— Ваше правительство, — изрядно сбавил в тоне Гоша, — Оно же у вас сейчас совсем никакое.

— И кто именно вас не устраивает?

— Так все. Всё Политбюро, полным составом должно в отставку подать, — выпучил свои глазищи домовой, — Там же ни один из них в вопросах управления государством ни хрена не смыслит. У них и образованьишка у каждого с гулькин нос, а исходя из их возраста, они уже и забыли давно, чему учились. Тот же Брежнев должен был землемером стать. Вот бы я посмотрел, что он сейчас по земле намерит.

— Подожди, а как же тогда сейчас страна живёт? Кто-то же решения принимает?

— Я бы так сказал, что их одобряют. Есть там группка советников у Брежнева, которые все эти решения пишут заранее. Ещё блок существует, из тех членов Политбюро, что его поддерживают, иногда они что-то могут вбросить в своих интересах, а так всё. Других инициатив ждать не стоит. Можно сказать, что плывёт наш "Титаник" без руля и ветрил. Капитан адекватен от силы два часа в сутки, и то не каждый день, а в остальное время таблетками обдурманен, да и остальное руководство не лучше. Кто ещё не сдох, тот уже на больничной койке проводит времени больше, чем на работе. А про деменцию я и говорить не стану. Там все подряд ей страдают. Тот же Суслов у себя в кабинете брюки снимает, когда ему жарко кажется, а потом забывает их обратно надеть, когда на люди выходит.

Мда-а. Вот это откровения!

Нет, так-то я догадывался и знал, что в этом времени у управления страной безмозглые маразматики стояли, но чтобы это настолько далеко зашло…

— Хорошо, уйдёт это Политбюро в отставку, во что я, кстати, плохо верю, придёт другое, и что? — задал я вопрос, зевая.

Зеваю не потому, что мне неинтересно, а по времени. Голимая ночь на дворе.

— Хозяин, хуже точно не будет, хотя бы потому, что хуже некуда, — зачастил миньон.

— Если сроки наказания стране уменьшите, то считай, что я согласен, — махнув рукой, дал я добро на изменения в СССР.

Отключение света пришлось на вторник. За два часа до отключения Ганя начала транслировать предупреждение по радио, а потом и к спутникам системы "Орбита" подключилась, после чего заставка появилась на экранах телевизоров.

— За нападение на спутники — миротворцы в Советском Союзе будет произведено предупредительное отключение электроэнергии сроком на одни сутки. Рекомендуем заранее остановить весь транспорт и опасные производства, — вещала Ганя электронным голосом на всех диапазонах.

Возможно, к предупреждению никто всерьёз бы и не отнёсся, но уже две страны, Ирак с Ираном, почти полмесяца жили без электричества.

СССР отключали в облегчённом варианте. Первые два часа напряжение просто начало падать, и те же аккумуляторы на машинах умерли не сразу.

— Гоша, а вы не подумали о том, что США могут воспользоваться нашим отключением и в этот момент развязать войну? — забеспокоился я, когда лампы дневного света у меня на кухне начали мигать.

— У Гани всё под контролем. Любой пуск ракеты она тут же заметит, а потом обесточит управление ракеты и взрыватели боеголовки. Сам понимаешь, что та же крылатая ракета без электроники никуда не полетит. А потом случиться обратный эффект. США останутся без электричества, и надолго, а в СССР оно появится. И ты знаешь, я гораздо больше боюсь, что СССР не удержится от ответного удара.

— Ага, и получается так, что мы своими действиями, вроде бы и совершёнными с абсолютно мирными намерениями, можем развязать Третью Мировую войну, — почесал я в затылке.

— Если что, то войну никак не мы развяжем, да и вряд ли кто рискнёт её начать. В Приморье уже подводные лодки одну за другой в море выводят. Ганя сказала, что уже седьмая только что от пирса отошла.

— Подожди-ка, так у них тоже почти всё на электричестве. Потонут же, — всполошился я.

— С чего бы? — пожал Гоша плечами, — Если лодка выйдет за пределы территориальных вод СССР, то и пусть себе плавает.

