Все еще начеку (могут ведь и в спину выстрелить!), Ласковин вышел из комнаты.

И беспрепятственно покинул бандитскую базу. Обошлось. Пока. Но теперь ему следовало спешить. До назначенного времени оставалось всего двадцать минут. А еще надо было обдумать, как обыграть Лешинова.

Чертов «протоиерей» один опасней трех десятков бандитов. И не он ли заказчик сделки, которая оплачивалась его, Ласковина, жизнью?

аташа возвращалась домой окрыленная. Растоцкий ее похвалил! Да не просто похвалил, а сказал, что старинная ученица его выросла неизмеримо за три года, что они не виделись. А такая оценка – не шутка. «Неплохо» – высшая награда, которой удостаивалась от него Наташа в прежние времена.

Узнав, чем она занимается, мэтр огорченно покачал высохшей птичьей, но еще сохранившей в посадке изящество великого балеруна, головой. И предложил похлопотать, чтобы устроить на настоящую работу. Наташа не сомневалась: Растоцкому достаточно позвонить, чтобы ее взяли хоть в «Мариинку».

«Спасибо, дядя Сережа, может быть, потом…»

«Потом, голубушка моя, меня может и не быть».

Шутка. Растоцкий в свои под семьдесят, хотя и иссох телом, от Вечности был еще далеко.

Что же до голландского конкурса, то здесь мэтр триумфа ей не обещал. В Голландии побеждают голландцы.

Максимум – третье место. И то если подыграть конъюнктуре.

– Не хочешь, Наташенька, осенью в Италии потанцевать? Там тебе лучше будет.

Наташа хотела. Но от Голландии отказаться уже не могла. Тем более третье место – совсем неплохо. И деньги, с которыми последний год совсем туго,– тоже неплохие. Даже за участие, от русского спонсора.

– Третье место – будет,– уверенно пообещал Растоцкий.– В номере твоем кое-что подправим, кое-что прибавим-убавим, лучше не станет, да и Бог с ним. Жюри понравится.

Договорились на послезавтра. Уже не дома (хотя в шестикомнатной квартире Растоцкого места хватало), а на студии. Там – строже.

Напоследок порасспросив Наташу о жизни, Растоцкий Наташу отпустил. И еще раз обнадежил.

Так что домой Наташа ехала в розовом тумане. Забыв о том, что кроме ее мира есть и другой.

И этот другой мир не замедлил напомнить о себе.

– Она, сука! – злобно сказала Лариса, показывая своим спутникам на вышедшую из-за угла девушку.

Один из мужчин, мышцеватый, лет двадцати пяти, с лихими усиками, тихо присвистнул.

– Клевый кадр! – сказал он.– Чем же она тебе, Ларка, не подфартила?

– Из-за этой розочки три мужика теперь живьем гниют! – фыркнула женщина.

– Ни хрена себе! Черный пояс, да? Так, может, она и нас замочит?

– Не она, хахаль!

– Так в чем проблема? – ухмыльнулся свистун.– Давай хахаля и чпокнем. Жаль такую милашку позорить!

– Жорик,– сердито сказала женщина.– Ты зелень взял? Давай работай. Счас она в подъезд зайдет. Дашь ей дверь открыть и заваливай. Гвоздь – то же самое.

– Хахаль-то нам кайф не сломает? – спросил Гвоздь, дерганый худой мужик с фиксой.

– Не ссы. Хахаль к Башмаку поехал.

– К Корвету, что ли?

– Ну.

– Ну ты, бля, что, подставить нас хочешь? – зашипел Гвоздь.– Под «тобольцев»?

– Не ссы, я сказала! Башмак за него не встанет. Разве для понта елдой помашет!

– Харе базарить, Гвоздь,– сказал Жорик.– Двигаем. Вон она уже рядом.

Наташа, тихонько напевая, достала ключи. Андрея дома наверняка нет. Ну и ладно. В последние дни она старалась не думать об их взаимоотношениях. Что будет, то будет.

Наташа открыла оба замка, потянула дверь на себя… И чужие пальцы сдавили ей горло.– Только тихо, кисочка,– сказали ей в ухо.– И все будет нормалек!

Ласковин приехал на Конюшенную без пяти шесть. Его уже ждали. Митяй. И не только.

