– Я заставлю его понять, – заверил Улаф.

– Это хорошо. Заговори с ним. Парок бессмысленно молотил кулаками по неподвижной двери.

– Это тебе не поможет, старина, – изысканно вежливым тоном сообщил Улаф перепуганному насмерть дакиту. – Дела обернулись для тебя – хуже некуда, барон Парок. Этот парень, у которого из ушей идет дым, – Тролль-Бог Кхвай. Он недоволен тем, что ты принимал участие в похищении королевы Эланы.

– Кто ты такой? – взвизгнул Парок. – Что происходит?

– Ты доставлен к месту казни, барон, – пояснил Тиниен. – Как уже сказал мой друг, Кхвай весьма тобой недоволен. Поступки, которые мы привыкли спускать, – похищения, отравления, требование выкупа – отчего-то страшно раздражают троллей. Они народ в высшей степени высоконравственный. Впрочем, в твоем положении есть одно маленькое преимущество. Ты никогда не умрешь, барон Парок. Ты будешь жить вечно.

– О чем ты говоришь?

– Увидишь.

– Теперь он понял? – нетерпеливо спросил Кхвай.

– Мы думаем, что понял, – ответил Улаф на языке троллей.

– Хорошо. – Кхвай неумолимо шагнул к съежившемуся от страха Пароку и вытянул громадную лапу.

– Гори! – проревел он.

Барон Парок пронзительно закричал.

А потом его лицо пошло трещинами, и из-под кожи брызнули языки слепящего пламени. Куртка задымилась – и в один миг превратилась в пепел.

Он снова закричал.

Он все еще напоминал обликом человека, но этот облик был сотворен из пламени. Барон горел заживо, не сгорая, плясал и выл, корчась в немыслимых муках.

Кхвай ударил кулаком по неподвижной двери, и она разлетелась пылающими обломками.

– Беги! – проревел Тролль-Бог. – Беги и гори вечно!

И пылающий дакит с воплем бросился бежать.

Арджун застыл, вмороженный в остановленный миг вечного «сейчас». Горожане замерли недвижными изваяниями, не подозревая, что мимо них по безмолвным улицам мчится огненный призрак. Они не слышали его диких воплей и не видели, как он, охваченный пламенем, со всех ног бежит к озеру.

Пылающий силуэт, бывший бароном Пароком, бежал, оставляя за собой облако жирного дыма. Он добежал до пристаней и, пылая, выскочил на длинный пирс, далеко протянувшийся в темные воды Арджунского моря. Добежав до края пирса, он не остановился ни на мгновение, но прыгнул вниз, жадно стремясь к живительной прохладе воды. Однако озеро, как и все в этом остановленном мгновении, застыло, и его гладь была неподатлива и тверда, как алмаз. Пылающий призрак испустил разочарованный вой и, упав на колени, замолотил кулаками по сверкающей глади, моля пропустить его, дать ему погрузиться в благословенную прохладу, такую близкую и такую недоступную. Затем Парок вскочил, подгоняемый грозным велением Тролля-Бога. Вопя от немыслимых мук и страшного одиночества, человеческий силуэт, состоящий из вечного пламени, бежал по темной алмазно-твердой глади, постепенно уменьшаясь, покуда не стал только искоркой в ночном сумраке огромного озера. И только вой его, душераздирающий плач боли и одиночества, еще долго разносился эхом по равнодушным берегам.

– Хорошо бы Спархок поскорей вернулся, – едва слышно прошептал Телэн, когда он и Стрейджен вновь поднимались по ветхой лестнице на знакомый чердак. – Мы добыли множество чертовски важных сведений и никак не можем передать их остальным.

– Пока мы ничего не в силах сделать, – сказал Стрейджен. – Посмотрим, что скажет Валаш на состряпанную тобой небылицу. Говори небрежно, как о пустяке, покуда мы не поймем, куда он клонит.

– А потом ты начнешь учить меня резать кошельки? – с притворным воодушевлением осведомился Телэн.

– Ладно, – вздохнул Стрейджен, – извини. Признаю, что ты знаешь, что делаешь.

– О, спасибо тебе, Вимер! – с жаром воскликнул Телэн. – Спасибо, спасибо!

– Ты слишком много времени проводишь с принцессой Данаей, – кисло пробормотал Стрейджен. – Я очень надеюсь, что она-таки женит тебя на себе. Ты этого вполне заслужил.

– Прикуси язык, Стрейджен. Я пока еще бегаю быстрее, чем она.

