— И ты не мог сказать мне, чтобы я не рвал на себе волосы все эти дни?

— Я не мог, иначе ты тоже был бы в опасности. Я считаю, что убийство заказал кто-то из приближённых герцога. Если бы я тебе рассказал, ты бы тотчас рванул в Трисфолд, устроил бы разборки! Тебе надо было задержаться в Басселе.

— Да, ты прав. Отчасти. Я пошёл бы в Трисфолд и сделаю это очень скоро. Но я не пойду к Вальтехалу, я пойду сразу в королевский замок.

— Это самоубийство. Ты обвинишь родственников короля в заговоре. Думаешь, он с радостью тебя выслушает?

— А что ты предлагаешь, Кранц? Прятать её в бассельских руинах до Последнего Звездопада?

— Не надо прятаться. Я вёл переговоры с Его Светлостью Содагаром, он почти согласен выдать Лейну за своего сына, пусть и не старшего. Вы получите здесь землю, людей. Вот это самое поместье, которое я уже начал восстанавливать. Баронет Броспего, как тебе?

— Нет, ты рехнулся. Ты хоть представляешь, что творишь? Разорвать помолвку с сыном Вальтехала, кровным родственником Его Величества. Он хочет их поженить только для того, чтобы оставить меня и мои корабли в Трисфолде, а ты предлагаешь мне всё это забрать и укрываться в Басселе. Хочешь сказать, Содагар согласен на такое? Да это объявление войны короне Летары!

— Никакой войны не будет. Королю нужен зависимый, спокойный Бассель. Один намёк на враждебность — и город опять поднимет голову, заберёт себе Бор и Станбаль, отрежет Юг от столицы. Агустур на это не пойдёт и Вальтехала тоже приструнит. Главное, чтобы ты не делал глупостей.

— Глупости тут делаешь только ты, Кранц, — Броспего рычал при каждом выдохе, будто старый волк. — Я ухожу. Ухожу навсегда из этого гнилого города, от этих сраных Лис. Не смей больше подходить к моей дочери.

Касилиам удалился и оставил в раскуроченном зале лишь двоих Лисов и их Настоятеля под личиной трисфолдского купца. Кранц смерил их полным разочарования взглядом и протяжно вздохнул.

— Пошли вон, — шикнул Настоятель.

Ладаим побрёл к выходу, но Химера его остановил.

— Нет, — Варион сложил руки на груди. — Мы хотим объяснений.

— Пойдём, а? — прошептал Крысолов.

— Кто вы такие, чтобы я вам что-то объяснял? — Кранц терял терпение. — Вы достаточно дел натворили. Лучшим исходом для всех будет тот, при котором вы сейчас же уйдёте отсюда, а я забуду о нашей встрече.

Химера хотел призвать Настоятеля к ответу. Четырнадцать лет рассказов о незыблемой преданности Лисам привели Вариона в заброшенную усадьбу, где его и Крысолова чуть не убил врождённый маг, посланный их же господином.

Он смотрел в глаза Кранцу, но тот даже не моргнул.

— Семья, да? — проговорил Химера. — В жопу такую семью.

Когда Лисы вышли из усадьбы, Броспего уже угнал лошадей прочь от проклятого места. Они шли в тишине, но в каждом порыве ветра Химере слышались голоса Кранца, Касилиама и Альхиора.

— Неужели всё кончилось? — не сдержался Ладаим, когда выломанные шаадамарцами ворота остались позади. — Какие же они всё-таки уроды, эти богачи.

— Ничего не кончилось, — Варион не верил. Ему хотелось обернуться, вновь взглянуть на поместье Яголл. — Нами играли, как твоими картами.

— После игры карты возвращаются обратно в колоду, — Крысолов сумел улыбнуться. — Не хочешь напиться? Давно не сидели в «Морде», а у меня до сих пор горло сушит.

Химера смотрел на расслабленное лицо друга и на свою одежду, запачканную кровью и порезанную осколками стекла. Отчасти он жалел, что Альхиор не добил его, ведь тогда он уже обрёл бы желанный покой. Таким, как Лисы, не суждено было попасть в царство Далёкой Звёзды, даже если бы оно существовало. Им грозило лишь место в мире Чёрта, первого упира, но Варион был согласен и на это. Так ему не пришлось бы жить дальше с предательством того, кто воплощал все заповеди Лисьего Приюта. Явившись в темницу городской стражи, Кранц просил не рассказывать об их встрече. Вот только тогда Химера не знал, что господин и отдал его на растерзание всей Большой Земле.

