Обстановка в чертогах Матушки Крисимеллы решительно поменялась. Два округлых стола оказались перевёрнуты, а оставшиеся посетители жались к дальней стене. Один из вышибал скрючился на полу в середине зала. Он держался за бок чуть ниже рёбер, а меж его пальцев медленно сочилась кровь. Чуть поодаль навзрыд плакала Аллия в окружении ещё двух девушек. Губы новой знакомой были разбиты, и целый клок чернявых волос лежал рядом с её ногой.

— Иди откуда пришёл, — шикнула Крисимелла, едва заметив Лиса.

— Я вообще-то ни при чём, — Химера отстранился от напористой Матушки. — Что вообще произошло?

— Бедняжка одеться после тебя не успела, а эти отморозки её выволокли за волосы, дали по лицу. Артуш пытался заступиться и получил нож в живот. Будешь говорить, что ни при чём?

— Вот, что бывает, когда пускаешь народ с оружием и у тебя всего два вышибалы.

— В Баланоше каждая собака знает, что будет, если устроить тут дебош.

— Да и я наслышан, — соврал Химера. — Стал бы я возвращаться сюда, если бы такое устроил?

— Чёрт тебя знает. На дурака, вроде, не похож.

— Вот и я так думаю. Так чего им надо было?

— Стены тут тонкие, как ни утепляй, — Крисимелла перешла на шёпот. — Кажется, кто-то них услышал, как Аллия с кем-то трепалась про Серого Провидца. Видимо, с тобой.

— Стало быть, его ватага. Раз знаешь про Провидца, подскажешь, где его искать? Заодно и за твоих птенчиков ответит.

— Не знаю я никого, показалось тебе, — рука Матушки тем временем выписывала что-то на обрывке пергамента. — Читать умеешь? Вот и читай, куда катиться.

На сей раз Химера навсегда распрощался с «Домом настоящей любви» и пошёл прочь от Копчёного угла. Головорезов Провидца видно не было, да и за ним никто не следил. Приютившись у одинокого факела на городской стене, Варион развернул пергамент Матушки. Писала она неаккуратно, но Лис всё же разобрал заветные слова. «Лавка пекаря за храмом. Спроси Сивула».

— Попался, сучий хвост.

Химера рассмеялся прямо в пока ещё незримое лицо Серого Провидца и медленно пошёл к своему постоялому двору, название которого он так и не запомнил.

***

Ладаим даже не заметил, как прошёл весь путь от «Пёсьей морды» до родной делянки в Застенье. Он часто погружался в безрадостные мысли, но на сей раз его окружала лишь пустота, в которой он видел только свой добротный портрет в руках Верной. Пастушке достаточно было оставить рисунок в людном месте, и вести вскоре дошли бы до Приюта. Роль часового была для него лучшей судьбой при таком раскладе.

К своему удивлению, Крысолов застал Биальда сразу за калиткой. Хозяин делянки неспешно осматривал заготовки дров. Вид у него был спокойный, но подрагивающий вместе рукой топор вызывал иное впечатление.

— Привет, Биальд, — Ладаим помахал хозяину. — Ты чего не спишь? Что-то случилось?

— Как сказать? — на редкость неприветливо буркнул тот. — Думаю, не мало ли дров нарубил. Вдруг весна поздняя будет?

— Нарубим ещё, не проблема, — Крысолов не верил, что нехватка дров могла заставить Биальда бродить по двору затемно.

— Не проблема, — задумчиво повторил хозяин делянки. — Слушай, вообще есть одно дело. Тебя друзья твои искали, приходили вот вечером.

— Друзья? — Незримые когти страха сжали сердце тивалийца. — Они представились?

— Сказали, что Лисы какие-то. Труппа шутов, мол. Дело твоё, чем заниматься, но мы вроде договаривались, чтобы тут никто больше не шастал. Хватает того волосатого.

— Прости, Биальд. Попрошу их больше не приходить.

Крысолов не чувствовал ног и лишь чудом добрался до своего убежища. Ему разом хотелось ругаться, кричать и даже плакать. Обитатели Приюта не стали бы искать его здесь. И представились бы как угодно, но не Лисами.

Безнадёга подавила Ладаима. Он сбросил плащ прямо у порога, и крепко сжал ножны с кинжалом. Спать ему предстояло с оружием в руке. Крысолов уже собирался рухнуть на кровать, когда страшная мысль обожгла его разум. Ключ так и остался в мошне на поясе. Он не помнил, как отпёр дверь, потому что он этого и не делал.

