— Почему?

— По многим причинам. Ты мне нравишься. Ты интересная. У тебя приятный голос. Мне кажется, что ты способна увидеть личность даже под тигриной шкурой. Когда ты говоришь, у меня такое ощущение, будто ты произносишь именно те слова, которые мне нужно услышать. Ты умная. Ты любишь поэзию, и еще ты очень привлекательная.

Я не смогла удержаться от смеха.

«Я? Привлекательная? Да он это не всерьез!» Мне ли не знать, что я во многом была обычной серенькой мышкой. Я никогда не интересовалась последними направлениями в мире косметики, стильных причесок или модной, но неудобной молодежной одежды. Кожа у меня была бледная, а глаза настолько темно-карие, что казались черными. Честно говоря, самым привлекательным в моей внешности была улыбка, которая очень дорого обошлась моими родителям, да и мне самой — проходить три года в металлических скобках, это вам не жук чихнул.

И все-таки я была польщена.

— Что ж, Принц Очарование, я разрешаю вам оставить эту вещицу на память обо мне. — Я ненадолго замялась, а потом тихо сказала: — Знаешь, я ношу эти ленты в память о маме. Обычно она расчесывала мне волосы и заплетала косички, пока мы с ней болтали.

Рен понимающе улыбнулся.

— Теперь она будет мне еще дороже.

Мы помолчали, а затем он снова заговорил:

— Келси, завтра мы отправимся в пещеры. Днем там всегда много туристов, поэтому нам придется дождаться вечера, чтобы начать поиски пророчества Дурги. Мы прокрадемся в парк со стороны джунглей, а значит, нас ожидает большой пеший переход, так что надень новые туристические ботинки, которые мы тебе купили. Они в твоей гардеробной, в коробке.

— Здорово. Что может быть лучше, чем разнашивать новые туристические ботинки в знойных индийских джунглях! — пошутила я.

— На этот раз путь будет гораздо легче, тем более что даже новые туристические ботинки намного лучше, чем твои кеды.

— Как ни странно, я искренне привязалась к своим кедам, поэтому возьму их с собой, на тот случай, если натру ноги вашими чудесными ботинками.

Рен вытянул перед собой свои длинные ноги и скрестил голые ступни.

— Мистер Кадам соберет сумку со всем, что нам может понадобиться в пути. Я позабочусь о том, чтобы он оставил место для твоей старой обуви. Тебе придется отвезти нас в Мумбай, а оттуда до парка, потому что завтра я снова буду тигром. Я знаю, тебе не нравится наше движение. Поверь, мне очень жаль, что приходится доставлять тебе такие неудобства.

— О, нет, это еще мягко сказано: мне «не нравится» ваше движение! Тут люди вообще не понимают, что такое водить машину! Они все сумасшедшие!

— Мы постараемся по возможности ехать по объездным дорогам, где меньше транспорта, кроме того, на этот раз нам нужно добраться только до пригорода Мумбай, не въезжая в сам город. Вот увидишь, все будет не так плохо. Ты отлично водишь.

— Ну да, тебе легко говорить! Ты же всю дорогу сюда продрых на заднем сиденье!

Рен дотронулся пальцами до моей щеки и бережно повернул меня лицом к себе.

— Раджкумари[19], я хочу поблагодарить тебя. Спасибо за то, что осталась и согласилась помочь мне. Ты даже не можешь представить, как много это значит для меня.

— Да что ты, не за что, — еле слышно выдавила я. — А что такое раджкумари?

Рен одарил меня ослепительной белозубой улыбкой и ловко перевел разговор на другую тему.

— Ты хочешь узнать, что такое печать?

Я прекрасно поняла, что он уходит от ответа, но уступила.

— Ну и что это такое?

— Это резной прямоугольный камень, толщиной примерно в три пальца. Когда-то раджа носил его на официальных церемониях. Это был символ обязанностей царской семьи. На Имперской печати вырезаны четыре слова, по одному с каждой стороны: вивека, джагарана, вира и анукампа, что в приблизительном переводе означает «мудрость», «зоркость», «храбрость» и «сострадание». Ты должна будешь взять эту печать с собой в пещеры. Пхет сказал, что она будет ключом, которым мы откроем тайный проход. Мистер Кадам положит печать тебе на комод перед выходом.

Я встала, подошла к перилам и посмотрела на загорающиеся в небе звезды.

