– Не волнуйся. Я уверен, все обойдется.

На какой-то миг он почти пожелал, чтобы в его власти было вернуть этой женщине мужа. Он действительно этого хотел. Чтобы избавиться от неуместного чувства, он еще раз приобнял ее, кивнул Кваме и вышел.

Моррис велел Кваме садиться за руль и пригляделся к своему подельщику из третьего мира. У того была странная, зернистая, как кора, настоящая африканская кожа. Она, конечно, толще, чем кожа Морриса – та сухая, как пергамент. Хотя в последнее время он охотно пользовался увлажняющими кремами из богатых запасов Паолы: не только для гигиены, но еще из-за легкого возбуждения, которое охватывало его всякий раз, как он прикасался к таинственному предмету – дамской косметичке. Он вспомнил заплатанные трусики Мими, которые нашел в корзине синьоры Тревизан. Решится ли он когда-нибудь попросить Паолу надеть их? Заведется ли она от этого?

Затем он вспомнил о беременности жены и успокоился, отогнав греховные мысли. Даже с Паолой все еще может повернуться к лучшему. Бесполезно добиваться благосклонности Антонеллы. Может быть, его долг в том и состоит, чтобы сделать из Паолы порядочную женщину. Это будет что-то вроде испытания. Жизнь, в конце концов, войдет в благопристойную колею.

– С сегодняшнего дня будешь возить меня всюду, куда понадобится.

– Ладно, босс.

На повороте из Авезы машина вылетела на середину дороги. Кваме пришлось резко вильнуть, чтобы избежать столкновения со встречным мотоциклистом. При этом его лицо осталось невозмутимым, будто ничего не произошло. Моррис тоже старался не показывать виду, хотя заметно побледнел. Когда же Кваме как ни в чем не бывало проскочил на красный у выезда на государственную магистраль из Тренто, Моррис решил, что так и надо. Расчет на удачу должен принести плоды.

– Еще ты будешь моим секретарем и научишься вести дела компании в мое отсутствие, – настойчиво продолжал Моррис. – В частности, присматривать за остальными ребятами на Вилла-Каритас, рассказывать мне, в чем они нуждаются. Кроме того, тебе надо следить, чтобы они не ссорились с итальянцами и не портили рабочую атмосферу. Скандал с Азедином и Фаруком не должен повториться. Я не потерплю таких вещей.

Еще не договорив, Моррис наклонился, взял трубку и, удивляясь собственной памяти, набрал номер, по которому звонил в последний раз почти два года назад с римского вокзала, когда отправлялся за выкупом и наткнулся на Стэна.

– Инспектор Марангони слушает.

Странно, его до сих пор не повысили в должности. Все те же лица на прежних местах.

– Это Моррис Дакворт.

Краткая пауза на том конце как будто показывала, что звонок не вызвал радости.

– Чем могу служить? – в голосе инспектора, как ни странно, сквозило какое-то холодное удовлетворение.

Чтобы не перегибать палку, Моррис отмолчался.

Несколько менее уверенным тоном инспектор спросил:

– E allora?..

– Я не совсем уверен, стоит ли мне это говорить, – Моррис увидел, как по лицу Кваме расползается улыбочка. Но тут же пришлось зажмуриться, поскольку новоиспеченный шофер повернул и с мучительной неспешностью проехал перекресток под носом у рвущихся наперерез машин.

– Скажите, вы еще не поймали этих… хм, голубых?

– Нет, – резко ответил Марангони, почуяв недоброе.

Любопытно, подумал Моррис, два года назад он держался приветливее. Возможно, у него проблемы с женой – дело житейское.

– Мне казалось, – протянул он разочарованно, – им сложно будет уйти в бега без документов и тому подобного.

– Так что вы хотели мне сказать?

– Дело в том, что Бобо, то есть синьор Позенато держал у себя, ну, можно назвать это вторым сейфом. То есть помимо главного, который в стене за столом.

Он помолчал.

– Для… э-э, черного нала, – добавил он, как только Марангони начал что-то говорить. Поэтому ему пришлось повторить.

– Он находится за мусорной корзиной рядом с дверью.

