Моррис проехал вверх по Вальпантене, повернул в Квинто и остановился у Вилла-Каритас. Теперь его подгоняла лихорадочная спешка; выслушивать Форбсову латынь, сколь бы к месту она ни пришлась, решительно не оставалось времени. По счастью, Кваме обнаружился у дома – нежился в гамаке под лучами холодного солнца. – Моррис велел негру затушить сигарету и садиться в машину, и сразу выехал задним ходом за ворота. Не то чтобы ему требовалась компания – скорее даже наоборот, но казалось, что молчаливое присутствие Кваме придаст весомости его словам.

Почему же Бобо так поступил?

Разливочный цех гудел. Враг сидел на цепи. Моррис преисполнился такой уверенности, будто все ему дано решить, опираясь на простой здравый смысл, совершенно законным путем, что даже раздумал травить собаку.

– Ко мне, Вульфи! – позвал он наугад, не имея понятия, какой кличкой окрестили пса на самом деле. – Волчок, Волчок… – он протянул руку, как бы собираясь погладить животное.

Но, видно, было в безупречно поставленном голосе и дружелюбных манерах нечто, раздражавшее фальшью даже самую безмозглую тварь. Несмотря на весь блондинистый шарм и кроткую обходительность, Моррису еще ни разу не удалось убедить кого-нибудь дать ему постоянную работу. В ответ на увещевания пес рванулся, сколько позволяла цепь, ощетинился, встал на дыбы и разразился яростным лаем, разевая красную пасть. Кваме попятился в испуге. Моррис улыбнулся с безопасной дистанции. В конце концов, учитывая прочность цепи, это не та ссора, из-за которой стоит расстраиваться.

– Дьявол, – угрюмо пробасил Кваме. – Это не собака, а злой дух.

А может, и Бобо вот так же «ласково» подлизывается к зверюге, при всех своих законных полномочиях? Нацепив на лицо выражение, в котором, как – надеялся Моррис, были и понимание, и готовность пойти навстречу – и одновременно стаивать свои принципы, он без стука отворил дверь.

Бобо сидел под бутылкой братьев Руффоли, зажатой меж ягодиц фотомодели, в окружении аккуратно подшитых розовых и голубых папок, разложенных веером на серой крышке стола. Левой рукой он держал телефонную трубку, ухитряясь – яростно ковыряться пальцем в зажатом ухе, а правая рука тупым карандашом строчила колонки цифр. На Бобо – был довольно приличный, но, по итальянским понятиям, неважно пошитый костюм. Буднично мерцал монитор «Макинтоша». Ото всей сцены за версту несло вульгарной коммерцией. Довольно гнусный контраст с пафосом – вчерашнего обеда. Надо бы все офисы фирмы перенести в центр города и прикупить побольше комнатной зелени, чтобы было по-итальянски красиво и элегантно. Мебель же лучше всего заказать в Милане.

Бобо тем временем закончил деловой разговор и теперь оправдывался перед Антонеллой, что не сможет подъехать к матери по крайней мере в ближайшие два часа. В компании кризис, сказал он, глянув на Морриса из-под выцветших бровей (глаза у него точь-в-точь как пуговки плюшевого мишки, подумал тот). Нет, позже все объяснит. Он же не просто так где-то шлялся полночи – кризис есть кризис.

Нельзя – так пристально пялиться на Бобо, – призывая побыстрее закругляться – это унизительно. – Потому Моррис принялся демонстративно болтать с Кваме. По-английски.

– Как на вилле, парни в порядке?

Кваме взволнованно понизил – голос:

– Ходят чернее тучи.

Моррис решил не использовать этот материал для каламбура.

– Форбс разнервничался, когда я с ним говорил по телефону, – продолжал он, игнорируя Бобо. – Но ты не волнуйся, все образуется.

– Он просто с ума сходит от злости на Азедина.

– На кого?

– Ну, на старого араба.

– Форбс зол на Азедина? С чего бы?

– Я думал, вы знаете, босс.

– Ничего не знаю.

Только теперь Моррису пришло в голову, что за все десять минут, пока они с Кваме ехали на завод, он не задал ни одного полезного вопроса, настолько его ум был занят осмыслением привалившего богатства. Он буквально истекал слюной в предвкушении денег – которых еще не держал в руках…

– Ну, рассказывай, – произнес он отеческим тоном.

