Тем не менее, до начала октября дотянул, а там Москву опять «вспутчило». Делать всё равно нечего, вот и сидел у телевизора, пялился на расстреливаемый из танков «Белый Дом», на результаты «работы» неких неизвестных снайперов. Но это были последние дни моего пребывания в Звёздном: четвёртый вагон «дров» застучал колёсами по магистрали на запад, пятый, даже если опять половину напиленного украдут, уйдёт дня через три. А денег у меня — только на поезд. Сначала до Красноярска, а потом и до Миасса. Так что решено: иду покупать билеты.

И пока я в расстроенных чувствах топал вдоль перрона (премии за выполнение работы мне не видать, тарифы на ж/д перевозки, как я и предвидел, подскочили, и намёк на то, что по возвращении мне придётся искать новую работу, я уже получил), меня окликнули от состава с достаточно ржавыми танками Т-55 и не менее ржавыми «Шилками». Дело в том, что движение по БАМу одноколейное, и на станции некоторые составы «отстаиваются», чтобы пропустить встречные.

— Дима! Новиков!

Охренеть! Старший лейтенант (пардон, на погонах уже майорские звёзды) Смирнов, мой взводный в Афганистане!

2

Иван Степанович Туманян, март 1993 года

Мне стало ясно, куда всё катится ещё в 1987 году, когда Мишка Меченый, в миру Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв подписал с американцами договор о ликвидации ракет малой и средней дальности, отказавшись не только от устаревших, но и, «в знак доброй воли», от перспективного «изделия» Ока-У, относящегося уже к другом классу оружия. А на 19-й партконференции, спустя полгода после этого, выпустил из бутылки джина по имени «Гласность».

Конечно, работу в области разработки систем управления ракет, мне бы нашли, но сказались переживания из-за того, что поистине прорывная «машина», на которую было потрачено столько усилий, столько нервного напряжения, была «убита» буквально перед завершением работы над ней. Да вот только не зря говорят, что беда не приходит одна: сначала погиб в Афганистане сын, лейтенант-десантник, а следом за ним, не выдержав потрясения после гибели единственного позднего ребёнка, скончалась от сердечного приступа и жена Мириам. И я сначала заболел, а когда оправился от болезни, решил уйти в «чистую науку». В этой сфере, конечно, тоже не без интриг, а за успехами в области радиолокации и вообще использования интенсивных радиоизлучений пристально следят «товарищи в штатском». Да и заказы на определённые исследования в интересах «оборонки» поступают регулярно. Но устал я. Просто устал, выгорел.

Честно говоря, в результаты очередного эксперимента я не поверил. Точнее, в расчёты, говорящие о его результатах. Решил, что где-то допустил ошибку. Но когда повторный расчёт, сделанный уже по иной методике, привёл к тому же самому выводу, просто испугался и сжёг обе стопки бумаг, на которых производил вычисления. А эксперимент объявил неудачным, «грязным», тупиковым. Просто не захотел, чтобы открывающейся перспективой воспользовались ЭТИ, уже приступившие к демонтажу всех завоеваний Советского Союза и продаже его богатств и разработок нашим врагам.

Расчёты сжёг, а выводы-то из головы не выбросишь. Включая приблизительные прикидки, как сделать так, чтобы эта чёртова «дыра во времени» работала стабильно. Мало того, могла пропускать через себя материальные объекты.

А в стране тем временем бушевала «Перестройка», на Партию и вообще всю советскую историю выливались мегатонны дерьма, реабилитировались откровенные подонки и, наоборот, осуждались люди, сделавшие для становления СССР неимоверно много. В ряде республик уже провозглашались «героями» фашистские прислужники, да и вообще шли открытые разговоры о том, что «хватит кормить Москву». Кооперативное движение, начинавшееся как дополнение к неповоротливому государственному сектору, управляемому Госпланом, быстро превратилось в зачатки капитализма, и уже шли разговоры о том, чтобы «приватизировать» крупные заводы. Людям врали, что при этом они все поголовно превратятся во «владельцев заводов, газет, пароходов», и будут лишь «стричь купоны», ведя беззаботную жизнь рантье. И никто не задумывался над тем, кто же при этом будет горбатиться у станков и на «фермерских» (вместо колхозных и совхозных) полях.