— Он брешет, Ладаим, — Варион решил сознаться. — Кранц — это Настоятель, он говорил со мной. И теперь мы знаем, что он всё устроил. Приют нас предал.

— Ты бредишь, Химера, — Крысолов явно старался побороть эту мысль. — Будь это так, Гадюка бы давно тебя сожрала. Иди домой, расслабься, выпей. Могу подкинуть денег на «Багровый Шёлк».

Последние семь дней забрали слишком много сил. Варион с трудом помнил, как попрощался с Ладаимом, добрался до «Пёсьей Морды» и прошёл в гостевую спальню. Кажется, он встретил Бертольда, а может и кого-то из его сыновей. Как в тумане он сорвал с себя одежду и стянул сапоги, под которыми сочились кровью свежие мозоли.

Он не хотел ни с кем говорить. Он не хотел возвращаться в Лисий Приют и видеть нахальную морду Гадюки. Он не хотел случайно встретить Кранца Родейна в катакомбах под обителью прорицателя Кваранга, потому что не знал, что может с ним сделать.

Химера хотел лишь спать, и желание это наконец осуществилось.

«Почему вы думаете, что зима нам даётся в наказание? Я вот верю, что она нужна для того, чтобы спокойно перевести дух и не переживать каждый день об ускользающем из-под носа лете». Якфолд Гревийский, «Мои истории».

Химера проснулся от настойчивого стука в дверь. Перед сном он закрыл ставни, и в комнате было темно, но Лис ясно видел очертания гостевой комнаты Бертольда. Он натянул бриджи и побрёл к двери, которая всё это время сотрясалась под кулаком незнакомца.

На улице, у порога, стояла Лейна Броспего. Девушка куталась в шерстяной плащ и пыталась согреть руки дыханием. Химера пропустил её внутрь. Лейна проследовала к середине комнаты и швырнула плащ на кровать. На ней осталось только лёгкое фиалковое платье с цветочной вышивкой на подоле.

— Привет, Дарон, — девушка едва заметно улыбалась. — Я замёрзла, можно у тебя побыть?

— Ты же уехала? — не поверил своим глазам Варион. Он прошёл в конец комнаты в поисках завалявшейся бутыли с брагой.

— Я не смогла. После всего, что из-за меня случилось. Я очень долго думала и поняла, как… — девичий голос за его спиной сломался и превратился в глубокий бас. — Как низко ты пал, Химера.

Когда Лис развернулся, перед ним возник Настоятель. Рот Кранца кривился в усмешке, а глаза его превратились в бездонные колодцы. Варион не мог пошевелиться, будто его вновь сковала магия Альхиора. Чёрная дымка взвилась вокруг него, в руке настоятеля сверкнул кинжал.

— Прости, Химера, — Кранц говорил десятком голосов разом: его собственным, Альхиора, Лейны, Гадюки… — Ты сам предал семью.

Варион проснулся вновь. Он провёл рукой по обнажённой груди, куда считанными мгновениями ранее вошёл клинок Настоятеля. Раны не было, но боль между рёбер ушла не сразу.

Химера сел в кровати и огляделся. Теперь в комнате стало по-настоящему темно, как и должно быть при закрытых ставнях хмурым зимним утром. В доме было прохладно, но Лис весь вспотел и поспешил вытереться жёстким полотенцем.

Из-за двери доносился глухой разговор, перемежающийся с громким смехом. Химера облачился в чистую одежду и вышел из комнаты. Во сне за порогом начиналась холодная улица, но на деле дверь вела в просторное помещение на первом этаже жилища Бертольда. Когда «Пёсью Морду» закрывали для посетителей, вся семья собиралась здесь за длинным столом.

Все были в сборе: Бертольд травил истории во главе стола с высокой кружкой в руке, а Ним сидела напротив него и лениво жевала пшеничную лепёшку. Братья расположились поближе к отцу. Заспанный Вийм еле шевелил челюстью, пока младший сын Басс увлечённо поглощал всю предложенную еду, а Арбо лишь молча вслушивался в каждое слово Бертольда.

Было здесь место и для Химеры. Когда Лис бросил короткое приветствие и уселся на жёсткий табурет, разговор затих. Арбо издал измученный стон: он был единственным, кто не поздоровался в ответ.

— Тоже рад тебя видеть, — Варион подмигнул. — Ты ешь, а то совсем исхудаешь за зиму.