К тому времени, как они добежали до деревьев, Биттерблу уже постанывала от онемения и холода. Но когда Катса упала на колени, девочка сама выпуталась из ремней. Вынырнув из волчьей шкуры, она укутала в нее Катсу. Потом опустилась на колени и растрескавшимися, кровоточащими пальцами потянула за ремни снегоступов. Катса заставила себя подняться и помогла развязать ремни. Выбравшись из снегоступов, она сбросила сумки, колчан, ремни и лук.

— Хворост, — сказала Катса. — Хворост.

Всхлипнув, девочка кивнула и бросилась собирать под деревьями все, что только могла найти. Хворост, который она принесла Катсе, промок от снега. От охватившей все тело дрожи пальцы Катсы обращались с кинжалом медленно и неуклюже. Никогда раньше у нее не возникало трудностей с разведением костра — ни разу за всю жизнь. Она сосредоточилась из последних сил, и на десятой-одиннадцатой попытке пламя вспыхнуло и попало на сухой конец ветки. Катса подкармливала пламя сосновыми иголками, оберегала, направляла его, приказывала не угасать, пока, наконец, оно не принялось лизать собранные ветки. Огонь рос, дымил и потрескивал. Они разожгли костер.

Катса присела, дрожа, и уставилась на языки пламени, упорно игнорируя покалывание в пальцах и пульсирующую боль в ступнях.

— Нет, — прошептала она, когда Биттерблу встала, собираясь поискать еще дров. — Сначала согрейся. Посиди и согрейся.

Катса медленно подбрасывала веток в огонь, и когда наклонялась над все растущим костром, ее дрожь утихала. Она бросила взгляд на девочку, которая сидела на земле с закрытыми глазами, обхватив колени руками и упершись в них подбородком. По щекам малышки текли слезы. Она была жива.

— Я сумасшедшая, — прошептала Катса. — Я просто сумасшедшая.

Она заставила себя подняться и теперь ходила от одного дерева к другому в поисках хвороста. Все кости болели, руки и ступни кричали от боли. Может, и к лучшему, что она поступила так глупо — ведь если бы Катса знала, как тяжело им придется, скорее всего, она не решилась бы.

Она вернулась к лагерю и подбросила веток в огонь. Сегодня костер у них будет таким огромным, что его увидит весь Сандер. Подойдя к девочки, она взяла ее руки в свои и осмотрела маленькие пальчики.

— Ты чувствуешь их? Можешь пошевелить?

Биттерблу кивнула. Катса сунула руку в сумку и рылась в ней до тех пор, пока не нашла снадобья, а потом втерла целительную мазь Раффина в потрескавшиеся, кровоточащие руки девочки.

— Теперь посмотрим твои ноги, принцесса.

Растерев и согрев ступни девочки, она снова надела на нее ботинки.

— Ты прошла через перевал Греллы, — сказала она Биттерблу, — в целости и сохранности. Ты сильная девочка.

Биттерблу обвила Катсу руками, поцеловала в щеку и крепко прижалась к ней. Если бы у Катсы хватило сил на изумление, она бы изумилась. Но она лишь неуклюже обняла девочку в ответ.

Катса и Биттерблу прижались друг к другу, и постепенно в замерзшие тела вернулось тепло. Этой ночью, когда Катса лежала у огромного трескучего костра, а в ее объятьях клубочком свернулась девочка, никакая боль в руках и ногах не помешали бы ей уснуть.

Постоялый двор располагался на клочке земли, который здесь, в южном Сандере, называли поляной, хотя в любом другом месте он сошел бы за лес. Между дубов и кленов было довольно пространства для постоялого двора, сарая, конюшни и палисадника и достаточно открытого неба, чтобы туда попадал солнечный свет и стволы деревьев отражались в оконных стеклах.

Постоялый двор не был забит под завязку, но и пустым его нельзя было назвать. Движение через Сандер всегда было стабильным, даже зимой, даже у подножья горы. Повозки, запряженные лошадьми, двигались на север, груженые бочками с монсийским сидром, или первосортной древесиной из сандерских лесов, или льдом с горной цепи на востоке Сандера. Торговцы везли лионидские помидоры, виноград и абрикосы, драгоценности и украшения, рыбу, какая водилась только в лионидских морях, везли из сандерских портовых городов на север, к Миддландам, Вестеру, Нандеру и Истиллу. А на юг из этих королевств поставляли пресноводную рыбу, зерно и сено, кукурузу, картофель, морковь — все то, что нужно людям, живущим в лесам, — а еще травы, яблоки, груши и лошадей, которых грузили на корабли и переправляли в Лионид и Монси.

