– Хорошо, – сказал доктор Самопалов. – Думаю, за этим дело не станет. Но я бы на вашем месте все-таки поискал монстра. Для полной уверенности. А то завтра могут быть и новые трупы.

– Эх, Палыч, – вздохнул капитан Марущак. – Нам только монстров искать, с нашей запаркой…

В отличие от работника милиции, доктор Самопалов был уверен в том, что Олег Чулков психически вполне здоров. Во всяком случае, был вполне здоров до встречи с монстром. Но Чулкова во что бы то ни стало нужно было представить душевнобольным – чтобы избавить от тюрьмы. И Виктор Павлович намеревался это сделать, даже вопреки мнению двух других врачей. Впрочем, с коллегами – тем более из своей же больницы – всегда можно договориться…

Демиург-Ковалев пребывал в нирване и, хотелось верить, не мог ни на что влиять – однако, он, возможно, сам того не ведая, все-таки успел запустить какие-то запредельные механизмы, привести в действие таинственные рычаги – и все пришло в движение, структура мироздания стала менять свои свойства, и что-то накладывалось на что-то, и что-то проникало куда-то… или даже взаимопроникало… «Процесс пошел» – тут совершенно уместно было это крылатое выражение, прозвучавшее не во времена Древней Греции или Древнего Рима, а в совсем другую эпоху. Доктор Самопалов с ужасом думал о том, что Игорь Владимирович Ковалев совсем неспроста называет себя. Демиургом…

…После окончания рабочего дня доктор Самопалов, снимая халат в своем кабинете, по привычке проверил карманы и обнаружил сложенные плотные альбомные листы. И вспомнил о сегодняшних архивных изысканиях. Переложив рукопись Антонио Бенетти во внутренний карман пиджака, он запер кабинет и направился к выходу. В душе его пустили цепкие корни тревога, смятение и страх, но он держался.

Вечер был тихим и теплым, на улицах было многолюдно, а в скверике у центрального универмага и вовсе собралась целая толпа – там работало уличное телевидение. Город жил своей обычной жизнью – а доктор Самопалов, сидя за рулем «Жигулей», то и дело отрывал взгляд от дороги и рыскал глазами по сторонам, опасаясь, что вот-вот из какой-нибудь подворотни выскочит мохнатый монстр, жаждущий крови. Олег Чулков отнюдь не придумал монстра – он действительно видел его.

Оставив автомобиль на платной стоянке, Виктор Павлович пересек дорогу и, пройдя под пока еще сохранившими зеленую листву вишнями и абрикосами, оказался в собственном дворе. На крышках погребов сидели знакомые жильцы – любители посудачить о том о сем, у гаража играли в карты местные ценители самогона; гоняла по окрестностям малышня, а ребята постарше кучковались возле подъездов, гогоча, плюясь и соря шелухой от семечек. Виктор Павлович, кивая соседям, поднялся на крыльцо своего подъезда, нашаривая в кармане ключ. Кто-то вдруг крепко ухватил его сзади за плечо. Доктор Самопалов резко обернулся, дернул плечом, пытаясь стряхнуть чужую руку. Двое-трое из стоящей чуть поодаль стайки подростков недоуменно посмотрели на него.

Лицом к лицу с ним на широком крыльце с перилами, погнутыми задами мебельных фургонов, стоял непонятно откуда возникший довольно странно одетый человек. Черный плащ старинного покроя, черная широкополая шляпа с красным пером… Человек, впившись взглядом в лицо врача, продолжал держать его за плечо – доктор Самопалов явственно ощущал тяжесть чужой руки.

Ему хватило нескольких секунд, чтобы догадаться, кто этот человек с лицом хищной птицы. Перед ним стоял Черный граф, являвшийся когда-то Игорю Владимировичу Ковалеву. Никто из находящихся во дворе людей, казалось, его не замечал – во всяком случае, подростки, поглядывая на крыльцо, продолжали свои разговоры.

Прежде чем доктор Самопалов успел прийти в себя, Черный граф запустил другую руку во внутренний карман его пиджака и выхватил оттуда сложенные листки рукописи Антонио Бенетти. Через мгновение рукопись исчезла под плащом и Черный граф, продолжая мрачно, в упор глядеть на доктора Самопалова, попятился и начал спиной вперед бесшумно спускаться по ступенькам. Миновав продолжающих обсуждать какие-то свои проблемы подростков, мужчина в черном развернулся и направился вдоль дома, удаляясь от крыльца, на котором застыл оцепеневший врач. Навстречу ему неторопливо шла молодая женщина, ведя за руку малыша с игрушечным пистолетом, которым он размахивал во все стороны. Они разминулись с Черным графом – и доктор Самопалов совершенно отчетливо увидел, что ребенок прошел прямо сквозь левую полу черного плаща! И было ясно, что ни женщина, ни малыш ничего не заметили…

Оцепенение прошло, и ноги сами собой понесли Виктора Павловича вдогонку за похитителем рукописи.

