Той ночью им было тесно, но пещеру жарко прогрел костер, на огне жарилось мясо льва и сохла рыжевато-коричневая кожа, которой суждено было вскоре стать плащом для Биттерблу. Девочка следила за тем, как готовится мясо: остальное они заберут с собой замороженным.

Снегопад становился все сильнее и сильнее. Ветер приносил к костру снежинки, и они, шипя, таили в пламени. Если буря будет продолжаться, то здесь им будет вполне удобно: есть еда, вода, крыша и тепло — все, что нужно. Катса подвинулась к огню так, чтобы пламя просушило изорванную одежду, которую она после стирки надела на себя — другой у нее не было.

Она работала над луком, который делала уже несколько дней. Согнув плечи лука и проверив их на прочность, она отрезала кусок шнура на тетиву. Катса крепко привязала ее к одному концу, с силой потянула к другому и застонала от боли в плече и раненой ноге, на которую надавил лук.

— Если вот это называется — получить травму, то я никогда не пойму, почему По так любит со мной биться. Если после этого он чувствует себя так же, как я сейчас…

— Я вообще редко понимаю, почему вы двое что-то делаете… — заметила девочка.

Встав, Катса натянула тетиву и вытащила одну из самодельных стрел. Вложив ее, она сделала пробный выстрел сквозь падающий снег в дерево напротив их пещеры. Стрела долетела до дерева и с глухим звуком глубоко врезалась в него.

— Неплохо! — отметила Катса. — Сойдет.

Она выбежала под снег, выдернула стрелу из дерева и, вернувшись, уселась за вырезание остальных стрел.

— Должна сказать, я бы с удовольствием отдала свою порцию мяса за одну-единственную морковку. Или картофелину. Представляешь, какой роскошью для нас будет еда в трактире, когда дойдем до Сандера, принцесса?

Биттерблу только взглянула на нее, дожевывая кусок мяса, и ничего не ответила. Ветер продолжал завывать, а снежный ковер, образовавшийся у входа в их пещеру, становился все толще и толще. Катса запустила еще одну пробную стрелу в дерево и выбежала в снегопад, чтобы вытащить ее. Вернувшись в пещеру и обивая сапоги о стену, чтобы стряхнуть снег, она заметила, что Биттерблу все еще за ней наблюдает.

— Что случилось, дитя?

Биттерблу покачала головой. Прожевав и проглотив кусок мяса, она взяла с огня еще один и протянула его Катсе.

— Ты не выглядишь сильно пострадавшей.

Катса пожала плечами и, откусив мяса, сморщила нос.

— Я и сама сейчас мечтала о хлебе, — призналась Биттерблу.

Катса рассмеялась. Ребенок и убийца львов уселись рядышком у огня, слушая, как завывает ветер у входа в их пещеру.

Девочка совсем выбилась из сил. В львиной шкуре было теплее, но силы все равно были на исходе. Ее измучил бесконечный путь наверх, эти камни, что скользили у нее под ногами и задерживали, когда она пыталась идти вперед. Крутой каменный склон, по которому невозможно было подняться, если только Катса не подталкивала сзади. А пуще всего — безнадежная уверенность, что за вершиной этой каменной гряды ждет следующий подъем, такой же крутой, или очередная река камней, которые посыпятся вниз, как только она попытается по ним вскарабкаться. Ботинки промокли от снега, ветер упорно забирался под одежду, но самой тяжкой пыткой были волки и горные львы. Они всегда появлялись неожиданно, шипели и рычали, по камням бросаясь к добыче. Лук словно прирос к руке Катсы — она убивала хищников еще до того, как они подбирались опасно близко, иногда даже до того, как Биттерблу успевала их заметить. Но после каждого звериного рыка, после каждого нападения она еще долго тяжело дышала, и Катсе было ясно, что девочка измучена не только физическим напряжением, но и страхом.

Катсе было невыносимо тяжело двигаться еще медленнее, но она сбавила скорость, потому что так было надо. «Какой будет прок, если мы убьем его, спасая?» — сказал Олл в ту ночь, когда они вызволяли из темниц дедушку Тилиффа. Если Биттерблу погибнет в этих горах, виновата будет Катса.

