Юбки так и норовили обмотаться вокруг ног и задержать меня, поэтому я их совсем неэлегантно подняла, заткала, закрепив на поясе и юркнула за ближайшую ольху. Далеко уходить в лес я не планировала. Во-первых, лесник из меня так себе, заплутаю в трех соснах и все, а во-вторых, нет никакого смысла забираться в чащу. Обойду деревню и пойду вдоль дороги. Рано или поздно куда-нибудь да выйду. Мне главное до телефона добраться, а там уж помощь придет.

О том, почему сейчас на дворе лето и куда делась зима, я решила пока не думать. Разумных вариантов у меня не было, а от неразумных — толку ноль. Вот выберусь из этой богом забытой глуши — там во всем и разберусь.

Обойти деревню оказалось не таким уж простым делом. Она состояла из одной единственной улицы, и все дома стояли вдоль извилистой дороги, растягиваясь лентой на несколько километров. Они то жались, чуть ли не залезая друг к другу на крышу, то расползались, утопая среди зелени.

Местами лес подступал вплотную к заборам, а иногда отходил, огибая ухоженные, а местами уже пустые картофельные поля. Кое-где стоял такой непроходимый бурелом, что приходилось углубляться в лес, чтобы его обойти, а где-то одиноко возвышались гордые березы, и я чуть ли не ползком перебиралась от одной к другой.

Вдобавок я пару раз едва не попалась на глаза поздним грибникам, а однажды одинокий рыбак, возвращающийся с уловом по едва приметной тропочке, прошел всего в метре от меня — я едва успела упасть под малиновый куст и притвориться невидимкой.

Когда я, всклокоченная и чумазая, наконец, выбралась на дорогу, оставив деревню далеко позади себя, солнце уже клонилось к закату. Расслабляться было рано, поэтому я на ходу сжевала яблоко, сделала пару глотков из фляги и быстрым, размеренным шагом пошла вперед, стараясь держаться у самой кромки, чтобы в случае чего успеть скрыться под сенью деревьев.

К счастью, навстречу мне так никто и не попал. Но если сначала я радовалась одиночеству, то спустя пару часов меня это начало напрягать, потому что до ближайшего поселения могло быть как пять минут ходьбы, так и полдня, и тогда мне грозила весьма неприятная перспектива провести ночь в лесу, в гордом одиночестве. Конечно, природа лучше, чем жених-маньяк, но все равно страшно. Судя по той тишине, что царила вокруг, меня завезли в такую глушь, что здесь запросто можно встретить и волка, и медведя, и кабана, а у меня с собой лишь короткий складной нож.

Я припустила быстрее, пытаясь обогнать подступающие сумерки и засветло выбраться к людям, но чем дольше шла, тем яснее понимала тщетность своих потуг. Надо было что-то решать с ночлегом. Оставаться у дороги — опасно, мало ли кто ночью может по ней перемещаться, уходить в лес — то же не лучшая идея. Волки очень обрадуются, если найдут мое заплутавшее тельце среди елок, а мне страсть как не хочется становиться чьи-то ужином.

В свое время мне очень нравилось смотреть передачи о том, как люди выживают в природных условиях. Надеюсь, это была не пустая трата времени и те крохи знаний, что остались в голове, помогут мне пережить эту непростую ночь.

После недолгих поисков мне удалось найти крошечную прогалину, укрытую от дороги молодым орешником. С одной стороны ее полукругом опоясывала густая поросль, а с другой скромно пристроился разбитый старостью вяз, на который в случае чего можно забраться.

Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что не стоит ждать, когда совсем стемнеет, и лучше сделать это сразу, тогда меньше шансов свалиться и сломать себе шею, тем более широкая развилка в паре метров над землей казалась вполне удобной и пригодной для отдыха, а я чертовски устала.

Не спеша поела, сделала все свои дела в соседних кустиках и остановилась у дерева, прикидывая, как лучше к нему подступиться. Не то чтобы я была матерым древолазом, но в детстве, как и многие с удовольствием карабкалась по березам, поэтому решительно шагнула вперед.

