— Дело твое.

Еще не успев ответить, Ронни заметила трех парней, про­талкивавшихся сквозь расступающуюся толпу. Они очень вы­делялись из пляжной публики своими рваными шортами и та­туировками на голой груди, едва прикрытой тяжелыми кожа­ными куртками. Один — с пирсингом в брови и старым кассетным магнитофоном в руках. Второй — с выбеленным «ирокезом» и предплечьями, покрытыми татуировкой. У треть­его — черные, как у Блейз, волосы, резко контрастирующие с молочно-белой кожей. Ронни инстинктивно повернулась к Блейз, но той уже не было. Вместо нее рядом крутился Джона.

— Что это ты пролила на майку? Вся мокрая и липкая.

Ронни поискала глазами Блейз, гадая, куда она подевалась.

— Проваливай, ладно?

— Не могу. Па тебя ищет. Наверное, хочет, чтобы ты верну­лась домой.

— Где он?

— Пошел в туалет, но сейчас будет.

— Скажи, что ты меня не видел. Джона призадумался.

— Пять баксов.

— Что?

— Пять баксов, и я забуду, что ты была здесь.

— Ты это серьезно?

— У тебя мало времени, — изрек Джона. — Теперь уже не пять, а десять!

Ронни взглянула по сторонам и заметила отца, обыскивав­шего взглядом толпу. Девушка инстинктивно пригнулась, зная, что никак не сможет пробраться мимо незамеченной, и окину­ла яростным взглядом своего шантажиста-братца, который, воз­можно, тоже это понимал. Он умный парень, и она любит его и восхищается талантами шантажиста, но все же он ее младший брат. В идеале ему следовало быть на ее стороне. Но разве это так? Конечно, нет.

— Ненавижу тебя, — прошипела она.

— И я тебя тоже. Но все равно это будет стоить тебе десять баксов.

— Как насчет пяти?

— Ты упустила свой шанс. Но я свято храню тайны.

Отец все еще не успел их заметить, хотя подошел совсем близко.

— Прекрасно! — Она порылась в карманах, сунула ему смя­тую десятку, и Джона прикарманил деньги. Оглянувшись, она увидела, что отец движется в их направлении, и нырнула за ло­ток. К ее удивлению, Блейз тоже оказалась там и преспокойно курила.

— Проблемы с отцом? — ухмыльнулась она.

— Как мне выбраться отсюда?

— Дело твое, — пожала плечами Блейз. — Но он знает, ка­кую майку ты носишь.

Час спустя девушки сидели на скамье в конце пирса. Ронни по-прежнему скучала, но уже не так сильно. Блейз оказалась пре­красной слушательницей с весьма оригинальным чувством юмо­ра и, что важнее всего, любила Нью-Йорк не меньше Ронни, хотя никогда там не была.

И расспрашивала новую подругу о самом обыденном. Ей было интересно все: Таймс-сквер и Эмпайр-Стейт-билдинг, ста­туя Свободы — словом, все туристические приманки, которых Ронни всячески старалась избегать, но все-таки постаралась по­радовать новую подругу, прежде чем рассказать о настоящем Нью-Йорке: клубах в Челси, музыкальном театре в Бруклине, уличных торговцах в Чайнатауне, где можно было купить конт­рафактные записи или фальшивые сумочки от Прада, да и, соб­ственно говоря, почти все, причем за сущие гроши.

Она говорила, и в ней все сильнее росло желание оказаться дома. Где угодно, только не здесь.

— Я бы тоже не хотела приезжать сюда, — согласилась Блейз. — Тут тоска зеленая.

— Сколько ты здесь живешь?

— Всю жизнь. Но я по крайней мере хоть одета классно.

Ронни купила дурацкую майку с Немо, зная, что выглядит глупо. На лотке были майки только самых больших размеров, и эта штука доходила Ронни практически до колен. Единственным преимуществом майки было то, что в ней можно незамеченной проскользнуть мимо отца. В этом Блейз оказалась права.

— Кто-то говорил, что Немо — это круто.

— Она лгала.

— Что мы тут делаем? Па, должно быть, давно ушел.

— А чем тебе тут плохо? — удивилась Блейз. — Хочешь обратно на фестиваль? И может даже, побывать в доме с привиде­ниями?

— Нет. Но неужели здесь нечем заняться? — Пока нет. Позже. А пока подождем.

— Чего именно?

Блейз, не отвечая, встала и повернулась лицом к потемневшей воде. Волосы развевал ветер.

— Знаешь, я видела тебя раньше.

