— Может, и туда.

— Оно и видно. Куда ещё в такое время? Холодно, пусто на дороге. Страшно. Вы же и про Безглазого слышали, наверное, но не струхнули.

— Кого-кого? — Варион не горел желанием добавлять новый дорожный страх в свою коллекцию.

— Старая же история. Главный тракт у нас один тут, по нему даже короли ездят. Лет сто назад, как раз по зиме дело было, король Валад Второй — а, может, и сынок его, Гладур, не помню — в Станбаль шёл, к зятю своему. Тут неподалёку, к Баланошу ближе, на него и решил какой-то смельчак напасть. Говорят, он из наёмных убийц был. Серьёзный малый, успел троих гвардейцев положить, пока не забороли. Только убили его не сразу. Король тогда злющий был, решил уму-разуму поучить. Егойные гвардейцы наглецу восемь пальцев отрезали. Потом выжгли королевским клеймом оба глаза, завели в лес и оставили там подыхать. Только не помер он. До сих пор из чащи нападет на одиноких зимних путников. А их потом у дороги находят. С выжженными глазами. Такие вот дела.

Химера уставился на трактирщика, не моргая, но тот лишь обнажил редкие зубы.

— Страшно что ли?

— Ну, все глаза у нас пока на месте, — рассмеялся Селег. — Думаю, до конца пути никуда они не денутся.

— Я всё же вздремну, — решил Варион, отодвинув чарку с остатками невкусного пива. — Спасибо за такие чудесные истории. Без них сон бы был не тот.

***

Добротный отдых и впрямь сделал дорогу легче. Неплохо позавтракав, путники пополнили запасы и устремились навстречу Баланошу полными сил. Бедолага Лопушок вдоволь выспался в стойлах Придорожья и теперь лихо тянул сани меж заснеженных холмов.

Погода благоволила странствию. К середине дня небо заволокли лёгкие облака, а с их приходом отступил холод. Совсем немного снежинок кружило где-то высоко, едва долетая до колеи главного тракта Летары.

Химере дышалось гораздо легче, хотя дело было не только в погоде. После тёплого вечера в Придорожье семейство гораздо добрее смотрело на него, и обстановка в санях стала расслабленной. Они даже обменивались незатейливыми шутками и наблюдениями за смелыми птицами, что не улетели в тёплые края на зиму.

Варион научился радоваться долгой поездке, наблюдая как побелевшие зайцы резво перебегают дорогу перед Лопушком. Опасности тракта так и не показались на свет Далёкой Звезды. Никто не норовил ограбить пустосумых странников, а волчий вой ни разу не раздался из густого ельника. Даже излишне любезный трактирщик из Придорожья так и остался милым беззубым мужичком, соскучившимся по гостям, а не людоедом из глухомани. Наверняка, и Безглазый был такой же сказкой для слабых духом, как его беззубый собрат из поместья Яголл.

Преисполненный удовлетворением, Химера сам не заметил, как погрузился в сон. До него и здесь достучались знакомые образы, вот только вдали от Басселя они уже не казались такими страшными. Лейна Броспего стояла посреди заснеженного поля, на котором каким-то чудом расцвели тюльпаны. Она ничего не говорила, лишь мирно держала букет в худых руках и загадочно улыбалась.

Варион не спешил подходить к ней. Он наблюдал издалека, как лёгкий ветер колыхал алую накидку на её спине.

— Долго же я тебя искал, — проговорил Лис, не приближаясь.

— Но нашёл, — донесся из-за спины голос Настоятеля. — Значит, и Провидца найдёшь.

Кранц Родейн стояль чуть поодаль, сложив руки за спиной. Он не торопился обвинять Химеру и кричать на него, брызжа знатной слюной. Господин Лисьего Приюта даже улыбнулся при виде своего подопечного. Едва Варион собрался ответить, как пейзаж за спиной Кранца расплылся и сквозь белизну сна прорезалась реальность.

Вокруг вечерело. Химера не сразу вспомнил, почему он свернулся в каких-то санях, что остановились в посёлке на краю белой пустоши. Поле, что возникло перед ним, казалось Лису чудовищно большим. Настолько, что он не мог даже разглядеть его дальний конец. От удивления Варион не сразу понял, что белая гладь поля была на деле замёрзшей толщей воды.

— Море? — не понял Химера. — Я что, до Трисфолда проспал?

