— И что я своим скажу? — всерьёз приняла мою игру Вера, — Где я такую австрийскую фирму нашла, которая готова в Союзе аппаратуру за рубли продавать?

— Вали всё на меня, — беззаботно махнул я рукой, — Мол, я для себя так покупал. Или ссылайся на Санта-Клауса, если со мной не пролезет.

— Ну тебя нафиг, с твоей внешней торговлей, — вскипела Вера, сообразив, что я над ней просто подтруниваю, — Не знаю, как у вас, а в Союзе на внешнюю торговлю существует монополия государства. Так что, вернись в суровую советскую реальность и обрати свой творческий взор на комиссионные магазины.

— Эх, такую мысль, словно утку на взлёте сбила, — мечтательно протянул я, — Значит, будем проводить аппаратуру через советскую комиссионку. Слушай, а ты точно уверена, что ваш кооператив её по безналу сможет купить?

— Конечно, — уверено заявила девушка, — Это такой же магазин, как и все остальные. У них, правда, лимиты есть на безналичную торговлю, но мои комсомольцы этот вопрос решат. Они и посложнее задачи решали, так что выкрутимся.

Озадачившись вопросом комиссионных продаж, я нырнул в недра Интернета и понял, что уже больше года не замечаю под носом настоящее Эльдорадо. Как минимум две сотни крупных комиссионных магазинов Советского Союза готовы распахнуть для меня свои объятья, и поиметь с меня свои семь процентов комиссионного сбора за выставленные в них товары.

Естественно у меня возник резонный вопрос: какого чёрта я вошкаюсь с перекупами и хожу под реальной статьей УК РСФСР, если можно, к примеру, сдавать на комиссию японские двухкассетники и в ус не дуть?

Чрезвычайное заседание Политбюро проходило почти в полном составе, отсутствовал только Брежнев, решивший притвориться больным. Впрочем, ему для этого даже напрягаться не пришлось. В СССР только ленивый не знает, что Леонид Ильич уже давно не в себе, и живёт на весьма своеобразных лекарствах.

— По имеющимся у меня сведениям все вы вчера получили письма, — многозначительно произнёс Андропов, занявший место председательствующего, обводя взглядом всех собравшихся.

Под пристальным взором председателя КГБ многие терялись и отводили глаза в сторону.

— Надо же, как хорошо у нас работает Комитет, — раздался язвительный голос Черненко, — А я и без него минут через пятнадцать после прилёта писем знал, что многие из наших товарищей такие же послания получили. Представьте себе, все они мне попросту по телефону позвонили.

Недовольство Черненко легко было понять. Про то, что на непонятно кем собранном заседании Политбюро Брежнева не будет, он узнал почти что в последний момент и всю дорогу подгонял своего водителя, чтобы первым попасть в зал заседаний, но не преуспел. Кресло Брежнева уже занимал Андропов, а четверо крепких охранников в зале однозначно были его людьми. Свою неудачу в этом моменте член Политбюро тут же признал, но на этом не успокоился.

— Раз уж вы самостоятельно взяли слово, то может и поделитесь с нами своими мыслями относительно этих писем, — не стал с ним вступать с ним в дискуссию гораздо более гибкий политик, жестом давая понять, что он даёт ему возможность высказаться первым.

— Не могу поверить, что собравшиеся здесь коммунисты — атеисты готовы всерьёз относится к каким-то призракам и непонятно откуда взявшимся подмётным письмам. Товарищи — это провокация! Пока я не знаю чья, — с очевидным намёком повернул голову оратор в сторону председателя заседания, — Но думаю, этот вопрос так или иначе мы вскоре выясним.

— Какие-то предложения по существу вопроса вы готовы выразить? — ничем не обозначил Андропов своё отношение к намёку Черненко.

— Конечно. Предлагаю всем позавтракать в буфете и разойтись по рабочим местам. Не станем же мы менять политику Коммунистической Партии из-за каких-то жалких миражей непонятного происхождения? Нам надо решения XXV Партсъезда в жизнь претворять!