Мелехов и Коваль, два неразлучных дружка, семь на восемь; Крупицкий, которого Андрей не видел уже лет пять (по слухам, открыл школу где-то в Канаде; вранье, выходит?); Лешка Вожжа, трудившийся в телохранителях у Нагибина, и с ним – Ростик Саэтдинов, капитан, особоуполномоченный и т. д. Конечно, здесь был Шиляй, как же без него? И еще четверо из башкеевской школы, Ласковин не помнил, как зовут, но в лицо знал хорошо. И сам Башкеев, седой весь, но боец – будь здоров: мастера со временем только крепчают, как хорошее дерево. Короче, не один-два, как рассчитывал Андрей, а двадцать! Половина – зимородинских, остальные – кто откуда. Друзья-соперники десятилетней с хвостиком давности. Арсюха Стужин, с которым вместе сдавали на зеленый пояс; Юрка Русков, у коего Ласковин подружку увел в незапамятные времена (первую свою подружку, кстати); Грушин, с этим и в новые времена оттянулись в масть, когда от «Шлема» к финикам катались…

В общем, едва Ласковин вылез из машины, тут же оказался в толпе. Обступили, хлопали. Мяли.

«Здорово, боец!» – «Ну, Ласка, как житуха?» – «Как в старые времена? Дадим шарлатанам просраться?»

Матерые мужики. Каждому минимум под тридцатник, а иным уже и на пятый десяток перевалило. Кто худой, кто брюхом обзавелся. Кто преуспел, кто не очень. Иные и отвоевали.

– Я тут провел агитацию,– шепнул довольный Митяй.– Ты-то не против? Не помешает?

Ласковин едва не прослезился.

А тачки все подъезжали. К шести скопилось уже человек тридцать. Даже менты заинтересовались: вдруг разборка в центре Питера?

Ростик к ним подошел, ксиву показал: «Все в норме. Собрались кореша годовщину справить. Без заморочек».

Ласковин смотрел на знакомые и полузнакомые лица, умилялся. Надо же! А думал: один, сам себе брат.

– Что, Ласка, время? – это Шиляй.– По машинам?

– Да тут недалеко, пешком,– сказал Андрей.– Спасибо, мужики, не ожидал! – добавил растроганно.

– А ты думал! – отозвался Шиляй.– Покажем нынешним старую гвардию! – И, понизив голос: – Я бы и глоткорезов своих прихватил, да зачем танец портить. Я прав?

– На все сто.

– Тогда командуй.

– Значит, так,– повысив голос, чтобы все было слышно, произнес Ласковин.– Мужики, внимание!

Расклад такой: я иду первым. С отрывом минут пять максимум. Затем вы. Дверь, я постараюсь, чтобы открыли, они там гостей не очень-то жалуют. Ну а вошли – особо не церемониться. В рамках, конечно.

– Милое дело,– подхватил Коваль.– Кто возбух – в пятачину!

– А кого учить будем? – поинтересовался кто-то.

– А тебе не один хрен? – опередив Ласковина, ответил Вожжа.– Ты, главное, жопу береги, Кузя! А то заседать не на чем будет!

– Базар, бойцы! – гаркнул Шиляй.– Давай, Ласка, двигай. На праздник опоздаем!

– Точно! – подхватил кто-то.– На работу, как на праздник!

Вокруг засмеялись.

– Давай адрес! – потребовал Шиляй.

– Конюшенная, 13. Во двор и направо. А потом налево и вперед. Железная дверь в подвал в правом дальнем углу. За кучей мусора. Для верности я на ней крест нарисую.

– Ясно,– кивнул Шиляй.

– А сэнсэй у них кто? – спросил Крупицкий.

– Лешинов. Знаешь такого?

– Встречал где-то фамилию. Крут?

– Крут,– кивнул Ласковин.– Но им я сам займусь.

– Лешинова я знаю,– вмешался Башкеев.– Если это тот, что у Галицына лет двадцать назад…

– Вот этого я вам не скажу,– качнул головой Андрей.– Он больше как экстрасенс известен.

– Если экстрасенс, то надо было Стежня подписать,– сказал Русков.– Он теперь тоже, я слышал, экстрасенсом заделался.

– Точно,– подтвердил Крупицкий.– Я его в Неметчине в прошлом году видел.

– Дрался? – спросил Вожжа.

– Я дрался, а он судил. Стежень – это уровень. Митяй, почему Глебушку не позвал?

– Да он где-то за городом живет,– ответил Николай.– Законспирировался, как Джеймс Бонд.

– Вспомнил твоего Лешинова,– сказал Шиляй.– В программке его видел. Реклама на последней странице. Значит, заходим туда, где ты, Али-Баба, крест поставишь. Никакая Гюльчатай его не сотрет?

– Сотрет – сам сообразишь.

Приподнятое настроение Ласковина, вызванное мощной поддержкой, понемногу рассеивалось. Он нащупал в кармане куртки Корветов ствол.