– Значит, Азедин и тот молодой, Фарук… они были… близки…

В этот момент Бобо швырнул трубку. Он свирепо посмотрел на Морриса и Кваме и пролаял:

– Пусть этот грязный ниггер убирается вон. Maledetto! Черт бы их всех побрал, психов чокнутых!

Моррис был в шоке. Если ему порой и случалось подозревать, что другие расы стоят ниже в своем развитии, он никогда не позволил бы себе высказать подобные мысли вслух.

– Вон отсюда! – повторил Бобо.

– Но почему? Пусть остается. Вообще-то теперь, когда синьора Тревизан скончалась, и я становлюсь, хм, полноправным партнером, я решил сделать Кваме своим личным помощником.

Бобо так и вытаращился. Вот бы, подумал Моррис, все старшие братья уродца перемерли в одночасье, и мозгляк отправился бы командовать куриной империей предка. Он бы со своими птичьими глазами-бусинками очень недурственно гляделся в роли главного петуха.

– По правде говоря, я считаю расизм дурным тоном.

– Я сказал, чтобы этот негр выметался из офиса и вообще с завода!

Кваме был в замешательстве.

– Не волнуйся, просто обожди за дверью, – успокоил его Моррис. – Я скоро выйду.

Как только долговязая фигура Кваме скрылась с глаз, снаружи снова раздался истерический лай.

– Прямо взбесился, – пробормотал Моррис, но если и была в его словах некая двусмысленность, то Бобо ее не заметил.

– Ты тоже убирайся. Слышишь? Вы-ме-тай-ся!

Сдается, сопляк постарался как следует накрутить себя перед встречей. – Бобо весь кипел от ярости и в то же время дрожал, как на морозе. Возможно, он был сконфужен оттого, что не ночевал дома, – а это, интересно, к чему бы? Однако прежде всего чертовски странно. С решительным видом Моррис уселся за соседний стол и попробовал собраться с мыслями. Антонелла ошиблась насчет завещания? Может такое быть? Или Цыплак успел уничтожить документ и сочинить другой, по которому он получал все и имел полное право выкинуть Морриса на улицу. Но такой поворот уж слишком походил бы на мелодраму из прошлого века.

– Расскажи, что стряслось, – попросил он примирительным тоном.

Бобо опять вылупился на него. Их взгляды встретились – невинный взор отлично выспавшегося Морриса с покрасневшими глазками Бобо. Моррис стало даже жаль зятя, ладно, он простит ему все, как только разберется с этим недоразумением. Бобо разинул рот, но явно не находил слов. Может, от смущения?

Моррис заговорил еще спокойнее:

– Просто объясни мне, почему ты уволил ночную смену. Они что-нибудь натворили?

Бобо набрал воздуха.

– Тебе придется уйти из компании, – выдавил он. – Я по горло сыт твоими бреднями. Буду очень признателен, если ты сейчас выйдешь и закроешь за собой дверь.

Изумление Морриса росло.

– Но за что ты выгнал ребят? – повторил он. – Наши с тобой споры – это одно, а они тут совсем ни при чем. Им нужны деньги, для них это вопрос жизни и смерти.

Добродетель придавала душевных сил. Он не только привлекательнее – Бобо, но и лучше во всех отношениях. Он бы не стал развешивать – порнуху на рабочем месте. Разве он повесил в своем городском уголке что-нибудь подобное? Как бы не так. Моррис решил немедля расторгнуть договор об аренде и переехать в какое-нибудь более приятное место, или просто завести рабочий кабинет в своем новом доме в Квинцано.

– Ночью я застукал здесь двоих, прямо в офисе занимались непотребством! – выдохнул Бобо.

Моррис недоуменно посмотрел на зятя:

– Что ты имеешь в виду? И как вообще тебя занесло сюда посреди ночи?

– S'inculavano, – буркнул Бобо. – Один трахал другого в задницу.

Моррис и не знал, чему удивляться больше – манерам Цыплака или его заявлению.

– Кто? – решительно спросил он.

– Какая разница?

– Большая. Ты был бы абсолютно прав, ели б рассчитал на месте этих двоих, я бы их вышиб с Вилла-Каритас, и тем дело кончилось. Я совершенно согласен, что эту парочку надо гнать.