– Я тебя люблю,– прошептала она.– Я тебя страшно люблю!

В салоне стало душно, и Андрей приспустил левое стекло.

«Прости меня»,– мысленно произнес он, обращаясь то ли к отцу Егорию, то ли прямо к Богу. Но мысль эта не содержала в себе раскаяния. Андрей чувствовал, что в их близости не было греха.

Ему было так хорошо, что хотелось смеяться.

И все-таки он был благодарен Игорю Саввичу за тот запрет. Кто знает, было бы им так хорошо сейчас, не удерживайся он от близости все это время?

Андрей бережно приподнял Наташу и, подвинувшись, опустил ее рядом с собой.

Девушка ничего не говорила. Только смотрела на него поблескивающими в полумраке огромными глазами.

– Поедем домой?

Наташа кивнула.

Ласковин протянул ей носовой платок и отвернулся. Все равно он видел и ее глаза, и улыбку, парящую между ним и лобовым стеклом.

Примерно через сорок минут Ласковин остановил машину у Наташиного дома. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Им было слишком хорошо, чтобы говорить. Слишком много внутри, чтобы высказать словами. Они еще наговорятся. Потом. Оба знали, что они будут делать, когда закроют за собой дверь Наташиной квартиры.

Входя в подъезд, Ласковин выкинул в урну «подарок» Лешинова. Прах – к праху.

– Я тебя съем! – сказала Наташа, прихватывая зубами кожу Андреева живота.– Р-р-р! Целиком съем!

– Ешь,– расслабленно произнес Андрей.– Я – твоя добыча. Стану твоим завтраком.

– Завтраком?

Наташа поднялась, встала на колени, посмотрела в бледно-серый туман за окном.

– Утро? Уже?

Андрей пощекотал ей пятку.

– Может, вечер? – предположил он.– Что-то я утомился. В прежние времена… – Андрей потянулся всем телом.– Старею.

– Наверняка!

Наташа села на его ногу. Ягодицы у нее были влажные и прохладные.

– Ты меня затрахала,– сказал Ласковин и засмеялся. Наташа вытянула ногу, шлепнула его по губам:

– Без пошлостей!

– Но я полностью побежден! – запротестовал Андрей и попытался укусить ее за большой палец. Что ему и удалось.

– Ничего подобного! – заявила Наташа и поерзала, устраиваясь поудобней.– Ты еще – вполне. Спорим?

– Никогда не подумал бы, что ты – такое развратное существо! – поддразнил Ласковин.

– Я? – Наташа стремительно повернулась и прыгнула ему на грудь.– Да, да! – прошептала она, щекоча губами ухо Андрея.– С тобой. И для тебя. Соври, что тебе не нравится?

– Я потрясен!

Андрей обнял ее и, прижав к себе, перевернул на спину.

Наташа закрыла глаза. Она ждала: сейчас Андрей ее поцелует.

Так и произошло.

о-моему, я нашел того, кто велел бросить бомбу,– сказал Ласковин, когда они с Зимородинским стояли под струями воды после трехчасовой тренировки.

– И кто это?

– Некий Лешинов, ничего не говорит?

– Ничего.

Вячеслав Михайлович отключил горячую воду и с полминуты ворочался под ледяными струями.

Андрей ожидал вопросов, но вопросов не было. Так похоже на Славу.

– Я думаю, не стоит втягивать в это дело отца Егория,– сказал Ласковин.– Это – по моей части.

Зимородинский с удивлением посмотрел на своего ученика:

– Отца Егория?

– Да. Лешинов – не тот кадр, которого образумишь убеждением. Вот слушай!

– Занятно,– произнес Вячеслав Михайлович, когда Ласковин закончил.– Значит, говоришь, отключил тебя одним прикосновением?

– Продырявил, как мячик!

– Занятно. И – неглупо.

– Ты о чем? – удивился Ласковин.

– О рассуждениях этого Лешинова. Подумай, Андрей, может, вы с ним – на одной стороне?

– Черт рогатый с ним на одной стороне! – сердито ответил Ласковин.– Кончай, Слава, не до шуток!

– Как только человек теряет чувство юмора, его можно хоронить,– заметил Зимородинский и подергал себя за ус.

– Посмотрим!