— А сама Ганя как без электричества работать будет?

— Ей со спутников энергию лучом кинут. И вообще, чего ты заволновался вдруг? Вроде, всё же заранее обговорили.

— Не знаю, чем заняться, — признался я, — Про что не подумаю, везде электричество требуется.

— И в чём проблема? В "пузыре" у нас всегда есть свет. Залезай туда и делай, что хочешь. А ещё лучше вытащи заранее с десяток зарядных устройств и толкни их через Петровича. Деньги лишними никогда не бывают, а завтра все машины в ваших гаражах разве что с толкача можно будет завести. Но сам понимаешь, на носу зима, а автомобиль, как надо, аккумулятор не зарядит.

Честно говоря, бизнес-идея у Гоши так себе. Но в одном он прав. Аккумулятор на моём Мерседесе стоит снять и в пузырь утащить на подзарядку. Завтра у меня на это времени не будет.

В правительственном бункере было темно и тихо. Благо охрана, согласно Уставу, разожгла керосиновые лампы.

— Чёрт знает что, — нарушил общее молчание Леонид Ильич, — Сидим тут, как мыши в норе. Да ещё и душно что-то становится.

— Система вентиляции не работает, — подсказал из темноты невидимый охранник.

— Ещё немного, и я задыхаться начну. А что там наверху слышно?

— Связи нет.

— Так пошлите кого-нибудь! — взорвался генеральный секретарь.

— Уже послали. Но лифты не работают, а чтобы пройти по аварийным лестницам, нужно вручную несколько шлюзов открыть. Так что возвращение посыльного быстро ждать не стоит.

— Чтоб я этого мудака Устинова ещё раз послушался, — продолжил сокрушаться Брежнев, — Мне сегодня такой интересный доклад подготовили про рост благосостояния народа, а я, вместо того, чтобы его выслушать и принять, в душном подвале сижу. Нет, выберемся отсюда, точно его в отставку отправлю, а потом сам на пенсию уйду. Надоело.

— Да, если бы не потомки, то подставил бы он нас с Афганской войной, — словно невзначай поддержал Андропов настрой генсека, — А докладчикам про благосостояние я бы не слишком верил. Приписки в стране чудовищные, а потом ещё и Госкомстат цифры в нужную сторону округляет.

— А, кстати, почему Устинова с нами нет? — завертел Брежнев головой, вглядываясь в окружающих.

— Наверное, в Стратегическом Центре командования укрылся, — предположил Андропов.

— Что он там без связи накомандует. Небось, коньяк глушит да связисточек щупает, — недовольно проворчал генсек.

— Вполне возможно. С него станется.

— Нельзя вам на пенсию, Леонид Ильич, как же мы без вас, — перебил Андропова Черненко.

— Это точно. Вы мудры и ещё полны сил, — льстиво добавил Динмухамед Кунаев, — К тому же наши эфиопские друзья скоро должны в гости пожаловать, а уж какую награду они вам приготовили…

— Мне, награду… А, ну да. Эфиопия. Как же, помню. Это страна такая. Что хоть за награда?

— Наиредчайшая и самая высокая! Такую только вы заслуживаете! — закатил глаза Динмухамед так, что только белки сверкнули в отсветах пламени "керосинки".

— Награда — это хорошо. Когда есть за что, то это дело нужное, — умиротворённо заметил генсек, — Пойду-ка я вздремну часок — другой. Устал что-то. Если интересных новостей не будет, то и не будите меня.

С годами пристрастие генсека к лести и почестям приняло гротескный характер. Его окружение сознательно культивировало эти черты: пусть Леонид Ильич забавляется и не мешает нам жить в свое удовольствие.

Стало нормой в речах и докладах вслед за "Коммунистической партией и ее Ленинским Центральным комитетом" поминать "и лично товарища Леонида Ильича Брежнева".

Брежнев не только издал мемуары, сочиненные не им, но и не возражал, когда его называли великим писателем и присудили ему Ленинскую премию по литературе.

У Леонида Ильича было 117 советских и зарубежных орденов, в том числе пять золотых звезд Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда — это единственный случай в истории.