Снегопад теперь почти не прекращался, и они продолжали карабкаться даже в снег. Катса обмотала руки и лицо Биттерблу мехом так, что видны были только глаза. Если верить карте, на перевале Греллы не было деревьев. Лес отступит еще до того, как покажется продуваемый всеми ветрами проход между вершинами гор. Поэтому Катса принялась сооружать снегоступы, чтобы надобность в них не застигла путников там, где уже нет дерева. Она решила сделать только одну пару. Неизвестно, что ждет их в пути, но, вероятнее всего, наверху будет ветрено и холодно. В таком месте придется передвигаться быстро, если, конечно, не хочешь замерзнуть насмерть. Скорее всего, девочку придется нести на себе.

По ночам обессиленная Биттерблу моментально проваливалась в сон, иногда постанывая, словно ей снились кошмары. Катса охраняла ее и поддерживала огонь. То и дело подкидывая хвороста в костер, она старалась не думать о По. Старалась, но у нее не получалось.

Раны быстро заживали. Самые маленькие стали почти незаметными, и даже самые глубокие перестали кровоточить уже через пару часов. Ей они доставляли всего лишь раздражение, о них терлись ремни сумок и бились недоделанные снегоступы. Плечо и грудь слегка ныли каждый раз, как она тянулась к колчану у себя на спине, который она сделала из куска седельной кожи. На плечах и груди останутся шрамы. Может быть, и на бедрах тоже. Но это будут единственные следы ее поединка с горным львом.

Закончив изготавливать снегоступы, Катса решила сделать что-то вроде заплечных ремней на случай, если дальше девочку придется нести. Можно смастерить что-нибудь из фрагментов лошадиной сбруи, чтобы можно было нести Биттерблу, но руки оставались свободными — вдруг нужно будет стрелять из лука. И, может быть, теперь, когда девочка уже не так мерзнет, стоит сделать плащ и для себя самой. На это пойдет шкура следующего волка или горного льва, который попадется по пути.

И каждую ночь, разведя огонь и закончив работу, когда мысли о По подступали так близко, что их невозможно было прогнать, она сворачивалась клубком рядом с Биттерблу и давала себе несколько часов отдыха.

Когда Катса неожиданно для себя обнаружила, что по ночам дрожит во сне, что приходится кутать голову и шею в меха и постоянно согревать немеющие ноги, она решила, что перевал Греллы, должно быть, уже недалеко. Он просто не мог быть далеко, ведь там должно быть еще холоднее. А Катсе не верилось, что на свете вообще может быть холоднее, чем сейчас.

Она боялась за пальцы девочки, за кожу у нее на лице, и часто останавливалась, чтобы помассировать пальцы и ступни Биттерблу. Малышка не разговаривала, карабкалась неуклюже, устало, но рассудок ее не покинул. Она кивала и качала головой в ответ на вопросы. Хваталась за Катсу, когда та поднимала ее или несла. Плакала от облегчения, когда согревалась ночью у костра. И плакала от боли, когда Катса будила ее морозным утром.

Они должны быть уже недалеко от перевала Греллы, просто обязаны. Потому что Катса не знала, сколько еще продержится девочка.

Однажды утром, когда путники пробирались вперед через кусты и деревья, началась снежная буря. Большую часть утра они ничего не видели вокруг, карабкались, пригнув головы, а со всех сторон их обстреливало снегом и льдом. Как всегда во время бурь, Катса обнимала Биттерблу рукой и двигалась, положившись на свое умение ориентироваться — вверх и на запад. Через некоторое время тропа стала менее крутой, они перестали спотыкаться о корни деревьев и горный кустарник. Ноги словно отяжелели, как если бы слой снега стал толще, и каждый шаг по нему давался с трудом.

Когда буря утихла — так же внезапно, как поднялась — пейзаж изменился. Они оказались у подножия длинного, ровного, покрытого снегам склона. На нем ничего не росло, и только ветер подхватывал с поверхности снежинки и поднимал высоко в небо. Впереди на некотором расстоянии справа и слева возвышались две темные скалы, и склон, поднимаясь, превращался в проход меж ними.