Кстати, восседая на подоконнике, я заметил описанную Верой журналистку из Белоруссии. Да и как её было не заметить, если даже сидя на полу, она была выше всех присутствующих. Не скажу точно, но метра два роста в Олесе (по крайней мере, так представилась девушка) точно было. Светлые волосы до пояса, резкие черты лошадиного лица с большими зубами, и полное отсутствие бюста. С чего Вера решила, что у меня с Олесей что-то могло сложиться, я так и не понял. Говорят, не бывает страшных женщин, а бывает мало водки. Чёрт, да в меня столько алкоголя не влезет, чтобы я добровольно лёг с такой, мягко говоря, несимпатичной барышней, в одну постель. А если и упьюсь в хлам, то вряд ли буду способен на какие-то активные действия. К тому же я заметил, что водка меня сегодня не брала, и потому пилась она мной в большей степени за компанию и для запаха.

Водка водкой, но в какой-то момент в доме Юрика (того самого, у которого состоялись посиделки) кончился хлеб. Сунув ноги в ботинки, водрузив на голову кроличью шапку и на ходу застёгивая пальто, хозяин квартиры умчался в бакалею, что была на углу дома, а вернувшись через пятнадцать минут с двумя буханками черного хлеба, заявил:

— Народ, я только что в магазине по радио слышал, будто бы по Южной Италии прошла волна сильнейших землетрясений…

— Поду-уу-маешь, — поглаживая свою козлиную бородку, протянул сидевший по-турецки на полу пьяненький Семён, представившийся мне ранее журналистом из "Ровесника", — Италию испокон веков трясёт. Они же расположены в этом… Как его?.. В сейме… В сесмо…Тьфу, ты, чёрт… В сейсмически опасном районе мира.

— А ещё по радио сказали, что в девять часов вместо программы "Время" по телевизору прозвучит обращение Советского правительства к населению страны, — закончил свой доклад Юра.

— А вот это уже серьёзно, — заявил всё тот же Семён, — Заявления правительства обычно не анонсируется. Если нам на журфаке не соврали, и я всё правильно помню, то нечто подобное было двадцать второго июня сорок первого. Тогда тоже выступление Молотова по радио только в обед прозвучало, а до этого с самого утра обещали, что в полдень прозвучит обращение правительства к Советскому народу.

— Ты хочешь сказать, что война началась? — подал с дивана голос конопатый рыжеволосый парень, с двух сторон зажатый журналистками из "Смены" и "Работницы". Могу ошибиться, но шатен вроде работал в "Сельской молодежи".

— Хочу сказать, что надо выпить и дождаться девяти часов, — констатировал Семён.

— Ну, ни хрена ж себе сходил за хлебушком, — выдохнул Юрик и плюхнулся на единственный пустой стул в комнате.

Юрий Сергеевич Разумов вышел на связь крайне удачно. Не успел бы он это сделать сегодня, и всё, прости — прощай, но я уматываю на гастроли. Нормально я за последний месяц в столице пошумел. Теперь вместо восьми городов в нашем гастрольном списке их стало пятнадцать. Больше, чем на месяц мы с "Монолитом" укатим колесить по Союзу.

— Как жизнь, либромант? Давненько мы с тобой не общались. Ты всё чем-то занят, и я от твоих девушек все новости узнаю. Говорят, ты там прилично разошёлся? Чуть ли не политикой занимаешься? — поинтересовался маг у меня, после того, как мы обменялись дежурными приветствиями.

— Этот мир под меня ещё не полностью прогнулся, но я над этим работаю, — доложил я ему, сохраняя серьёзное выражение лица, хотя от прущего из меня пафоса чуть было не прыснул.

— Да, девочки мне говорили, что ты в звёзды эстрады подался. Самому-то не смешно? Зачем оно тебе нужно? — помотал головой Разумов.

— Юрий Сергеевич, а вы кто по специальности?

— Я маг. Меня в девять лет инициировали.

— Хм, я наверное неправильно спросил. Скажем, если бы у вас выбор был, то кем бы вы хотели стать?

— Наверное, художником или скульптором. А ты к чему об этом спрашиваешь?

— Да так. Хотели скульптором, а стали магом. Не обидно?

— Ты просто не представляешь себе, какие у магов возможности, — улыбнулся Разумов с чувством видимого превосходства.