— Если бы, — Селег жевал кусок солонины и зачаровано смотрел на ледяной простор. — Это великое озеро Баланош. Сердце нашей страны.

— Озеро?

Варион бывал на озёрах, которые переплывёт и ребёнок. Обычно в них жили лягушки и воняло тиной. Баланош же был невиданным чудом, которое Лис и представить не мог. Даже в самом широком месте Сальмены другой её берег был прекрасно виден. Здесь же глаз оказался бессилен.

— Это сюда что ли мне надо? — удивился Химера. Окружение тянуло на вполне себе обычную крупную деревню, но никак не на город, где затаился Серый Провидец.

— Не думаю, — Селег наконец расправился с солониной и полез за новым куском. — Просто посёлок. Я тут думал заночевать, но Лопушок так хорошо отдохнул, что мы долетели сюда почти засветло. Так что к закату успеем в сам Баланош и там наши пути разойдутся. Если, конечно, не надумаешь с нами в Трисфолд. Мы будем рады ещё раз отдохнуть как вчера.

— Ещё бы, — Химера призадумался. — Я смотрю, ты хорошо знаешь эти места для портного из Застенья.

— Чай не в первый раз еду. За тканями и в Трисфолд приходилось мотаться. Ладно, вы ещё отдохните, а я пойду корм попрошу для Лопушка.

В ожидании Селега Варион решил размять затёкшие за время сна ноги. В этой деревне всё так же не было ничего интересного, но вот от озера он отвернуться не мог. Очарованный ледяным зеркалом Баланоша, Лис сам не заметил, как застыл посреди тракта на пути у целой процессии взволнованных селян.

— Дай пройти-то, — попросила недовольная женщина в годах.

— Прошу прощения.

Химера отодвинулся и увидел, как вслед за этой дамой двое мужчин пронесли длинный свёрток, очень уж похожий на человека.

— Что-то случилось? — крикнул Лис им вслед.

— Да ничего нового, — ответил старичок, что замыкал процессию. — Очередного горемыку нашли у дороги. Видать, ночью помер. Так замёрз, что еле руки ему разогнули.

— А глаза у него на месте? — не мог не спросить Варион.

— Сам-то как думаешь?

Старик хитро рассмеялся и ушёл вслед за остальными. Химера ещё долго смотрел на него и не мог понять, что бы он ответил местному старожилу. Завидев возвращающегося Селега, Лис потуже затянул пояс поверх куртки и отправился к саням. Он решил, что ответ на свой вопрос знать не хотел. В конце концов, Баланош уже был совсем близко, и дела там были куда важнее безглазого убийцы с тракта.

«Из всех жрецов я доверяю только жрицам любви. Молитвы им куда плодотворнее.» Касилиам Раскольник, «Моё отречение»

В тот день удача отвернулась от Ладаима. С первой двадцаткой леттов он распрощался уже за общим столом для игроков в кости в Замковом квартале. Казалось, сама Фарахшатаим решила его наказать и заставляла деревянные кубики ложиться на худший из шести боков. Долго Крысолов не продержался и вскоре покинул подвал невразчной кожевенной мастерской.

Играть в этом квартале Ладаиму не нравилось. Дело было даже не грубых стенах твердыни Содагара, что навязчиво виднелись меж лавок и домов. Тивалиец успел привыкнуть к «Свиному кабаку» и его игорному залу, пропахшему салом и пьяным азартом. Конечно, в Замковом квартале игроки были куда приличнее и трезвее, но всё вокруг — от точек на костях до свечей в деревянном канделябре — казалось чужим. Но и к старому столу он никак не мог вернуться после осенней заварушки с Бардоном.

Удача не в первый раз отворачивалась от Крысолова, но таких насмешек он не припоминал уже давно. Распрощавшись с остальными любителями костей, Ладаим направился в одно из немногих бассельских заведений, где иногда играли в Зверинец. Вот только и здесь его расчётливая тактика оказалась бессильна перед капризами Фарахшатаим. Святое Солнце давало ему знак, и Лис решил его принять.

Идти с опустевшей мошной оказалось лишь тяжелее. Крысолову казалось, что Бассель за этот вечер разросся, ибо поход к «Пёсьей Морде» занял слишком долго. Шёл он кратчайшим путём — от моста в Замок по прямой мимо Собора и дальше — через Мясницкие улицы.