Монахини ввели Саизуму к настоятельнице. Они холодно поклонились Фаусте и почтительно — Клодине де Бовилье.
— Хорошо, сестры мои, — сказала та. — Вы можете идти!
— Госпожа! — сказала тогда одна из них. — За стены общины проникли двое мужчин…
— Увы, — ответила Клодина. — Стены нашей бедной обители никуда не годятся. Как помешать этим набегам? Все, что мы можем, — это молиться. Идите и молитесь, сестры мои… Идите!
Сестры низко поклонились и вышли. Фауста, несомненно, была знакома со странными нравами этой обители, ибо ничуть не удивилась случившемуся. Она только сказала:
— Близок тот день, госпожа настоятельница, когда вы сможете возвести здесь стены Иерусалимские и вновь отстроить вашу святую обитель. Не забывайте, вашему монастырю обещано сто тысяч ливров…
Глаза Клодины заблестели. Но Фауста уже повернулась к Саизуме и молча ее рассматривала. Цыганка приблизилась к ней, взяла за руку и мрачно произнесла:
— Желаете, чтобы я погадала?
— Нет. Но если хочешь, я сама погадаю тебе. Ибо я тоже умею читать линии судьбы на ладони.
Саизума удивленно смотрела на женщину, говорившую с ней голосом нежным и в то же время властным.
— Кто ты? Цыганка, как и я? — спросила она.
— Возможно. Но раз уж я говорю с тобой с открытым лицом, не снимешь ли ты маску?
Саизума покачала головой.
— Моя маска красная. Но если я ее сниму, вы увидите, что и мое лицо красно от стыда. Я не хочу, чтобы вы видели мои стыд и ужас… Все, кто были в кафедральном соборе и на Гревской площади, видели… О! Я сгораю от стыда! — прибавила она, быстро пряча лицо, словно маски было недостаточно.
— Кафедральный собор! — прошептала Фауста, вздрогнув. — Гревская площадь! Так это была она?
И прибавила немного громче:
— Значит, ты боишься снова встретиться с палачом?
Саизума покачала головой.
— Палач — ничто, — сказала она. — Он не причинит мне зла. Он не сможет разбить мое сердце. Что он может мне сделать? Всего-навсего отнять жизнь. Тот, кого я боюсь, — это предатель, который убил мою душу…
Она задрожала.
— Имя этого предателя? — спросила Фауста, пристально глядя на Саизуму. — Ты хочешь сказать мне его?
— Оно здесь! — воскликнула Саизума, прижав руку к груди. — Никто его не вырвет у меня, разве только вместе с сердцем.
— Что ж, мне оно известно!
Саизума рассмеялась. Фауста взяла ее за руку, взглянула на ладонь и серьезно сказала:
— Линии твоей руки открывают мне тайны твоего прошлого…
Цыганка резко вырвала руку.
— Поздно! — воскликнула Фауста. — Теперь я все знаю: и кого ты любишь, и кто разбил твое сердце… Это — епископ…
— Епископ! — пробормотала цыганка, дрожа.
— Да! Епископ! Это тот, кого ты любила. Жан де Кервилье!
Саизума вскрикнула и упала на колени.
— Это она! Конечно же, это она! — прошептала Фауста.
И принцесса наклонилась, чтобы лучше рассмотреть цыганку. В это время дверь отворилась. Фауста увидела, как в комнату входит мэтр Клод… Она спокойно выпрямилась:
— Что ты здесь ищешь?
— Вас! — ответил Клод.
Клодина поспешила вмешаться:
— Ваша охрана избавит вас от этого человека.
Фауста остановила ее.
— Подождите, — сказала она. — Возможно, он принес мне какое-нибудь прошение…
— Что ж, может быть, — согласилась Клодина.
— Итак, говори…
— О, моя просьба проста, сударыня! Я хочу попросить вас сопроводить меня до старого павильона, что стоит посреди монастырского сада.
— А если я откажусь, палач?
— Палач! — прошептала Клодина, остолбенев.
— Если вы откажетесь, сударыня, я буду вынужден убить вас прямо сейчас.
В то же мгновение мэтр Клод обнажил кинжал и захлопнул за собой дверь.
— Мой хозяин, — продолжал он, — я говорю так, потому что сейчас я предан ему, мой хозяин приказал мне доставить вас к нему в павильон. И я доставлю вас, живой или мертвой.
Клодина побледнела. Фауста же сохраняла свое величественное спокойствие.
— Твой хозяин… — сказала она. — Или тот, кого ты так называешь… Кто он?
— Его Высокопреосвященство кардинал Фарнезе. Вы должны с ним встретиться…
Фауста вздрогнула.
— Ты говоришь, кардинал Фарнезе ждет меня в павильоне? — спросила она.
— Я говорю, что должен проводить вас к нему. И я сделаю это, повторяю: доставлю вас живой или мертвой.
