Комплект получился сборный. Два портативных пульта от Динакорда, усилители Пивэй и акустика ДжиБиЭль. Все инструментальные усилители были представлены в виде портативных комбиков, этаких чемоданов, крайне удобных для транспортировки.

— Так, Гоша, а это что такое! — в голос заорал я, заметив четыре колонки, которых никак не могло быть в этом времени.

— Активные сабвуферы, — невинно заморгал домовёнок глазками, хотя и отвёл их в сторону, — Полтора киловатта жирного баса каждый.

Вот же дьявольское искушение! Точнее, четыре искушения. Стоят себе рядочком и заставляют облизываться на них. Это же те самые низкие частоты, которых мне постоянно не хватает в звучании.

— Интересно, как ты себе представляешь мои объяснения по их поводу, — почесал я в затылке, не в силах оторвать взгляд от этих красавцев.

— А я спереди наклеечку отдеру, а сзади ваткой с ацетоном все надписи сотру. Потом заднюю панель заново покрашу и всё на русском выгравирую, — простодушно предложил Гоша, и замер в ожидании моего решения.

Первым моим желанием было дать ему подзатыльник за предлагаемый им акт вандализма. Такие порывы нужно пресекать в корне. Опять же, а на какой звук мы иначе можем рассчитывать, если в дни Олимпиады нам постоянно придётся мотаться по столице, а в качестве средства передвижения у нас будет всего лишь один автобус. А тут шесть киловатт шикарных низких частот, со звуковым давлением в сто тридцать пять децибел. Нет, отказаться от такого подарка выше моих сил.

— Крась, варвар, — махнул я рукой, понимая, что совершаю непоправимый промах в вопросе воспитания одного наглого и пронырливого мохнатого пройдохи. Теперь за ним глаза да глазки постоянно нужны будут. А то ведь с него станется, пойдя по тому же скользкому пути, потом лань с Волги мне на Мерседес прикрутить.

"Зелёный театр" в парке имени Горького в Москве, место историческое и знаковое.

Концертный зал под открытым небом в парке существует с тридцатых годов. В настоящее время это уникальная многофункциональная площадка для проведения масштабных мероприятий и шоу, рассчитанная на двадцать тысяч зрителей. За годы своего существования на этой площадке побывали миллионы людей, несколько поколений москвичей регулярно слушали здесь музыку своего времени, предпочитая эту площадку многим другим.

В моем времени в "Зелёном театре" собирала аншлаги Земфира, очень успешно проходили рок — фестивали и частенько можно было попасть на спектакли Театра Стаса Намина.

Перед Олимпиадой в театре прошла серьёзная реконструкция сцены и зрительских мест, и сегодня всё блестит и сверкает свежей краской, как новенькое.

Мы в парк Горького приехали пораньше, чтобы посмотреть, где и на чём мы будем сегодня играть дневной концерт и привыкнуть к выдающимся размерам площадки.

Директор Театра Эстрады познакомил нас с нашим новым импресарио, и теперь Марк Захарович, импозантный мужчина, умело скрывающий небольшие залысины, суетится целыми днями, умело обеспечивая нас концертами. С самого начала у нас с ним отношения не заладились. Наш концертный администратор к нам снисходил, всеми фибрами своей нежной артистичной души демонстрируя провинциалам, что если бы не воля Директора…

Всё изменилось после первого концерта. Услышав Звук, и Музыку, Марк Захарович моментально и категорически поменял своё мнение. Теперь это очень обаятельный и вежливый администратор, всегда готовый внимательно выслушать наши пожелания.

На дневном концерте мы сегодня работаем всего лишь одно первое отделение, а во втором будет выступать сборная "солянка" самых разных артистов. Мы же, покинув центр столицы, переместимся в Олимпийскую деревню, где у нас будет ещё одно вечернее выступление.

Осмотрев аппаратуру, мы остались довольны. За последнюю неделю нам на чём только не пришлось выступать, а тут просто царские условия. Свой комплект аппаратуры, сделавший нас в некотором роде знаменитостями, сегодня можно будет оставить в автобусе. Обойдёмся комбиками и инструментами, а то с этой суетой мы уже не пойми кто: то ли грузчики, то ли музыканты.

