Кардинал пристально взглянул на Фаусту. У него еще оставалась последняя надежда.

— Она мертва, — сказала Фауста совершенно спокойно.

Фарнезе пошатнулся, словно от удара. Эти слова прозвучали для него так, будто он услышал их впервые.

— Да, она мертва, — продолжала принцесса. — Я хотела знать, способны ли вы, мой первый ученик, превозмочь человеческую слабость и пожертвовать дочерью ради того дела, которому должны быть преданы до последней капли крови, до последнего удара сердца… Если бы вы оправдали мои надежды, Фарнезе! О, я достойно отплатила бы вам. Кто знает, может быть, свершилось бы чудо…

— Чудо, сударыня? — воскликнул Фарнезе. — Моя дочь умерла! Я больше не верю в чудеса.

— Откуда вам знать, кардинал? — возразила Фауста голосом, исполненным такого величия, что Фарнезе задрожал.

— Сударыня!. — тихо проговорил он. — Не надейтесь избежать исполнения приговора, внушая мне детскую веру в чудеса. Моя дочь мертва, и никакая сила не вернет ее. Вы убили ее, и теперь я убью вас!..

Кардинал направился к двери, чтобы позвать палача. В это мгновение Фауста встала. Она подошла к Фарнезе и взяла его за руку.

— Вы сами, — сказала она, — навлекли на себя проклятие, взбунтовавшись. Вы соблазнились и утратили веру в чудо, но оно все-таки произойдет… Готовьтесь же встретиться с той, которая способна воскресить вашу душу, прежде убитую ею!

— Что все это значит? — пробормотал Фарнезе. — О ком вы говорите?

— Ты думаешь, что она мертва вот уже шестнадцать лет?

— Да, она умерла!

— Смотри же!

Фарнезе обернулся и увидел Саизуму.

— Цыганка! — прошептал он.

Фауста сорвала с нее маску и повторила:

— Смотри!

— Леонора! — воскликнул кардинал, отпрянув.

Цыганка бросилась к нему.

— Кто произносит мое имя? — спросила она.

Фарнезе — смертельно бледный, с расширенными от ужаса глазами — попятился и закрыл лицо руками. А когда Саизума приблизилась к нему, упал на колени, бормоча:

— Леонора! Леонора! Это ты? Призрак вышел из могилы?

Фауста заговорила:

— Прощай, кардинал! Сегодня я вернула тебе Леонору де Монтегю, твою возлюбленную. Может быть однажды я воскрешу и твою дочь!..

Но Фарнезе не слышал ее: он был почти без сознания.

Фауста спокойно вышла. Увидев ее, Клод изумился. Что это значит? Фарнезе простил ее? Он вбежал в павильон и бросился к кардиналу. Подле Фарнезе стояла Саизума без маски.

— Мать Виолетты! — воскликнул он.

Мэтр Клод отступил на несколько шагов, смущенный, испуганный. Он вспомнил наконец, где видел ее раньше: давним ноябрьским утром на Гревской площади. Теперь он понял, почему Фаусте удалось так легко покинуть дом, в котором она должна была умереть… Но воскресение Леоноры де Монтегю не произвело на него такого впечатления, как на кардинала: его ненависть была слишком сильна.

— Что ж! — прошептал мэтр Клод. — Я один приведу приговор в исполнение!

Он бросился вслед за принцессой, но та уже была под защитой своей охраны. Палач издали наблюдал, как удаляется паланкин, окруженный всадниками.

— Она ускользнула от меня! — пробормотал мэтр Клод. — Ладно! Я расправлюсь с ней в другой раз!

Мэтр Клод вернулся к павильону, где оставил кардинала Фарнезе. У двери он было замедлил шаг, но потом пожал плечами и направился к пролому в стене. Палач шел медленно и размышлял:

«Фауста знала, что кардинал хочет ее убить, поэтому привела с собой бедняжку Леонору. Зачем? У нее хватило бы людей, чтобы справиться с Фарнезе. Она же просто уехала… Почему? Что задумала эта женщина? Почему она не схватила меня?..»

Мэтр Клод выбрался наружу и скрылся в зарослях.

Вдруг он заметил четырех человек, направлявшихся к монастырю. Сначала он решил проследить за ними, но потом передумал. Что необычного в том, что эти четверо идут в обитель? Почему он беспокоится? Какое ему дело до бенедиктинок с их секретами? Виолетта мертва, и ничто больше не интересует его в этом мире!