— Полноте вам, — с едва заметной усмешкой ответил Андропов, — Вы же на заседании Политбюро, а не на заводском митинге. Тут у нас можно и без лозунгов, своими словами, а Материалы Партсъезда вам любой из присутствующих здесь в состоянии процитировать. Некоторые, так в полном объёме и с указанием номера страницы. Правильно ли я понял, что вы предлагаете сделать вид, что ничего необычного за последнее время не произошло?

Признаюсь, наблюдая за заседанием Политбюро со стороны, я даже почувствовал к этому интерес. Забавное кино получается, и артисты достоверны и реалистичны.

Поневоле начав изучать ключевые фигуры этого времени я буквально недавно понял, что не только Андропов изрядно подчистил себе биографию, но и Черненко этим отметился, благо работа в Секретариате ЦК давала ему доступ к любым архивным документам. То-то историки голову себе ломают, когда пробуют писать биографию этих двух представителей номенклатурной элиты, в моей истории отметившихся ненадолго на постах генсеков.

— А что произошло? Массовая галлюцинация на параде? — сморщился Черненко так, словно он только что лимон попробовал.

— Галлюцинацию не снять на телекамеру, — возразил ему Андропов.

— Хорошо. Пусть это будет мираж или какой-то другой вид мистификации. Но мы материалисты, а дух бесплотный к делу не привяжешь.

— Как же тогда насчёт ракеты "Стингер" и писем? Они материальны. Их можно пощупать руками, а ракету разобрать на мельчайшие детали, — Антропов окинул взглядом сидящих за столом, пытаясь по их виду понять, на чью поддержку ему можно рассчитывать в этом споре, — Что, собственно, мы и сделали. Заодно и узнали, что такие ракеты в США действительно существуют.

— Вот видите! — взревел Черненко, словно марал во время весеннего гона, но вдруг закашлялся от своего собственного крика, — Никаких материальных вещей из будущего нет. Это всё проделки американцев! — хриплым голосом закончил он своё высказывание.

— А что, вполне может быть, — поддержал его всемогущий министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков, давний противник Андропова.

Примерно через полгода после назначения Щелокова министром МВД Брежнев пошёл на риск и назначил главой КГБ Юрия Андропова. Риск заключался в том, что одну из ключевых должностей Брежнев отдал не человеку из своей команды, а постороннему Андропову, которого в своё время выдвинул Отто Куусинен, просидевший в партийных верхах "от Ильича до Ильича".

С этого момента началась самая знаменитая война силовиков в СССР. Разумеется, никаких перестрелок и прочих глупостей не было, но натянутые отношения, как между ведомствами, так и между их руководством длились всё время правления Брежнева.

И Юрий Андропов, и Николай Щёлоков хорошо понимали, что после ухода Брежнева их конфликт так или иначе будет разрешён — должен будет остаться кто-то один из них. При этом противоборство долгое время протекало в скрытой форме, поскольку та сторона, которая начала конфронтацию первой, неизбежно оказывалась бы в проигрышном положении, рискуя нарваться на обвинения в вопиющей дестабилизации советского общества.

Никому из них и в голову не могло прийти, что этот нарыв вскроется из-за происшествия, которое случится в конце декабря 1980 года на юго-восточной окраине Москвы…

26 декабря 1980 года заместителю начальника секретариата КГБ СССР майору Вячеславу Афанасьеву исполнилось 40 лет.

В свой день рождения майор домой вёз полученный к празднику продовольственный заказ — палку копчёной колбасы, банку горбуши, банку болгарских помидоров и бутылку водки. К этому коллеги по работе добавили бутылку коньяка в качестве подарка ко дню его рождения. Ещё у майора была коробка с обувью — югославские босоножки, удачно купленные дочке в магазине "Белград". Там, в конце месяца или квартала "выкидывали" дефицит, а тут, и вовсе конец года. Повезло.

Однако в тот вечер майор КГБ Афанасьев домой не вернулся. Его нашли в крайне тяжёлом состоянии недалеко от шоссе, ведущем в аэропорт Быково.

Первого января 1981 года он скончался, не приходя в сознание.