Сегодня второй день Олимпиады, и синоптики обещали дождик. Странно, вроде с тучами бороться — дело не хитрое, но отчего-то этого никто сделать не удосужился. Не спрашивайте, почему руководство страны решило, что парад, перед которым эти тучи всегда разгоняют, для людей важнее, чем Олимпийские Игры. Сам не знаю.

Выступление перед многотысячной аудиторией для ребят из "Монолита" дело непривычное. Со сцены видны пока ещё пустующие ряды сидений, уходящие вдаль безбрежным строем. Они откровенно пугают своим количеством и масштабом. Вижу, как волнуются наши парни, но стараются не подать виду. Больше всех переживает Галка. Вот уж кто умеет переживать от души! И переживать ей сегодня предстоит дольше всех. Она у нас в короткой часовой программе только на последние четыре песни выходит.

— Золотко, ты у меня самая красивая, а поёшь так вообще лучше всех в мире, — шепчу я ей на ушко, когда мы, успев настроиться, уходим за кулисы.

— Я, наверное, сегодня бледная, и причёска на ветру разлохматилась, — порывается она вырваться из моих рук и улизнуть в поисках зеркала.

— У тебя замечательная причёска и сама ты чудесно выглядишь, — воркую я, успокаиваю я её, прибегнув к помощи артефакта, передающего настроение.

— Ага, а сейчас врёшь, — тут же выкупает она мою хитрость на слух, — Опять на мне какие-то свои штучки испытываешь?

— Ничего не вру, — максимально серьёзно отвечаю я ей, улыбаясь одними глазами, — Но тебе же лучше стало?

— И правда, легче, — расцветает Галчонок, — Сейчас бы кружечку кофе с кусочком шоколада… — просительно протягивает она, щуря хитрые глазки.

— Тогда пошли к тебе в гримёрку, там ты пока одна, — тороплю я её, услышав первый звонок, — Будет тебе и кофе, и какава с чаем.

Что-то неладное я почувствовал в середине отделения. По залу словно волна пошла. Сначала стали приподниматься люди на последних рядах, а потом всё ближе и ближе к сцене. Глядеть против света софитов непросто, но всё-таки я смог заметить, что головы люди поворачивали набок, разглядывая человека, идущего по боковому проходу.

Похоже, и осветителей это внимание заинтересовало, и один из них, словно невзначай, скользнул светом прожектора по идущему там человеку.

Ба! Да к нам Владимир Семёнович пожаловал! Собственной персоной!

Высоцкий приветственно махнул зрителям рукой и скромно уселся на крайнее место ряду в седьмом — восьмом.

Пару песен он выслушал, сдержанно аплодируя вместе со всеми остальными зрителями, а после первой Галкиной песни вскочил на ноги, и начал хлопать, подняв над собой руки. По крайней мере ползала последовало его примеру, а сам Высоцкий, закончив хлопать, хулигански свистнул в два пальца.

Сорвавшийся на свист усатый контролёр, добежав до нарушителя и разглядев его, лишь ухмыльнулся в усы, и погрозив артисту пальцем, важно ретировался на своё место. Любит и знает народ Семёныча. Мне бы такая проказа точно просто так с рук не сошла.

— Прослушал я все твои записи. Особенно меня "Городской романс" впечатлил. Даже странно, что он у тебя только на кассетах вышел, — сказал мне Владимир Семёнович, когда мы с ним после окончания нашего отделения вышли покурить на улицу, прячась от лёгкого дождика под каким-то навесом недалеко от служебного входа, где страждущие устроили себе полноценную курилку.

— Комиссию на "Мелодии" не прошёл, — пожал я плечами, — Видимо решили, что идеология в песнях людям нужнее.

— Да, с идеологией в стране перебор, этого не отнять, — поломал в пальцах Высоцкий недокуренную сигарету, и выбросив её в урну, тут же вытащил из пачки следующую, — До "Сторожевого" уже дожили, а выводов никаких не сделали.

— До какого сторожевого? — не понял я оговорки, показавшейся мне странной.

— Ты фильм "Броненосец Потёмкин" смотрел? — покосился он на меня.