Тивалиец уловил шорох за спиной. Он вскинул руку с кинжалом, пропоров лишь пыль в спёртом воздухе. Ладаим хотел развернуться, когда затылок пронзила боль. Его уставшее тело не справилось и покорно отправилось на холодный пол амбара. Тугой мешок обвил лицо тивалийца.

— Уговорил, Лисёныш, — голос Пастушки звучал насмешливо. — Познакомимся поближе.

«Фарахшатаим научила меня защищать близких и никогда их не предавать. Но она же велела мне заботиться, прежде всего, о себе. Ведь если каждый позаботится о себе, все в мире будут счастливы» Солнцеликий Шалтах, «Книга Святого Солнца»

— Ты там сдох что ли? — Пастушка беспощадно ворвалась в болезненную дрёму Крысолова. — Бахрей, ты зачем его так приложил?

— Чтоб не брыкался, — прогудел её спутник. — Сама попросила.

Медленно, по капле сознание вернулось к Ладаиму. Он увидел тёмную комнату, уставленную одинаковыми ящиками и одинокую свечу на одном из них. Руки Крысолова были за спиной. Их сковала жёсткая цепь, что, кажется, крепилась к железной петле под низким потолком.

Пастушка стояла прямо над тивалийцем и неспешно раскручивала чарку в костистой руке. Она успела переодеться и предстала перед пленником в мешковатых брюках и стёганке, а на поясе у неё висел знакомый Лисий кинжал. Бахрей же оказался недобрым верзилой с ростом в добрую сажень. Кастеты на обеих кистях никак не исправляли первое впечатление.

— Так ты в сарае живёшь? — нашёл силы ответить Ладаим. — Здорово. Я тоже.

— Ух ты, заговорил, — рот Пастушки открылся так широко, как только мог. — Весь день провалялся. Скажи же, Бахрей?

— Надо доложить, — бугай почесал бритый затылок.

— Успеем, — Верная присела на корточки и поднесла к лицу Крысолова остриё его же кинжала. — Тебе бы стрижку подравнять. Как думаешь, Бахрей, ему же без бровей будет лучше?

— Без бровей всем хуже, — не оценил затею костолом.

— А как же? — Пастушка облизнулась. Она открыто упивалась положением. — Ну что, ещё не страшно?

— Мне угрожали ребята пострашнее, — ответил Крысолов сквозь ком, что сжал горло. — Этим же кинжалом, кстати.

— Майна, давай уже Шелору доложим, — Бахрей переминался с одной лапищи на другую. — Он же просил, а?

— Потерпи, — шикнула Пастушка. — Я столько дней зад морозила, наблюдала за этой смуглой мордой.

— Как знаешь, — громила махнул рукой и побрёл вверх по скрипучей лестнице, что притаилась в тёмном углу.

Серые, почти бесцветные глаза Майны буравили Крысолова. Она медленно водила языком по пожелтевшим зубам. В темноте даже показалось, что из уголка её искривлённого рта капнула слюна.

— Здорово я тебя выследила, да? — не унималась Пастушка.

— Я устал, замёрз и проиграл кучу денег, — не оценил Ладаим. — Найти такого тивалийца в Летаре — не большого ума дело.

— Может, пошалим пока? — говорила она, кажется, серьёзно. — Всё равно заняться нечем.

— Нет, не стоит, — Крысолов успел позабыть, как это делается, но вспоминать с немытой Верной точно не собирался.

— Оставь его уже в покое, Майна.

Лестница заскрипела вновь, и обладатель тяжёлого, чуть грубоватого голоса медленно спустился в невольное пристанище Ладаима.

— Шелор, — без особой радости произнесла Пастушка. — Я как раз хотела за тобой идти…

— Разумеется, — командир Верных кивнул. — Бахрей так и сказал.

Шелор оказался весьма статным мужчиной. Куда моложе, чем ожидал Крысолов. Выглядел он поджарым, но крепким, а на трижды обёрнутом поясе покоилась внушительная сабля. Пламя свечи делало черты его сухого лица ещё более точёными.

— Разве не здорово? — Пастушка подбежала к господину с гордым видом. — Лиса на цепь посадила, как тебе?

— Недурно, молодец, — Шелор опять кивнул. Ему явно нравилось это делать. — Принеси, пожалуйста, ещё свечей. Я не вижу его глаза, это неприятно.