Самая нижняя ветка показалась подходящей. Я подпрыгнула, вцепилась в нее обеими руками, подтянулась, потом перехватилась чуть повыше, а ногами обхватила ствол. Так, еще немного, еще чуть-чуть. Непривыкшие к грубым нагрузкам ладони моментально засаднило, юбки мешались, но я не сдавалась. Карабкалась, пыхтела от усилия, сопела…да так увлеченно, что пропустила момент, когда на дороге появились всадники. Лишь когда они практически поравнялись с тем местом, которое я облюбовала на ночь, до меня дошло, что тот размеренный звук, который я слышу, вовсе не грохот собственного сердца, а перестук лошадиных копыт.

От неожиданности замерла, повиснув на суку перезрелой грушей, и сквозь редкие просветы в орешнике уставилась на внезапных гостей, пытаясь понять, чем мне это грозит.

Их было пятеро, все верхом на рыжих, мохноногих лошадях, и вид у них был совсем не благородный. Одеты они были не как крестьяне в деревне, а скорее, как охотники — темная одежда, высокие сапоги, у двоих на головы были натянуты капюшоны, а один вообще щеголял повязкой на глазу. Форменные разбойники!

У кого-то к седлу были привязаны туго набитые мешки, у кого-то тушки зайцев и бурдюки с водой. Это все, что мне удалось рассмотреть на таком расстоянии, а подходить ближе и выяснять, что у них там еще с собой — не было никакого желания. Почему-то мне казалось, что не стоит приставать с вопросами к пятерым мужчинам подозрительного вида, если ты хрупкая девушка, да еще и оказавшаяся одна в таком захолустье. Вряд ли они помогут, довезут до ближайшей станции метро или одолжат телефон, чтобы позвонить родным.

Поэтому я сделала то, что и любой другой здравомыслящий человек на моем месте. Затихла, стремясь стать невидимой, и даже перестала дышать, чтобы, не дай бог, не выдать своего присутствия.

Но у судьбы как всегда свои планы.

Путники уже практически проехали мимо, когда сук подо мной обломился, и я упала. Приземлилась неудачно, немного подвернула ногу и, неуклюже взмахнув руками, повалилась ничком, испачкав и одежду, и волосы, и лицо.

Я еще не успела выплюнуть, попавшую в рот землю, и подняться, как в мое укрытие ворвалось двое.

— Выжла! — брезгливо выплюнул один из них и достал из пристегнутых к поясу ножен самый настоящий меч.

Я вскочила на ноги, зачем-то схватив с земли сломанный сук, испуганно прижалась спиной к дереву и уставилась на них.

— Дикая совсем, — ухмыльнулся второй, и я услышала, как в потемках тихо лязгнул складной нож.

От страха у меня пропал голос, ноги стали совсем ватными, и все мысли, что до этого были в голове, словно ветром сдуло.

— Чего у вас тут? — сквозь кусты к нам уже продирались остальные.

— Да вот смотри. Нежить поганая подкрадывалась.

— Одна? Эти твари стаями часто бродят.

Мужики прислушались, напряженно вглядываясь в сумрак леса, потом один из них, самый низкорослый и коренастый, произнес:

— Вроде как одна.

— Что будем делать? Нельзя заразу оставлять.

— Сожжем?

— Ага, чтобы нас по огню выследили? Давайте разрубим и закопаем поглубже, чтобы зверье не отравилось.

В смысле разрубим? Как разрубим? Это они про меня что ли?

— Ааа…ээээ, — из груди вырвался протестующий стон, и разбойники тут же подобрались, выставив перед собой оружие.

— Злится, тварина, нападать готовится.

Я готовилась или обделаться от страха, или впасть в глубокий дамский обморок, и по-прежнему не могла выдавить из себя ни слова.

— Так, все. Давайте, по-быстрому ее разделаем и дальше поедем, — деловым тоном предложил тощий как жердь мерзавец, — Мы еще слишком близко к Вроину, и у меня нет ни малейшего желания попасться в лапы к стражникам из-за какой-то выжлы!

— Ты прав, — сказал тот, у которого была повязка на глазу, и хладнокровно занес меч для удара.

От ужаса меня разбил паралич, и вместо того, чтобы орать, сопротивляться или хотя бы просто спасаться бегством от этих ненормальных, я просто стояла на месте, не в силах даже пошевелиться, и переводила безумный взгляд с одного разбойника на другого.