— Принесите бутылку хорошей русской водки, и потом задерните штору, — распорядился я, с улыбкой глядя на не успевшую перестроиться семейную пару.
Очень похоже, что они, то ли считают меня мошенником, то ли предполагают розыгрыш.
Пока дожидались официанта, я успел убедиться, что у Кракоши всё готово и зал он контролирует.
Вернувшийся официант, по моему распоряжению, подготовил закуску и разлил водку в три стопки. В ответ на протестующие размахивания Леннонов, я лишь спокойно поднял руку, давая понять, что причин для беспокойства нет.
Объёмный экран над столом Кракоша зажёг, как только закрылись шторы, отделившие нас от зала.
Что для профессионального музыканта может быть убедительнее музыки?
Группа «Квин» с песней «Имэйджен», Дэвид Боуи, на концерте, приуроченном к третьей годовщине с даты смерти Леннона, и русская группа «Автограф» со своим «Реквиемом», английский перевод которого шёл в субтитрах. Гениальный текст «Реквиема» Пушкиной, изрядно потерявший в переводе, но впечатливший Джона под самое не могу. И залы, с тысячами горящих огоньков. Зажигалки вместо свечек.
Водку Леннон выпил, не дожидаясь окончания песни. Йоко отстала от него всего лишь на пару секунд.
— Дэвид изменился, но это он, без сомнения, — прокашлявшись, сказал Джон жене и промокнул салфеткой глаза.
— Таким Боуи будет через четыре года, — пожал я плечами, сообразив, что Джон говорит про Дэвида Боуи, пожалуй, самого близкого его друга в Америке.
— Вы можете познакомить нас с русскими музыкантами? — спросила Йоко, всё ещё покачиваясь на стуле в такт недавно закончившейся песне.
— Увы, я могу назвать вам лишь их имена и фамилии, а что касается знакомства, то они сейчас всего лишь студенты и этой группы ещё не существует.
— Что вы от нас хотите? — спросил Джон, внимательно слушавший наш разговор.
— Войны больше не будет. Я это знаю точно. Мир станет другим и его судьбу должен решать каждый из нас, а не маленькая кучка людей.
— Простите, что? — вытянулась у Джона и без того вытянутая физиономия, какой его наградили от рождения.
— Просто мысли вслух. И слова вашей песни, если хотите. Песни, которую нужно написать за три месяца.
— Отчего вы решили, что войны прекратятся?
— Люди ленивы. Большинству из них нет никакого дела до войны, если она происходит в тысячах километров от них. Им нужен стимул. Когда война, пусть и незначительно, коснётся лично каждого из них, то равнодушным уже никто не останется.
— И что может стать таким стимулом?
— Обычное электричество. Точнее, его отсутствие. Мы будем лишать электричества любую страну, которая попробует развязать войну, а вы объясните всем людям, почему так происходит.
— Всего лишь электричество…
— А вы сами подумайте. Погаснет свет, остановится транспорт, разморозятся холодильники, в городах не станет воды и тепла. Мало?
— Телефон, радио, телевизор и даже кинотеатры, — продолжила Йоко.
— Жуткая картина, но почему я? — вскинул руки к лицу Джон.
— Могу назвать несколько причин. Вы вернули свой орден королеве, когда Великобритания собралась ввязаться в войну. Неординарный поступок. Миллионы людей в мире получили награды за смелость, но совершить Поступок, когда речь идёт о сохранении мира, они не решились. Далее, ваш «Имэйджен». По сути своей — это коммунистический манифест. Могу сказать, что коммунизм «по Леннону» мне гораздо симпатичней того, что сейчас пытаются изобразить люди, называющие себя коммунистами. Ну, и небольшая мелочь. Вас должны были убить, а вместо этого я предлагаю вам стать Предтечей. После Битлз эта роль для вас привычна, и вы с ней справитесь. Назовите мне ещё кого-то, кто прошёл через медные трубы вашей величины и остался самим собой?
— Песню я напишу, но сразу хочу предупредить, что вряд ли её услышат миллионы. Я уже не звезда первой величины, — самокритично признался Леннон, переглянувшись с Йоко и поразмыслив.
