кровь нежными ласками и поцелуями.

Потом они поднялись в ее комнату, он начал медленно раздевать ее, и она совершенно забыла, что имеет дело с клиентом, который купил ее для собственного удовольствия. Они провели вместе великолепную ночь, двое молодых страстных любовников, стремящихся доставить друг другу наслаждение.

Хилтон открыл глаза, почувствовав запах ароматного кофе, который Милли разливала по чашкам. Подойдя к кровати и откинув кружевную противомоскитную сетку, она поставила перед Хилтоном поднос, на котором стояла чашка.

— Нет ли у тебя утренней газеты, Милли? — спросил он, отхлебывая кофе.

— Да, есть. — Разочарованная Милли протянула ему газету.

— Спасибо, дорогая. — Поставив кофе на прикроватный столик, он взял газету.

Его внимание привлекла статья озаглавленная: «Победа техасцев во главе с Сэмом Хьюстоном». Хилтон углубился в чтение.

«Храбрые техасцы разгромили ненавистного врага — мексиканскую армию во главе с Санта-Аной. Двадцать первого апреля генерал Сэм Хьюстон со своим войском настиг армию Санта-Аны в устье реки Сан-Хасинто. Сражение было коротким, но ожесточенным, и эти восемнадцать минут никогда не забудутся. Сверкая ножами, используя приклады ружей как дубинки, техасцы прорвали вражескую оборону, выкрикивая в пылу боя: „Запомните Аламо!“

Генерал Санта-Ана, уцелевший в сражении, был приведен к генералу Хьюстону. Известный мексиканец поздравил Хьюстона с победой. Докладывают, что Хьюстон оставался совершенно спокойным и даже не поднялся, чтобы приветствовать Санта-Ану, так как во время боя повредил ногу.

Похоже, техасцы, наконец, завоевали свою независимость. Мы преклоняемся перед их храбростью и упорством. Да здравствует Республика! Запомните Аламо!»

Хилтон сложил газету.

— Запомните Аламо! — повторил он. — Крис, дружище, ты сделал это! Ты завоевал свободу! Техас отстоял свою независимость.

— Хилтон! — Милли удивленно смотрела на него. — С тобой все в порядке?

— Я прекрасно себя чувствую, дорогая, просто прекрасно! — воскликнул Хилтон, вскакивая с кровати.

— Хилтон, — сказала Милли, удерживая его, — ложись. Я думала, что мы… Ты не хочешь снова заняться со мной любовью?

— Милли, дорогая, не искушай. Я полный банкрот. — Хилтон рассмеялся, настолько забавным показалось ему это признание.

— Я согласна принадлежать тебе бесплатно, Хилтон.

— Это будет несправедливо.

— Вполне справедливо. Кроме того, куда ты пойдешь?

Лицо Хилтона посуровело. Своим вопросом Милли невольно задела его гордость. В самом деле, куда он пойдет? Где в нем нуждаются? Чем он займется? А впрочем, какая разница…

— Я полагаю, — задумчиво протянул он, — что займусь тем, чему меня учили.

— И что же это такое?

— Поступлю на службу в армию Соединенных Штатов. Возможно, они во мне нуждаются.

— Сомневаюсь, — ответила Милли, стараясь не показывать своего разочарования.

— Я тоже. — Хилтон ухмыльнулся. — Вот и проверю это.

Подъезжая к дому, Сильвия увидела карету доктора Толбота, остановившуюся у парадных дверей, и ее зазнобило от страха, несмотря на жаркий августовский день.

— Делила, — сказала она, повернувшись к негритянке, — маме стало хуже.

Делила, которую почти не было видно за горой коробок и свертков, сжала ее холодную руку.

— Не спеши с выводами. Доктор постоянно навещает ее. Это вовсе не означает, что ей стало хуже.

— Я знаю, но сегодня утром она была не совсем здорова. Поэтому не смогла пойти с нами по магазинам. Мама была такой бледной…

Не договорив, Сильвия выпрыгнула из кареты и побежала к дому. Кучер и Делила, подхватив коробки, последовали за ней.

Кухарка Нана стояла в холле, заламывая руки и крича:

— Я послала Тео за мистером Фэрмонтом! Он будет здесь с минуты на минуту.

Сильвия с сильно бьющимся сердцем взбежала по лестнице и остановилась перед закрытой дверью спальни матери. Приказав себе перестать дрожать, она сжала кулаки и прислушалась к голосам, доносившимся из-за двери.

— Никаких перегрузок, миссис Фэрмонт. Вы еще слабы и должны проводить в постели как можно больше времени, — услышала она хрипловатый голос доктора.

— Доктор, Сильвия самое бесценное, что у меня есть. Через несколько месяцев она выходит замуж, и я хочу, чтобы все было устроено по высшему разряду. А нам так много надо сделать!

— Если вы хотите увидеть вашу дочь идущей к алтарю, вам лучше поручить все дела кому-нибудь другому.

Сильвия побледнела от страха. Постояв немного, чтобы собраться с силами, она заставила себя улыбнуться и пошла в комнату.

— Мама, — сказала она, пожимая слабую руку матери. — Мне так жаль, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Но я надеюсь, что доктор Толбот быстро поставит тебя на ноги. — Она улыбнулась и посмотрела на седого врача.

— Нет, — возразил доктор, — это можете сделать только вы, молодая леди. Вы и ваш отец.

— Тогда скажите мне, что надо делать, доктор Толбот.

— Вашей матери нужен покой. Она не может носиться по магазинам, покупая для вас наряды. Она сообщила мне, что вы собираетесь поехать в Новый Орлеан за покупками.