– Посмотрим,– с оттенком иронии подхватил Зимородинский.– К чему сводится моя работа? Опять собирать тебя по кусочкам? Имей в виду, хлопче, когда-нибудь у меня не получится. Напомни мне завтра: покажу тебе пару загогулин. Чтоб так запросто дырки в тебе не пробивали.

– Спасибо. Слушай, еще одна просьба.

– Луна с неба?

– Нет, попроще. Один телефонный звонок.

Юра делал вид, что занимается физикой. Учебник лежал на столе рядом с включенным компьютером.

На компьютере – новая игрушка, которую он поставил два часа назад. Дело двигалось. Это касалось, разумеется, игрушки, а не физики. Нет, и против физики Юра ничего не имел. Наоборот, у него были явные способности к точным наукам. Но реализовывались они своеобразно. Впрочем, сколько талантливых химиков начинали с приготовления азида свинца? До появления компьютера.

– Юра!

Это мама. Юра поспешно перешел в опции. С мамы хватит. Тем более, она не читает по-английски. С отцом номер бы не прошел.

– Юра, тебя к телефону!

Федька, наверное? Юра нажал «паузу» и потопал в родительскую комнату, где стоял АОН.

Телефон, горевший на индикаторе, был не Федькин. Незнакомый телефон.

– Да? – произнес Юра, взяв трубку.

– Матвеев? Это Вячеслав Михайлович!

Ну ничего себе! Сам сэнсэй!

– Мне нужна твоя помощь, Матвеев. Так как, не занят?

– Я готов!

Юра был польщен.

– Хорошо. Тогда предупреди и Кузякина. (Так, триумф немного подпорчен, но зато с Федькой – веселей, это точно!) С вами хочет встретиться Андрей Александрович.– И, опережая вопрос: – Он не позвонил сам, потому что считает: связываться напрямую опасно.

Зимородинский сделал паузу, и сладкое чувство настоящего дела выросло и расцвело в Юриной груди. Ну класс!

– Андрей Александрович будет ждать вас у моста, там, где вы уже встречались однажды. Ты знаешь это место?

– Да.

Ясно, он помнил! Львиный мостик. Но вслух – не сказал.

– Через два часа,– сказал Зимородинский. И уточнил: – Без двадцати пять. Запомнил, Матвеев?

– Да.

Зимородинский помолчал некоторое время, потом добавил:

– Можете пропустить занятия, если будете выполнять задание Андрея Александровича. Но только в этом случае, понятно, Матвеев?

– Да, Вячеслав Михайлович.

– Вопросы есть?

– Нет… Да, э, Вячеслав Михайлович, вы сами тоже…

– Нет,– отрезал Зимородинский.– Я не «тоже». Но все, что касается вас, касается и меня. Будь здоров.

Зимородинский положил трубку.

– Слишком уж ты все усложняешь,– сказал он Андрею.– Неужели тебя станут выслеживать по голосу?

– Береженого Бог бережет,– Ласковин усмехнулся.– Кроме того, у ребят есть родители, которые склонны задавать вопросы. Ты-то их сэнсэй. А я?

– Ты, хлопец, преувеличиваешь влияние родителей на пятнадцатилетних парней,– сказал Вячеслав Михайлович.– Но видишь, я выполнил твою просьбу. Потому что немного тайны всегда красивше, а?

– Совесть меня мучает,– признался Ласковин.– По сути ведь – огромный риск. Но я же не могу сам таскаться за Гужмой! Один взгляд – и я раскрыт!

– В пятнадцать лет,– сказал Зимородинский,– еще три века назад парни уже в битвах участвовали. И не по одному разу. Но ты, как я понимаю, не собираешься использовать их в качестве бойцов?

– Только наблюдателями. И попытаюсь вбить им в головы технику безопасности. Только будет ли толк? В пятнадцать лет слово «осторожность» – сам понимаешь, я еще помню себя в это время!

– И я помню,– сказал Зимородинский.– Тебя. И, имея в виду тебя, могу сказать: человек учится осторожности только на своем собственном опыте. Так что ты скорее им помогаешь, а не наоборот.

– Не дорого ли встанет такой опыт?

– А вот за этим, Ласковин, ты должен проследить сам! – жестко произнес Зимородинский.– Ты берешь их у меня и берешь на свою полную ответственность. Если твоя совесть говорит тебе, что отвечать за хлопцев тебе не по зубам,– полный поворот и всего хорошего!