— Просто не могу себе представить ту жизнь, из которой ты пришел. Это настолько не похоже на все, что я знаю…

— Ты права, Келси.

— Зови меня Келлс.

Он улыбнулся и подошел ко мне.

— Ты права, Келлс. Наши жизни и впрямь совсем не похожи… Я очень многому научился от тебя. Но возможно, и я смогу научить тебя кое-чему. Например, твой шарф… Ты позволишь?

Он снял шаль, обернутую вокруг моих плеч, и взял ее в руки.

— Существует множество способов носить шарф дупатта. Можно носить его на плечах, как сделала ты, но можно перекинуть один конец через плечо, а второй набросить на руку, вот так. Это современный стиль.

Рен обернул шаль вокруг себя и развернулся, чтобы продемонстрировать мне стиль. Я не выдержала и расхохоталась.

— Откуда ты знаешь про современные веянья?

— О, я много чего знаю. Ты еще не раз удивишься! — Он снова снял шаль и повязал на голову. — Можно носить дупатту на голове, так велят правила приличия при встрече со старшими, в знак уважения.

Я низко поклонилась ему и со смехом сказала:

— Огромное спасибо, что проявили столь глубокое уважение ко мне, мадам. Позвольте заметить, что шелк вам очень к лицу.

Рен рассмеялся и показал мне еще несколько способов, один забавнее другого. Он говорил, а я чувствовала, что теряю голову. «Он такой… красивый, очаровательный, волшебный, притягательный… обаятельный». Разумеется, при этом Рен был еще невероятно красив, но даже будь он менее хорош собой, я была бы рада часами сидеть с ним рядом и болтать обо всем на свете.

Я заметила, как рука Рена задрожала. Он стал серьезным и сделал шаг ко мне.

— Но больше всего мне нравится, когда дупатту носят так, как ты сделала это раньше — свободно накинув на плечи. Благодаря этому я получил возможность увидеть во всей красе твои волосы, струящиеся по спине.

Накинув шаль мне на плечи, Рен потянул за концы и бережно притянул меня ближе. Потом взял прядь моих волосы и стал наматывать ее себе на палец.

— Эта жизнь совсем не похожа на ту, которую я знал раньше. Слишком многое изменилось. — Он выпустил из рук шаль, но продолжал играть моим локоном. — Но кое-что стало гораздо, гораздо лучше! — Рен выпустил мои волосы, провел пальцем по моей щеке и легонько подтолкнул меня в сторону комнаты. — Спокойной ночи, Келси. Завтра у нас тяжелый день.

На следующее утро я нашла на комоде Муджулайнскую Имперскую печать. Это оказался красивый камень сливочно-белого цвета с золотыми бороздками цвета ржавчины и мягкой лентой для ношения. Я взяла тяжелый предмет в руки, чтобы получше рассмотреть, и тут же заметила вырезанные слова, которые, если верить Рену, обозначали «мудрость, зоркость, храбрость и сострадание». На основании печати был изображен распустившийся цветок лотоса. Тщательность прорисовки мельчайших деталей говорила о высоком мастерстве художника. Я долго любовалась прекрасным цветком.

«Если Рен не обольщается и его отец действительно был верен этому девизу, то он был очень хорошим царем».

Минуту-другую я пыталась мысленно нарисовать себе портрет раджи в образе постаревшего Рена. Мне было нетрудно представить Рена возглавляющим людей. Было в нем нечто располагающее, пробуждающее инстинктивное желание доверять и подчиняться. Я невесело усмехнулась. Да уж, женщины с радостью последуют за ним хоть в омут головой!

Но ведь мистер Кадам служил Рену больше трехсот лет… Сама по себе мысль о том, что Рен сумел внушить человеку пожизненную верность, вызывала трепет. Прервав свои размышления, я с новым уважением посмотрела на старинную печать.

Затем я расстегнула оставленную мистером Кадамом сумку и обнаружила в ней фотоаппараты, цифровой и одноразовый пленочный, спички, набор инструментов для копания, электрические фонари, перочинный нож, непромокаемые спички, плотную бумагу и уголь для выполнения оттисков, еду, воду, карты и еще кучу разных вещей. Некоторые предметы были упакованы в водонепроницаемые пластиковые пакеты. Я взвесила сумку в руке — как ни странно, она оказалась мне по силам.