— Что ж, я пойду с тобой.
Если Клодина и была удивлена, то не показала этого ни словом, ни жестом; впрочем, принцесса успокоила ее легким движением руки. Затем Фауста повернулась к Саизуме и нежно прошептала ей на ухо:
— Идемте со мной, бедная женщина… вы не будете больше страдать…
Мэтр Клод, держа кинжал наготове, распахнул дверь. Фауста взяла цыганку за руку, и они вышли в коридор. Клодина хотела последовать за ними, но палач захлопнул перед ней дверь и запер на ключ, сказав:
— Оставайтесь здесь, сударыня. И не вздумайте поднять тревогу: у принцессы нет шансов на спасение, мне хватит одного удара.
И Клодина осталась в комнате, полумертвая от ужаса.
Фауста была совершенно спокойна. Клод шел позади нее, сжимая рукоятку кинжала. Он следил за ней во все глаза, не обращая ни малейшего внимания на Саизуму. Спустившись с лестницы, Фауста повернулась к палачу:
— Ведите меня!
— Идите прямо вглубь сада, — ответил мэтр Клод. — И помните: одно ваше слово, одно лишнее движение — и я перережу вам горло, как вы это сделали с моим ребенком…
Фауста неторопливо двинулась по указанному ей пути. Молча она достигла павильона и вошла туда. Клод последовал за ней и захлопнул дверь.
Фарнезе, погруженный в раздумья, не слышал ни скрипа двери, ни звука шагов… Клод направился к нему. В эту минуту Фауста толкнула Саизуму в темный угол и сказала ей:
— Если ты хочешь освободиться от той боли, которую внес в твою жизнь Жан Кервилье, оставайся здесь. Что бы ты ни увидела и ни услышала — молчи!
Цыганка не обратила внимания на ее слова. Она в ужасе смотрела на Фарнезе.
— Черный человек с Гревской площади! — прошептала она. — Почему его вид внушает такой ужас… Ужас, испытанный мною лишь однажды?
Фауста быстро отошла в другой угол комнаты. Там стояло несколько ветхих кресел. Фауста, не обращая внимания на пыль, села в одно из них. Лицо ее оставалось непроницаемым. Черные глаза зловеще сверкали.
Клод тронул Фарнезе за плечо. Тот вздрогнул, очнулся от мрачных дум и удивленно посмотрел вокруг.
— Ваше Высокопреосвященство, — произнес Клод. — Она здесь.
— Она? Кто? — воскликнул Фарнезе, вздрогнув от неожиданности.
— Убийца вашей дочери. Вот она!
Клод указал на принцессу. Кардинал наконец заметил ее.
— Да! — прошептал он. — Это Фауста.
Кардинал облегченно вздохнул.
— Палач! — очень спокойно сказал он. — Подожди снаружи. Но когда я кликну тебя, немедленно возвращайся. Ты придешь и сделаешь свое дело.
Клод покорно поклонился. Он направился к двери и тут заметил Саизуму, похожую на статую, некогда забытую здесь. Мгновение палач колебался, потом пожал плечами и прошептал:
— Какая разница? Пусть она станет свидетельницей казни…
Он вышел и сел на камень неподалеку от павильона.
Фарнезе молча смотрел на Фаусту.
— Сударыня, — произнес он наконец, — вы в моей власти. И я должен предупредить, что собираюсь убить вас. Хотите вы что-нибудь сказать?
— Кардинал! — ответила Фауста. — Вы взбунтовались против вашей госпожи. Я могла бы сама выдать вас палачу, Фарнезе. Но я хочу посмотреть, много ли в вас смелости. Поэтому я здесь. Учтите: по доброй воле. Я пришла одна, без охраны, полагаясь на вас. Я решила прийти именно так. И знайте, уйду я отсюда свободно, и вы не посмеете тронуть меня. А теперь — говорите.
Подчиняясь этому властному тону, кардинал склонил голову. Он привык повиноваться Фаусте. Затем, собрав всю свою волю, Фарнезе продолжил:
— Вы должны знать только одно. Когда я ползал у ваших ног, когда я умолял вас пощадить бедного агнца, обреченного пасть жертвой ваших планов… пощадить мою дочь… когда я рыдал, я все еще верил, что разговариваю со своей госпожой. Но увидел перед собой женщину куда более развращенную, чем многие злодеи, приговоренные к смерти. Я увидел, что в вас нет ничего, кроме властолюбия. Долгие три года я был вам слепо предан. Я беспрекословно, не рассуждая, подчинялся вашим приказам. Ради вас я шел на преступления, веря, что действую во имя новой Церкви. И когда я осмелился спросить вас о моей дочери, вы ответили: она мертва… В это мгновение я приговорил вас. Я решил, что вы тоже умрете. Так не лгите перед смертью и признайтесь: может быть, она жива?