— Отчего же не представляю? Очень даже представляю. Если разобраться, то вы мне царский подарок сделали. Забросить Либроманта в страну тотального дефицита — это практически уровень Бога. И знаете, я поначалу было купился. Это же круто! Стоит протянуть руку, и ты можешь вытащить любую хрень, о которой советские люди всего лишь мечтают.

— Насколько я помню, в СССР не только о вещах мечтали.

— Юрий Сергеевич, — протянул я укоризненно, — Мы же не на партсобрании. Можно выйти на улицу и у первого встречного спросить, что он выберет: пять палок сервелата себе в холодильник, или чтобы в Зимбабве на следующей неделе дети не голодали.

— Попробуй. Думаю, ты удивишься.

— А если ещё банку икры добавить и бутылку коньяка? — заставил я мага задуматься, — В общем сами понимаете, никто из нас не идеален. Если что, то и я тоже. Я пишу музыку и выступаю на концертах. Признаюсь, мне это нравится. Про меня пишут, меня узнают на улице, моя фамилия на слуху и я от всего этого тащусь. С вашей точки зрения мои откровения — это не самая лучшая характеристика. Зато я не пытаюсь сам себя обманывать рассуждениями о возможностях. Да плевать мне на них. Даже если бы я не был Либромантом, то музыкантом и композитором я всё равно бы остался. Меня прёт, когда люди рукоплещут моей музыке и я испытываю гордость, когда слышу, как парни во дворах поют под гитару мои песни. Для меня это главное.

— Угу, — поворошил у себя на столе маг какие-то бумаги, раздумывая над моим выплеском эмоций, — А я слышал, что у тебя какие-то трения чуть ли не с правительством начались.

— Нет у меня трений. Я их просто вчера поменял. Почти всё Политбюро вместе с Лёней на пенсию отправил. Заодно Предсовмина сменил и министра обороны.

— Правительство… Из-за песенок?

— В том числе, но мне ещё и за народ и за страну обидно. Если что, то сразу предупреждаю, что я разделяю такие понятия, как страна и государство.

— А что с народом-то не так? — вздохнул маг.

— Юрий Сергеевич, мы с вами дети разных эпох. Оттого и на жизнь не одинаково смотрим. Вы застали и запомнили те времена, когда мы над китайцами смеялись, а я уже видел прямо противоположное. Вы в юности гордились достижениями СССР, а я удивлялся успехам китайцев. Вот увидите, они ещё и на Луну первыми высадятся, а то и вовсе там станцию построят.

— Не понял, при чём тут Китай?

— Да так, к слову пришлось, — махнул я рукой, — В отличии от СССР они смогли сохранить сталинскую модель развития страны. Результат, как говорится, налицо.

— Угу, и ты решил, что СССР стоит направить по тому же пути, что и Китай?

— Да ничего я не решал. Советы по экономике им суперкомпьютер разработал, а маразматиков давно надо было от власти отстранять. Просто все ссали это делать, а зря. После Хрущёва с Брежневым партии верить перестали, да и коммунисты теперь видоизменились. Сплошь приспособленцы и кивалы. Зато врать так научились, что Геббельс позавидует. И ладно бы, нашим идеологическим врагам врали. Сами себе врут и свой же народ обманывают.

— Да ты ярый антисоветчик, как я посмотрю, — показал Разумов улыбкой, что он шутит.

— Сами-то поняли, какую глупость сказали? — улыбнулся я гораздо шире, чем он, — Как я могу быть против того, чего давно уже нет.

— Это чего нет?

— Так нет же Советов. Выхолостили коммунисты это понятие. Вы ещё лозунг вспомните: "Вся власть Советам". Нет этих Советов рабочих и крестьян. И власти у них тоже нет. Ни у тех, ни у других. Зато Брежнев у нас был и генсек, и Председатель Президиума Верховного Совета, и маршал заодно. Догадываетесь, кто главный антисоветчик в стране? Тот, кто власть у Советов отнял и себе присвоил.

— Да ладно тебе, ты же понимаешь, о чём я…

— Не понимаю, — недоброй ухмылкой ответил я на его оправдание, — Оттого и пытаюсь хоть что-то делать, в отличии от других, "понятливых".