Поравнявшись с незнакомцами, Клод поклонился. Они ответили на поклон: старший взмахнул рукой, а тот, что помоложе, приподнял шляпу. И Клод продолжил свой путь к Парижу.

Молодой господин был не кто иной как Карл Ангулемский.

Он был полон надежд: Пардальян уверил своего юного друга, что он найдет Виолетту и что та его любит.

Герцог весело поднимался по склону холма, наслаждаясь красотами природы. Он был убежден, что встретит наверху Саизуму, которая тут же поможет ему отыскать Виолетту.

Компания подошла к известному нам пролому в стене. Пардальян пролез внутрь первым и осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного или опасного, шевалье сделал знак Карлу, который немедленно присоединился к нему. А уж за ним последовали Кроасс и Пикуик… В саду две престарелые монашки продолжали вскапывать землю.

Та же самая сестра, что ранее ворчала на мэтра Клода, пересекавшего огород, заметила четырех новых посетителей. Она выпрямилась, оперлась на лопату и с горькой улыбкой уставилась на чужаков.

— Все идет как и должно, — сказала монашка. — Теперь их уже четверо! Господи Иисусе! Скоро в нашу бедную обитель заявится целая армия!

— Ну-ну, сестра Филомена! — ответила другая. — С какой стати вы так гневаетесь? Если наши юные сестры хотят навлечь на себя проклятие Божье, мы-то что можем сделать?

— Я знаю, что мы бессильны, но тем не менее я думаю, сестра Марьянж, что это позор и мерзость, если мужчины могут свободно проникать в нашу обитель. Боже! Ко мне-то мужчины даже не пытались подступиться со своими гнусными предложениями. Эти негодяи понимали, что получат отказ!

Сестра Марьянж кисло улыбнулась в знак согласия.

— Я не хочу сказать, — продолжала сестра Филомена, — что у нас всегда столько посетителей, как сегодня. Какие-то правила все-таки соблюдаются… Но нынче! Какой позор!

— Увы, это так! — сказала сестра Марьянж.

Сестра Филомена, выпрямившись, приготовилась и дальше обличать времена и нравы, но внезапно отвлеклась.

— Святый Боже! — прошептала она. — Глядите, сестра, они направляются к нам!

— И правда. Похоже, они пришли по наши души… Надо уходить! — ответила сестра Марьянж.

Сестра Филомена поспешно расправила свою поношенную юбку и спрятала под накидку выбившиеся во время работы пряди волос.

— Напротив, останемся, — произнесла она. — Нужно узнать, чего они хотят. У них не хватит смелости оскорбить нас…

Пардальян и герцог Ангулемский действительно направлялись к монахиням. Сестра Марьянж смотрела прямо в лицо неприятелю, сестра Филомена целомудренно опустила глаза.

Сестра Марьянж была краснолицей тучной особой небольшого роста. Будучи всегда себе на уме, она не упускала своей выгоды.

Сестра Филомена, тощая и жилистая, не отставала в этом от своей приятельницы. Она считала, что жизнь несправедлива к ней, постоянно ворчала и всегда была обижена на весь свет.

Пардальян приблизился к монахиням и учтиво приподнял шляпу, собираясь заговорить.

— Не приближайтесь! Стойте! — закричала сестра Филомена, слегка покраснев.

Шевалье пришел в некоторое замешательство. Карл Ангулемский в свою очередь поздоровался и сказал:

— Сударыня…

— Не разговаривайте со мной! — произнесла пожилая женщина тоном оскорбленной невинности.

— Но, сударыня…

— Кто вы такие? Что вам нужно? — воскликнула тогда сестра Филомена. — Говорите! Ваши гнусные намерения написаны на ваших лицах! Напрасно вы пытаетесь изобразить почтение, ибо нет его в ваших сердцах. Предупреждаю вас, что вам нелегко будет отнять у меня мою добродетель!

— Сударыня, уверяю вас, — произнес Карл, — что у нас и в мыслях этого нет…

— Уходите же! — сказала сестра Филомена со вздохом. — Идите! Молодые люди, вам должно быть стыдно! Но я по натуре своей добра и все забуду…

Пардальян не смог сдержать смеха, к которому тотчас присоединился юный герцог. Оба лакея, видя, что их господа смеются, сочли своим долгом также расхохотаться. При виде развеселившихся мужчин сестра Филомена замолкла на мгновение, поперхнувшись словами. Пардальян воспользовался этим.