— Это не ваша забота. Напишите песню. Обещаю, что не пройдёт и месяца после того, как она прозвучит в первый раз, и её услышит весь мир.
— Я согласен. Мне надо где-то расписаться кровью? — попробовал пошутить Джон, но это у него вышло несколько неудачно. Чересчур натянуто.
— Я не Сатана, но и не Бог. Я просто человек из будущего. Мне достаточно вашего обещания, — надавил я на последнее слово, начав собираться на выход.
Собрать с зала своих мух-наблюдателей, кинуть пачку долларов на стол для оплаты обеда, и телепортом вернуться домой.
Мне наплевать, как Джон будет объяснять моё исчезновение. И даже не волнует тот факт, что кто-то потом может снять отпечатки пальцев Онассиса со стаканов. Главное я сделал. Когда с десятков спутников на Землю пойдёт постоянная радиотрансляция песни Леннона, извещающая этот мир, что правила игры изменились, вряд ли кто сможет это сопоставить с молодым композитором и певцом из Чебоксар.
Да, мой первоначальный план рухнул. Это стоит признать вслух.
Элементарно не выдержал критики того же Шурави, неожиданно поддержанного Ганей.
Мягко говоря, они меня убедили в том, что для истинного миротворца и мага с громадными возможностями заниматься гноблением отдельно взятых стран — это мелко и мелочно.
Должен заметить, что тактичность Гани полностью нивелировал Шурави, доказав мне лишний раз, что «великий и могучий», дополненный «командным матерным» — это бомба!
Короче, в пух и прах была разнесена лично моя концепция по устаканиванию мировых процессов, и идея соединения напрямую двух воинствующих пацифистов дала свои плоды.
Оказывается, мы за мир во всём мире!
Кто они, эти «мы», мне пока непонятно, зато я точно могу сказать, кому пришлось вытаскивать ещё сотню с лишним спутников разной модификации. Заодно выяснил свой нынешний предел «вытаскивания». Почти десять тонн в сутки. Ну, ладно, ладно, девять триста. Подумаешь, чуть приврал.
Бонусы тоже были, куда же без них. Когда я попробовал вякнуть про отсутствие долларовой налички, мне через минуту эти же самые пацифисты выдали вполне себе годное решение. Характерное такое, для России в особенности, но, как мне показалось, этих самых пацифистов вовсе не красящее.
«Грабь награбленное!» — этот лозунг, как утверждает история моей страны, был вторым, после призыва «Вся власть Советам!», но что-то мне подсказывает, что чаще всего именно он был первым.
Как бы то ни было, но перечень и описание ограблений в той же Америке можно представить себе в виде сборника книг, а то и целой энциклопедии.
Вытащить из текста мешок с уворованными долларами оказалось не то, чтобы просто, а слишком просто. Раз их, эти доллары, так и не нашли до меня, то можно смело их расходовать, ни в чём себе не отказывая. Что, собственно я и делал во время своих путешествий по США.
Вот ведь как бывает.
Вроде совсем недавно я внушал директору ДК мысль о том, что неплохо бы во время студенческих каникул отправить «Монолит» в небольшой концертный тур, а сегодня Круглов мельтешит на студии, отвлекает меня от сведения новой композиции, и вслух, в который раз, зачитывает список площадок, на которых нам предстоит выступать.
Стоит отметить, что дирекция ДК и вышестоящие органы думают более глобально, чем я предполагал. Например, в моём понятии небольшой тур, это несколько концертов в городах Чувашии, количество которых уместится на пальцах одной руки, а наверху решили, что нечего мелочиться, и как результат, отправляют они нас в целое турне по Волго-вятскому району.
Ну, а как ещё назвать почти двухнедельные гастроли с концертами в Казани, Ульяновске, Сызрани, Пензе и Саранске? Самое настоящее турне.
— Пара дней в каждом городе, по два концерта, — выдохнул счастливый Саня, видимо, ещё не осознавший объём предстоящей работы, — Что скажешь?
— У нас на два отделения музыки и песен не наберётся. Кто с нами ещё будет выступать? Местные? — уточнил я у приятеля.
— С нами Настин ансамбль эстрадного танца едет, — услышал я в ответ, — Плюс ко всему Чувашская филармония своего конферансье нам выделяет.