— Когда?

— На волейболе. Я стояла вон там. — Она показала на дру­гой конец пирса.

— И?..

— Ты казалась чужой в этой толпе.

— Ты тоже.

— Поэтому я стояла на пирсе.

Она подтянулась и уселась на перилах лицом к Ронни.

— Понимаю, тебе не хочется здесь быть, но почему ты так зла на отца?

Ронни вытерла ладони о шорты.

— Это длинная история.

— Он живет с женщиной?

— Не думаю, а что?

— Считай, тебе повезло.

— Ты это о чем?

— Мой па живет с подружкой. Кстати, после развода это уже третья, и она самая противная из всех! Всего на несколько лет старше меня и одевается как стрипушка. Насколько я знаю, она и была стрипушкой. Меня тошнит каждый раз, когда я к ним прихожу. Она, типа, не знает, как вести себя со мной. То пыта­ется давать мне советы, этак по-матерински, то разыгрывает луч­шую подругу. Ненавижу ее.

— Ты живешь с матерью?

— Да, но теперь у нее бойфренд, который почти все время тор­чит дома. Лузер паршивый! Носит идиотскую накладку, потому что облысел чуть не в двадцать лет. И вечно талдычит, что стоило бы поступать в колледж! Можно подумать, мне не наплевать на его дурацкие нотации! Все так перепуталось... одна тоска!

Прежде чем Ронни успела ответить, Блейз спрыгнула с пе­рил.

— Пойдем. Думаю, сейчас начнется. Тебе нужно это увидеть.

Девушки пошли по пирсу, к толпе, где происходило нечто вроде уличного шоу. Ронни с удивлением поняла, что это вы­ступали те приблатненные парни, которых она видела раньше. Двое выделывали па брейк-данса под музыку, несущуюся из магнитофона, а длинноволосый брюнет стоял в центре, жонг­лируя предметами, казавшимися похожими на горящие мячи для гольфа. Время от времени он прекращал жонглировать и просто катал мяч между пальцами или вверх и вниз по руке. Дважды он сжимал мяч в кулаке, почти гася огонь, но потом чуть раздвигал пальцы, и пламя снова вырывалось сквозь кро­хотное отверстие.

— Знаешь его? — спросила Ронни. Блейз кивнула:

— Это Маркус.

— На его руках защитное покрытие?

— Нет.

— Ему больно?

— Нет, если правильно держать мяч. Здорово, правда?

Ронни была вынуждена согласиться. Маркус погасил два шара

и снова зажег, поднеся к третьему. На земле вниз тульей лежал ци­линдр волшебника. Ронни увидела, что в него бросают деньги.

— Где он берет огненные мячи?

— Сам делает. Могу показать как. Это не сложно. Нужны только хлопчатая майка, нитка и жидкость для зажигалок.

Маркус бросил мячи Ирокезу и зажег еще два. Они стали жонглировать вместе, как цирковые клоуны, все быстрее и быст­рее, пока один мяч едва не упал.

Парень с пирсингом в брови поймал его, как вратарь, и стал перебрасывать с ноги на ногу. Погасив три мяча, остальные двое последовали его примеру и стали перебрасываться мячом, слов­но играли в футбол. Публика зааплодировала, деньги дождем по­сыпались в цилиндр, и, пока музыка достигла крещендо, все ос­тальные мячи были пойманы и погашены одновременно, как раз в тот момент, когда мелодия смолкла.

Ронни честно призналась себе, что в жизни не видела ничего подобного.

Маркус подошел к Блейз и, схватив в объятия, стал долго, нежно целовать, что показалось Ронни крайне неприличным. Потом медленно открыл глаза и долго глядел прямо на нее, пе­ред тем как оттолкнуть Блейз.

— Кто это? — спросил он, показывая на Ронни.

— Это Ронни. Она из Нью-Йорка. Мы только познакоми­лись, — пояснила Блейз.

Ирокез и Пирсинг дружно уставились на Ронни, отчего той стало не по себе.

— Нью-Йорк, вот как? — хмыкнул Маркус, снова вынимая и зажигая мяч. Сейчас он держал мяч неподвижно, крепко зажав большим и указательным пальцами. Интересно, неужели ему ничуть не больно?

— Ты любишь огонь? — крикнул он и, не ожидая ответа, ки­нул ей огненный мяч. Ронни, слишком испуганная, чтобы пой­мать его, проворно отскочила. Мяч приземлился за ее спиной, и полисмен в ту же минуту затоптал пламя.