Кот негромко фыркнул, я тоже улыбнулся, а Игратос... он словно стал глухим, слепым и немым сразу.

Я начал считать ступени. Десять по десять когтей – палец. Еще палец. И еще. Я насчитал семь пальцев ступеней, а потом мы остановились на площадке. Большой, в десять моих шагов. В стене площадки темнел высокий и широкий проход. Не меньше того коридора, по которому мы шли к пещере. Потом мы увидели другие подземные проходы, на других площадках, но этот был первым, и мы задержались, чтобы осмотреть его. В нем были те же плиты под ногами, те же ровные, гладкие стены, даже ширина хода была такой же, как в том, по какому мы шли. Только наклон пола был другим. В нашем коридоре он был едва заметным, а в этом немного большим.

– Тут все коридоры начинаются в приемном помещении и сходятся в подземном городе, – сказал вожак.

– А почему... – молодой Кот вдруг замолчал и потряс головой. Наверное, хотел выгнать из нее глупые вопросы. – А зачем столько коридоров? Что, одного мало?

– Мало. Вот именно, что мало. Тут ведь чем больше, тем лучше. – И я услышал, как вожак улыбается. – Чтобы не получилась пробка, как в час пик.

– Что? – не понял молодой воин. – Что не получилось?

Я, признаться, тоже не все понял.

– Пробка в... – начал вожак и тут же прервал себя. – Стоп. Ты же не знаешь этого выражения. Ладно, попробуем проще... – Он закрыл глаза и немного помолчал. – Вот представь себе десятки, нет – сотни людей в той первой комнате. Представил? – Кот задумчиво кивнул, хоть вожак и не мог его видеть. – А теперь представь еще больше людей снаружи. И еще несколько караванов, что спешат к убежищу. А до восхода Карающей осталось совсем немного, и все хотят спастись. А в подземный город ведет всего один коридор. И знаешь, что бы тогда началось?..

– Что? – испуганно выдохнул Кот.

– Пробка, – ответил вожак и открыл глаза. – А вот если бы те, что снаружи, захотели попасть внутрь, даже по головам тех, кто уже вошел, вот тогда началось бы кое-что другое. И не дай тебе бог увидеть обезумевшую толпу!

– Похоже на Чашу Крови, – прохрипел Игратос.

Это были его первые слова в убежище. Я все еще не слышал, о чем думает Игратос, но он хотя бы начал говорить. Кажется, вожак достучался и до него своим страшным рассказом.

– Вот именно, – кивнул Крисс-Танн. – Очень точное сравнение. И вот представь, что те, снаружи, ворвались внутрь, прошли по трупам до лестницы... А теперь подумай, что будет твориться на этой лестнице, если по ней побегут десятки и сотни испуганных людей. Представь тела, что падают с большой высоты и разбиваются внизу на камнях. Представь ступени, скользкие от крови или пролившегося масла. И над всей этой толпой стоит крик и плач, а обезумевшие от страха животные топчут и сталкивают людей...

Почему-то мы все замерли и почти не дышали, а вожак стоял у стены и смотрел на Игратоса. Кажется, он и говорил только для него. А молодого трясло от ужаса, хоть мы и прошли Чашу Крови, и повидали немало страшного. Но я чувствовал дрожь, когда Игратос прижался ко мне спиной. Слышал, как чьи-то когти скребут камень, и не сразу понял, что мы оба цепляемся за стену, будто нас тоже могут столкнуть с лестницы. Я хотел крикнуть вожаку: «Замолчи!» – но язык словно примерз к зубам.

– И все это могло бы случиться, если бы кто-то поленился проложить несколько дополнительных коридоров, – добавил Крисс-Танн и... улыбнулся.

Мы долго молчали, только дышали громко и часто. Вожак умел напугать, когда хотел. Ни когтей у него нет, ни клыков, ни грозного рыка, но от его тихого голоса и совсем недлинного рассказа почему-то дрожат ноги и ноет в животе. Я не сразу понял, что двумя руками прижимаю к себе Игратоса, а молодой и не пытается вырваться. Что-то произошло между нами, пока мы вместе боялись.

– Если бы мой прежний наставник так отвечал на мои вопросы, я бы не дожил до Испытания.

Голос у Кота был тихим и каким-то больным. Воин первым из нас вспомнил, что умеет говорить, но он не торопился подняться со ступени, где сидел, обхватив себя руками.

У меня все еще подгибались ноги, и, если бы не Игратос, я тоже сел бы на ступеньку.

Потом я спросил вожака, когда мы остались одни и в подходящем месте: «Зачем? Зачем надо было так отвечать Симорли? Пугать его... нас... Нельзя было объяснить по-другому?» Вожак тогда улыбнулся: «Можно было. Симорли – парень понятливый, но знаешь, пережитый вместе страх, он... объединяет. Это глупо, смешно, но это работает».

Я не все понял из того, что ответил Крисс-Танн, но его улыбка была похожа на ту, когда стена между мной и Игратосом дала первую трещину.

Но все это было потом, а тогда мы спускались от одной площадки до другой, от одного темного входа до другого, и этот спуск был очень долгим. Еще я думал о древних строителях, что нашли под землей огромную пещеру и построили в ней целый город. А может, Хранители сами создали эту пещеру? После того, что увидел, я поверю и в такое. То, что они строили наверху, даже сравнить нельзя с тем, что осталось после них под землей. С тайным городом, как назвал его Крисс-Танн. Там наверху были только обломки, а внизу все осталось таким, каким его создали древние мастера. Повелители не добрались до этого места, не разрушили его. На каждом привале я подолгу смотрел вниз и не мог насмотреться, и вожаку приходилось напоминать мне, и не только мне, что отдых закончен, что пора оставлять площадку и считать ногами ступеньки.

Если все в тайном городе построено из камня, то Хранители были самыми лучшими мастерами по нему. Они вдохнули в камень жизнь, они раскрасили его всеми красками, какие можно увидеть наверху, и даже теми, каких я никогда не видел.

Там были стены цвета молодой, едва пробившейся травы; были арки – зеленая, оранжевая, белая и... такая черная, что казалась одной большой тенью первых трех. Стая тонких бело-голубых колонн – таким бывает снег на рассвете – окружила высокую и толстую колонну, что была такой сине-светящейся, будто в ней застыло целое озеро, какое плещется над давней стоянкой нашего клана. Была еще одна арка, цвета загустевшей крови; были стены такого же цвета, как волосы у воина-Кота, а за ними стены цвета моих волос.