Во дворе возле повозки, доверху нагруженной бочками, стоял торговец. Он топтался на месте от холода и то и дело дышал на руки. На бочках не было надписей, да и сам торговец был невзрачным, в простом плаще и сапогах, и ни у одной из его шести лошадей не было клейма или украшений, по которым можно было бы понять, из какого они королевства. Размахивая руками, во двор выбежал хозяин и его сыновья. Он что-то прокричал торговцу, и в морозном воздухе у него изо рта валил пар. Торговец крикнул в ответ, но недостаточно громко, и звук не дошел до густого леса на краю поляны, откуда за ними наблюдали Катса и Биттерблу.

— Скорее всего, он монсиец, — прошептала Биттерблу. — Приехал со стороны портов и держит путь через Сандер. Телега у него полная. Если бы он был из другого королевства, то, наверное, к этому времени уже продал бы довольно много того, что он там везет. Не считай Лионида, конечно, но он вроде не похож на лионидца.

Катса сверилась со своими картами.

— Это не столь важно. Даже если мы решим, что он из Нандера или Вестера, мы не знаем, кто еще находится на этом постоялом дворе или кто может приехать. Нельзя так рисковать, пока мы не выяснили, дошли ли истории твоего отца до Сандера. Дитя, мы провели в горах несколько недель. Неизвестно, что слышали эти люди.

— Может, новость еще не добралась сюда. Мы довольно далеко от портов и горного перевала, здесь пустынно.

— Верно, — согласилась Катса, — но мы ведь не хотим, чтобы у них появилась своя новость, которая дойдет до горного перевала или вниз к портам. Чем меньше Лек знает о том, где мы, тем лучше.

— Но если так, любой постоялый двор опасен. Нам придется добираться отсюда до Лионида тайком.

Катса молча вгляделась в карты.

— Если только ты ни собираешься убивать всех, кто попадется на пути, — проворчала Биттерблу. — Ох, Катса, смотри, вон там девушка несет яйца. Я убить готова за яйцо.

Катса подняла голову и бросила взгляд на девушку. Простоволосая, она бежала, дрожа, от сарая к постоялому двору с корзинкой яиц на руке. Хозяин постоялого двора сделал ей знак рукой и подозвал. Девушка оставила корзинку под огромным деревом и поспешила к хозяину. Он и торговец передавали ей суму за сумой, и она вешала их на спину и плечи, пока совершенно под ними не скрылась. Шатаясь, она направилась к постоялому двору, а когда вернулась, они снова нагрузили ее.

Катса посчитала деревья, росшие тут и там между их укрытием и корзинкой с яйцами. Бросила взгляд на замороженный огород. Потом снова сверилась с картой, спешно отыскала список союзников Совета в Сандере и разгладила его на коленях.

— Я знаю, где мы, — сказала Катса. — Здесь недалеко есть городок, наверное, в паре дней пути. Если верить Раффину, там есть один лавочник, друг Совета. Думаю, там нам ничего не грозит.

— То, что он друг Совета, еще не значит, что на него не действует вранье Лека.

— Ты права, — согласилась Катса. — Но нам нужны одежда и сведения. А тебе — еще и горячая ванна. Если бы можно было добраться до Лионида, ни с кем не разговаривая, мы бы так и сделали. Но это невозможно. Так что, если уж приходится довериться кому-то, то я бы хотела, чтобы это был друг Совета.

— Тебе ни меньше, чем мне, нужна горячая ванна, — насупилась Биттерблу.

Катса ухмыльнулась.

— Мне не меньше, чем тебе, нужна ванна. Моя не обязательно должна быть горячей. Я не собираюсь бросать тебя в какой-нибудь полузамерзший пруд, чтобы ты заболела и умерла — после всего, что тебе удалось пережить. А теперь, дитя, — добавила Катса, когда торговец и хозяин постоялого двора взвалили сумки на плечи и направились к двери, — не шевелись, пока я не вернусь.