— И быть может, вы были бы правы, поступив так! — задумчиво прошептал Оливье, затем, обращаясь к Бигану и Ле Гюэну, добавил: — Господа командиры, сегодня вечером мы выйдем в открытое озеро с обоими судами и основательно исследуем этот случай, будьте готовы!
— Слушаем! — откликнулись моряки.
Затем Оливье и Дик направились рука об руку домой.
— Я уверен, мой друг, что вы не верите в эту басню о привидениях! — заметил Оливье.
Дик только покачал головой, но ничего не ответил.
— Что касается меня, то, абсолютно не веря ни в призраки, ни в привидения, я чрезвычайно заинтересован и, скажу, даже встревожен тем, что говорил Ле Гюэн и подтвердили все остальные. Сколько я ни напрягаю свой ум, я ни в коем случае не могу подыскать никакого правдоподобного разъяснения этого странного случая!
— Согласны вы принять на время за абсолютную истину все, что вам рассказал Ле Гюэн? — спросил канадец. — Это могло бы послужить основанием для наших исследований.
— Пусть так! Но это едва ли разъяснит что-нибудь! Но скажите прежде всего, вы сторонник этой экспедиции?
— Безусловный, мой милый Оливье! Все это слишком важно, чтобы не проверить этого лично. А завтра мы увидим, какие результаты нам даст экспедиция! Пока же посмотрим, к каким заключениям можно прийти, основываясь на том, что мы знаем. Прежде всего скажите, знаете вы какой-нибудь практичный способ заставить скользить огонь по воде в определенном направлении и с рассчитанной скоростью, затем заставить его опуститься под воду, не задувая его?
— Да, это можно сделать с помощью электричества. Но для того, чтобы держать на воде управляемую электрическую лампочку или фонарь, надо, чтобы где-нибудь по близости находился электрический аппарат, которого, кажется, никто здесь в Австралии не может устроить. Такой аппарат или машина может находиться на судне, которое в ночное время можно было бы не заметить, так как оно могло бы держаться на очень далеком расстоянии от лампочки!
— Но на нашем озере, в такой дикой местности, где наши суда и туземные пироги крейсируют постоянно, присутствие постороннего судна или электрической машины совершенно невозможно!
— Я с вами вполне согласен.
— Ну, а теперь, что вы скажете об этом черном выпуклом предмете, не то кит, не то киль шлюпки, который не отставал от судна, делающего 14 узлов в час, и даже мог три раза обойти вокруг него, для чего, как известно, требуется быстрота хода, втрое превышающая ход данного судна! Машина ли это, скажите! А когда не существует никакой возможности объяснить что-либо естественным путем, то поневоле приходится приписывать непонятные явления сверхъестественному!..
— Подождем до завтра, — возразил Оливье, — я произведу самые тщательные расследования, и, надеюсь, мне удастся доказать, что сверхъестественное существо только в воображении суеверных людей!
Как уже, вероятно, догадался читатель, таинственное существо, напугавшее бретонцев, было не что иное, как «Лебедь», один из спутников «Римэмбера», который ради проверки Джонатан Спайерс пожелал испробовать, чтобы убедиться, что он также исправен во всех отношениях, как и сам «Римэмбер». Случайно встретив «Феодоровну», капитан благодаря акустической трубке узнал, что судном командует француз, и, не сделав ему никакого вреда, позабавился только тем, что слегка напугал его экипаж, наотрез отказав Ивановичу, предлагавшему ему повторить в данном случае то, что было проделано ими с армиями республики Панамы.
— Я уже говорил вам, — сказал Джонатан Спайерс, — что в трудную минуту жизни я был спасен неизвестным мне французом, и я по сие время жалею, что нигде не встречаю его, чтобы выказать ему мою безграничную признательность. А так как мне не представляется отблагодарить лично его, то я решил не причинять ни малейшего зла ни одному из его единоплеменников.
По этому поводу между Джонатаном Спайерсом и Ивановичем произошел весьма знаменательный разговор.