– Это не всегда помогает, Рельдэн. Я тоже думал, что умею бегать, но Мелидира одним словом сшибла меня с ног.

– Вот как? И что же это за слово?

– Прибыль, мой юный друг. Она помахала у меня перед носом бесчисленными грудами золота.

– Ты продался, Стрейджен, – упрекнул Телэн. – Ты изменил всемирному братству холостяков ради звонкой монеты.

– А ты не изменил бы? Речь ведь идет не о пригоршне медяков.

– Дело в принципе, – возвышенно ответил Телэн. – Я бы ни за что не продался за деньги.

– Полагаю, мой юный невинный друг, что Даная предложит тебе отнюдь не деньги. Если ты начнешь бежать сейчас, ты, возможно, и сбежишь от нее, хотя я в этом не уверен. Я знавал вашего отца, а у мужчин в вашем роду имеется определенная слабость. Даная все равно заполучит тебя, Телэн. У тебя нет ни малейшего шанса.

– Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? От этой темы у меня мурашки бегут по коже.

Стрейджен рассмеялся, и они отворили грязную дверь, к которой вела лестница.

Валаш сидел в тусклом свете единственной свечи, с уныло-обреченным видом слушая, как лопочет Огераджин, выплескивая длинные бессвязные фразы.

– Похоже, ему никак не становится лучше, – заметил негромко Стрейджен, когда он и Телэн подошли к столу.

– Ему уже никогда не станет лучше, – вздохнул Валаш. – Я и прежде видел, как протекает эта хворь. Не подходите к нему слишком близко. Он сейчас особенно заразен.

– Да уж, – содрогнулся Телэн, – не хотел бы я подхватить от него эту заразу.

– У вас есть что-то для меня? – осведомился Валаш.

– Я бы не дал за это голову на отсечение, мастер Валаш, – осторожно проговорил Телэн. – Те, от кого я это услышал, – не слишком-то надежный источник. Впрочем, можешь передать это в Панем-Деа. Их это прямо касается, так что пусть что-нибудь предпримут.

– Продолжай, – буркнул Валаш.

– В общем, я слышал, как в одной портовой таверне разговаривали два арджунских солдата – настоящие солдаты арджунской армии, а не те, кого набрал лорд Скарпа. Они толковали о каких-то приказах, которые только что доставили из столицы Арджуны. Насколько я понял, им приказано готовиться к большой военной кампании в джунглях. Солдаты считали, что они примут участие в нападении на лагерь лорда Скарпы в Панем-Деа.

– Не может быть! – фыркнул Валаш.

– Они говорили, что приказ исходит от самого короля Ракьи. Получили этот приказ, само собой, офицеры, так что, может, солдаты чего и напутали – но они были совершенно уверены, что арджунская армия готовится напасть на войска Скарпы. Я подумал, что тебе стоило бы об этом знать.

– Эти солдаты были пьяны, Рельдэн. Король Ракья наш союзник.

– В самом деле? Поразительно! Тогда ему следовало сообщить об этом своим войскам. Те двое, которых я подслушал, так и пускали слюнки, грезя о добыче, которую они награбят в Панем-Деа.

– Королева едет, едет в Панем-Деа, – вдруг визгливо проблеял Огераджин на мотив старой колыбельной песенки, – королева едет, едет в Панем-Деа… – И залился пронзительным безумным хихиканьем.

По лицу Валаша скользнула досадливая гримаса.

– Успокойся, господин мой, – пробормотал он, с опаской посмотрев на Телэна и Стрейджена.

– Королева едет, едет в Панем-Деа, в золотой карете едет в Панем-Деа, – напевал Огераджин надтреснутым голоском.

– Не обращайте на него внимания, – торопливо сказал Валаш. – Он просто сам не знает, что лопочет.

– Похоже, он здорово тронулся, – заметил Стрейджен.

– В золотой карете, с белыми конями… – надтреснуто блеял Огераджин.

– Слыхали вы когда-нибудь этакую чушь? – со слабым смешком проговорил Валаш.

– Должно быть, наше присутствие его возбуждает, – сказал Стрейджен. – Он ведь вечером обычно засыпает?

– Да, как правило.

– Отлично. С этих пор мы с Рельдэном будем приходить после полуночи, когда он уже заснет.

– Да, Вимер, так будет лучше. – Валаш все еще с беспокойством поглядывал на них. – Знаете, он ведь не всегда был такой. Это все болезнь.