Оба замолчали. Кваме медленно ехал по набережной мимо того самого полицейского участка, где сидел Марангони. Негр резко притормозил и показал пальцем на машину Бобо, зажатую между «фиатом-1500» и автобусом «Фольксваген», служившим нелегальным пристанищем немецких хиппи. Моррис кивнул и махнул рукой в сторону кладбища.

– Ну, видите ли, не пришло в голову сразу туда заглянуть.

– И?..

– Он пуст. Исчезло около двух миллионов лир.

Перекочевали в карман Морриса, если быть точным. Эти деньги помогут умаслить Кваме.

После долгого молчания Марангони не смог сказать ничего вразумительного и промычал:

– Угу.

– Это все, – Моррис с трудом пытался не замечать враждебности инспектора. Совершенно неожиданно его обуял дикий страх, он чувствовал, как каждая клеточка тела вопит о провале. Его поймают, не так ужасны прямые последствия этого, как сама угроза разоблачения, страх оказаться лжецом в глазах людей. Моррис искренне верил, что он – не лжец. Он же настоящий!

– Сообщите мне, пожалуйста, если узнаете что-то новое, – еле выговорил он и с облегчением дал отбой, не дослушав инспекторское «arrivederci».

Кваме остановился у кладбища. Разум Морриса все еще был затуманен огромным количеством дел, которые надо сделать, вещей, которые надо помнить – хаосом, где боролись страх и самонадеянность, попеременно выплывая наверх и топя друг друга.

Затем раздался бас Кваме:

– Приехали, босс.

Хоть Моррис и не просил называть себя так, обращение ласкало слух.

Моррис глянул на цветочную лавку напротив, утопавшую в золотистых хризантемах. Рядом разносчик пытался всучить местную газетенку каким-то итальянцам, не способным прожить двух дней без общества своих дорогих покойников. Моррис с тревогой подумал, что еще не читал газет и не знает, как описали его поведение в прессе. Быть может, там найдется объяснение внезапной враждебности Марангони.

– Приехали. Что будем делать?

Моррис глубоко вздохнул.

– Послушай, Кваме, я хочу, чтобы ты мне сказал, что ты думаешь. Ну, обо всем об этом.

Кваме пожал плечами:

– Большая проблема. Но босс очень умный.

Моррис, в общем-то, и сам был того же мнения. Но этого показалось ему недостаточно.

– Нет, мне нужен твой совет. Понимаешь, если этих двоих, Азедина с Фаруком, поймают…

Кваме ничего не ответил. На лице у него был написан разум той разновидности, что часто проявляют глухонемые. Несмотря на нехватку образованности, сама жизнь на каждом шагу дает им такие уроки, что они понимают: в словах нет нужды. Он даже не спросил, зачем Моррис убил Бобо. Моррис позавидовал ему.

– Хотя думаю, даже в Италии их не смогут обвинить ни в чем серьезном, если не найдут тела или денег при них… Нет, мне кажется, это просто удобный отвлекающий маневр, чтобы установить некую дистанцию между… – Моррис окончательно запутался в словах.

Кваме выбивал быстрый ритм на руле. Несмотря на плебейское происхождение, он замечательно смотрелся в салоне «мерседеса».

– И потом, они гомосексуалисты, извращенцы, у них СПИД – они опасны для общества.

Ритм, который Кваме отстукивал то по собственным штанам, то по рулю, сильно походил на те, что звучат в фильмах из жизни джунглей. Работа на публику слишком очевидна.

Моррис надеялся на случай, который заставит Кваме найти так нужные ему слова. Порой ему удавалось убедить себя, что он всего лишь бедный маленький мальчик, слишком рано потерявший мать.

– Послушай, Кваме, на будущей неделе я собираюсь переехать в семейный дом в Квинцано. Он просторней, и к тому же Паола, моя жена, ждет ребенка, так что нам понадобится больше места. Когда мы переедем, я хочу, чтобы ты занял квартиру, в которой я сейчас живу, в Монторио. Я хочу сказать, ты, несомненно, заслужил награду за свою помощь.

Кваме медленно кивал головой взад-вперед, но неясно было, выражал ли он этим свою благодарность или же просто следовал за ритмом, который продолжал выбивать.

– По-моему, чертовски умно с твоей стороны было спросить, что будет, если Бобо вернется.