– Стойте! – крикнул он, быстро шагая вслед за удаляющейся высокой фигурой в черном.

Черный граф остановился и повернулся к нету – кровавым пятном выделялось на черном длинное перо. Нахмурившись, он поднял руку и погрозил пальцем доктору Самопалову. Его фигура стала расплываться, растворяться в воздухе – и вот уже осталось только кровавое пятно. Еще миг – и оно тоже исчезло.

Доктор Самопалов стоял посреди двора, и сидящие на крышках погребов соседи, прервав свои беседы, удивленно смотрели на него. Внезапно он ощутил головокружение, у него потемнело в глазах, а затем зазвенело в ушах. Виктор Павлович тряхнул головой и вдруг понял, что это звенит не в ушах, а раздается где-то вдалеке звонок телефона. Несколько секунд он стоял, ощущая какую-то странную, болезненную, тоскливую пустоту в душе, а потом до него донесся знакомый дребезжащий голос:

– Витя, это тебя!

Это звал его к телефону бывший профсоюзный деятель архивариус Хижняк.

В глазах прояснилось. Виктор Павлович уставился на подоконник, на котором лежала раскрытая папка – «история болезни» Антонио Бенетти. Сунул руки в карманы халата, потом начал быстро перебирать бумаги.

– Витя, к телефону! – вновь прозвучал из-за стеллажей голос Хижняка.

– Ты там заснул, что ли?

Никакой рукописи на итальянском языке ни в халате, ни в папке не было.

На негнущихся ногах доктор Самопалов направился к телефону. Он знал, что это звонит Наташа, секретарша главврача. Он знал, что ему предстоит встреча с капитаном милиции Марущаком. И еще он знал, что вечером, у своего дома, не встретит человека в черном. Черный граф забрал то, что ему было нужно – и изменил реальность. «Даже боги не в силах сделать бывшее не бывшим» – так гласила древняя мудрость. А вот Черный граф сумел сделать это…

Кто сумел? Черный граф – или кто-то другой?

Доктор Самопалов нетвердой поступью шел к телефону и изо всех сил пытался избавиться от мысли о том, что сошел с ума…

– Да, парни, пиво здесь классное! – Гусев сделал очередной длинный глоток и зажмурился. – Умеют, черти.

– Ну уж, прямо, – тут же возразил Саня Веремеев. – Среднее пиво, на «четверочку».

– То-то ты уже третью кружку приговариваешь, – заметил Гусев.

– Так ведь, считай, на шару же! На шару и уксус сладкий, сам знаешь.

– Не скажи, Веремеич. Нам на Балканах местные ведрами домашнее вино на шару таскали. И ты думаешь, я был в восторге? Ни фига подобного, я же не чухонец какой-нибудь – кислятина она кислятина и есть, никакого кайфа. А ведь «на шарика», и пей, казалось бы, сколько влезет.

Сергей удобно расположился в углу, прислонившись спиной к стене, и слушал беседу напарников вполслуха, рассеянно глядя по сторонам. К здешнему пиву у него не было никаких претензий. Нормальное было пиво. Особенно с солеными сухариками.

«А вообще-то я так часто по кабакам там, у нас, не сидел, – подумал он. – У нас… А доведется ли вообще хоть когда-нибудь еще посидеть там, у нас?..»

Кабачок был небольшой и не шумный, и народу в нем было немного – возможно, потому, что вечер еще не наступил. Неподалеку от стойки расположилась трезвая пока компания королевских гвардейцев, вероятно, сменившихся с дежурства; в углу вели разговор то ли торговцы, то ли ремесленники, молча потягивали пиво трое каких-то бледных юношей, да в одиночестве сидел за столом у самых дверей худой благообразный старик, похожий на школьного учителя изящной словесности, ушедшего на заслуженный отдых. (Сергею почему-то сразу вспомнился бородатый старик с мешком и посохом с постоялого двора в Тверре). В кабачке было всего одно окно, но большое, в полстены, тщательно вымытое, и за ним была видна широкая улица с деревьями у края вымощенных булыжником тротуаров и каменными, двухэтажными, по преимуществу, домами, щедро украшенными разнообразной вычурной лепниной и какими-то зверо– и птицеподобными фигурами явно из местной мифологии. Прохожих было не очень много, да и разные конные экипажи и всадники проезжали мимо окна гораздо реже, чем троллейбусы мимо окон квартиры Сергея – стандартного двухкомнатного жилища в стандартной многоэтажке. И как хорошо, что этот мир был тихим, очень тихим, и в кабачке не гремела музыка, и не сновали туда-сюда стада маршруток, водители которых любили услаждать слух пассажиров песнями с кассет и передачами местных радиостанций с туповато-плосковатыми шуточками ди-джеев. Приятно было сидеть, вытянув ноги под столом, и неспешно прихлебывать пиво…