Такое поголовное, тотальное непонимание того, что так не бывает, что любая прибыль в капиталистическом обществе, курс на построение которого под видом «социализма с человеческим лицом» обозначил Меченый, рождается из эксплуатации огромного количества малоимущих горсткой богатеев, доводило до отчаяния. Хотелось всё бросить и убежать куда-нибудь. Да только куда? Бывшие социалистические страны, за исключением нищих Китая, Кубы и Северной Кореи, быстро-быстро отказались от достижений социализма и строили «дикий капитализм». США и их сателлиты никогда нам настоящими друзьями не станут, что для человека, всю сознательную жизнь трудившегося на повышение обороноспособности Родину, одно из важнейших препятствий для бегства именно в эти страны. Разве что, в ту самую «дыру», что должна открыться при определённом сочетании частот, фазировке и интенсивности излучений? Там-то ведь всё это — в далёком будущем, которое, возможно, ещё можно будет исправить.

Ну, а что мне терять? Квартиру, полученную от предприятия? Даже машину не удосужился купить, за что родственники, живущие в Закавказье, смотрят на меня свысока и не очень-то хотят со мной знаться.

Правда, времена «там» суровые, и за «корявое» слово или серьёзный просчёт можно жизнью поплатиться. А уж если идти в одиночку, без какого-нибудь научно-технического багажа, то уж наверняка «загремишь под фанфары», как говорил один отрицательный киногерой. Да и для завершения опытов, чтобы уже наверняка добиться нужного эффекта, требуются деньги. А где их взять пенсионеру, кандидату наук, работавшему в НИИ, в последние годы испытывавшем трудности с финансированием? Только «продать» идею тем, кто непременно сбагрит её «друзьям» за океаном.

Да, пенсионеру, поскольку ни дня после шестидесятого дня рождения больше в институт не ходил. Вместо этого, повалявшись недельку на диване и поматерившись по-русски и по-армянски на всех этих балаболов у власти, сходил в профком и, по старой памяти, выпросил путёвку в подмосковный санаторий. Раз уж мне на мою пенсию пошиковать не удастся, так хоть здоровье поправлю.

Там, в санатории и смотрел по телевизору (когда вместо «Лебединого озера» стали ещё что-то показывать) этот цирк с названием «августовский путч». Вместе с соседом, представившимся как Георгий Сергеевич, очень уж сосредоточенно о чём-то думавшим, глядя на экран.

Немолодой, лет на двадцать старше меня, но вполне ещё крепкий, с совершенно здравым умом. Видно, что жизнь прожил непростую, привык властвовать, и понимает происходящее намного лучше меня. Поскольку на мои горячие комментарии (кавказская кровь!) реагирует весьма сдержанно, всем своим видом давая понять, что ни черта-то я во всех этих выкрутасах не смыслю.

Вот и ляпнул я уже в палате, что, будь моя воля, плюнул бы на всё, да и «нырнул» в те самые 1930-е.

— Жаль только, это невозможно, — вздохнул Георгий Сергеевич.

— Ещё как возможно! — не сдержался я и… выложил те выводы, которые сделал после того самого, объявленного мной «неудачным», эксперимента.

— Ты уверен в этом, Иван Степанович? — только переспросил меня сосед.

— Стопроцентную гарантию, конечно, даёт только «Госстрах», — попытался я отшутиться, но шутку старик пропустил мимо ушей. — Эксперименты надо продолжить, чтобы всё точно настроить, но я уверен в том, что могу своего добиться. Да вот только ни экспериментальной базы для этого, ни денег уже нет.

— А сколько тебе времени нужно, чтобы сделать работоспособную установку, если будут деньги и база?

— Думаю, в год уложусь. Ну, плюс-минус три месяца.

— Поздновато для меня будет, — вздохнул соседушка. — Если исходить из того, к чему всё там, в Москве, катится. Но ради того, чтобы это шапито не повторилось, я подумаю, как тебе помочь. Только, Иван Степанович, если действительно хочешь своего добиться, молчи про то, что у нас с тобой этот разговор случился. И верь людям, которые придут от меня. Не про меня спрашивать, а именно от меня.