— Я обещал, — говорил капитан своему собеседнику, — содействовать вам в задержании графа д'Антрэга, который, по приказанию Великого Невидимого, должен предстать перед судом Верховного Совета, и я сдержу свое обещание, но только в пределах обещанного мной. Вы, вероятно, не забыли, что я сделал оговорку, что в случае, если дело идет о личной мести, я воздержусь от всякого вмешательства в него. Но вы заверили меня тогда, что не питаете никакого личного недоброжелательства к графу, и я тогда же решил, что на жизнь его не будет сделано ни малейшего покушения, и вы воспользуетесь предоставленным вам полномочием, в случае сопротивления с его стороны, разом, без рассуждений, покончив с ним.
— Почему нет?
— Потому что я этого не хочу и не допущу!
— Вы не имеете права изменять полученные мною предписания Верховного Совета! Надо, чтобы этот человек перестал существовать, если он не согласится покориться нашим требованиям!
— Граф д'Антрэг — француз, и этого для меня достаточно! Я не допущу, чтобы его уничтожили! Слышите?
— Напоминаю вам еще раз, что вы противитесь предписаниям Верховного Совета!
— Что мне ваш Верховный Совет и ваш Великий Невидимый! Я о них столько же думаю, как о табачном дыме моей сигары! — небрежно заметил капитан. — Здесь, на «Римэмбере», Верховный Совет — это я! Великий Невидимый тоже я!
— А ваша клятва повиноваться perinde ас cadaver!
— Я не получал никакого предписания; эта миссия возложена на вас, а не на меня!
— Читайте! — воскликнул Иванович, достав из грудного кармана своего сюртука вчетверо сложенную бумагу и вручая ее Джонатану Спайерсу.
«Предписывается № 333 во всем беспрекословно повиноваться № 222, что бы последний ни предписал ему!» — прочел капитан.
— А-а… так вы не доверились моему слову, а сочли нужным оградить себя на случай известными обеспечениями. Так вот смотрите, что они для меня значат, ваши предписания! — С этими словами Джонатан Спайерс скомкал и бросил в огонь бумагу, предварительно зажегши о нее свою сигару.
— Это восстание, открытый протест! — воскликнул негодующий Иванович.
— Нет, но вы не должны забывать, что прежде, чем согласиться на ваши условия, я оговорил, что сохраняю свою свободу действий по отношению к французам и даже другим нациям, кроме славянских народностей, и по отношению к графу д'Антрэгу, которого я хотя и не знаю, но жизнь которого решил сохранить, о чем и предупреждал вас тогда же! Во-вторых, как член Невидимых первого класса я вправе повиноваться только Верховному Совету непосредственно, а не через посредство равного мне или низших сочленов!
— Не таков дух нашего постановления!
— Может быть, но такова его буква!
— Пусть так, в таком случае что же вы думаете делать?
— Исполнить свое обещание, то есть помочь вам захватить в плен графа, завладеть его особой, но не дав коснуться даже волоса на его голове! При этом не рассчитывайте, чтобы я выдал вам пленника. Я сам доставлю его в Петербург и передам в руки Верховного Совета, а для того, чтобы он во время пути пользовался всеми удобствами, подобающими его происхождению и общественному положению, здесь, на «Римэмбере», я считаю нужным предуведомить вас, что в случае его смерти я вас немедленно заставлю познакомиться с одной из наших электрических батарей, которая в один момент отправит вас следом за вашей жертвой. Поэтому предупреждаю вас, что на «Римэмбере» нет такого места, нет стула, кресла, дивана, постели, где бы при желании с моей стороны я не мог поразить вас, как громом, в любой момент!
— Вы не так говорили со мной шесть месяцев тому назад, — едко заметил Иванович, — и ваша благодарность в данном случае проявляется в весьма своеобразной форме!..
— В данном случае о признательности с моей стороны не может быть речи; вы действовали ради своих же выгод и выгод вашего общества, французом же мне была оказана помощь совершенно бескорыстно. Принудив меня встать в ряды Невидимых, вы рассчитывали сделать меня вашим рабом, но я не таков, чтобы дать вить из себя веревки. Во всяком случае, не советую вам вступать со мною в борьбу: сила на моей стороне!
