Он был в том возрасте, когда мужчины уже не выступают с войском в походы, если только, вместо того чтобы вести воинов в битву, они не берут на себя планирование боевых действий.

Когда он, возвышаясь надо мной, воззрился на меня сверху вниз, я сразу сообразил, что привлекло его внимание — узоры звездного неба, вытатуированные в нижней части моего живота и начертанные черной краской на моей набедренной повязке.

— Кто это тебя так разрисовал? — осведомился незнакомец.

Говорил он на языке науатль, том же самом, что и ацтеки, но с сильно отличающимся акцентом.

— Набедренную повязку расписал я сам.

— Почему?

Вопрос меня озадачил. Я никогда не задумывался над тем, зачем рисовал звезды, а потому ответил первое, что пришло в голову:

— Это то, что я вижу, когда смотрю по ночам на небо.

Мужчина опустился на колени и пригляделся к татуировкам. Внимательно пригляделся, по некоторым шрамам даже провел пальцем.

— А откуда взялись эти узоры? — последовал вопрос. Задан он был тихо, почти шепотом.

— Не знаю, — честно ответил я. — Они были на мне, когда меня нашли.

— Кто нашел?

— Этот клан.

— Люди-псы нашли тебя? Где? Когда?

— Давно, когда я был младенцем. Нашли в корзине у берега реки.

Знатный человек встал.

— Этого не трогать, — велел он воинам.

Неожиданно я ощутил холодок — на меня пала тень.

Огромный, на редкость высокого роста и могучего телосложения воин подошел и уставился на меня в гробовом молчании. У него был ястребиный нос, широкие, выступающие скулы, длинные, до плеч, черные, как вороново крыло, забрызганные кровью волосы. Весь его облик производил сильное впечатление.

На воине была плотная набедренная повязка и белые доспехи из стеганого хлопка, но его щит и головной убор говорили о том, что это не просто командир небольшого, всего из восьми бойцов, отряда, пусть даже к нему примыкал знатный пожилой господин. На щите воина красовалось изображение ягуара, а на голове — самая настоящая ягуарова голова, украшенная плюмажем из ярких красных и зеленых перьев диковинных птиц.

Воитель из Сообщества Ягуара.

Сам я благородных воителей отроду не видал, но слышал, что у тольтеков существуют три воинских сообщества: Ягуары, Орлы и Койоты. Койоты отвечали за охрану северных рубежей тольтеков, граничивших с нашими землями, Ягуары же оберегали их верховного вождя.

Что делает этот воин-Ягуар так далеко от своего правителя? Кто он вообще, этот муж? Глядя на него, я поразился тому, что глаза у него… добрые.

И это был тот самый воин, который оглушил палицей моего мучителя Теноча.

— В чем дело, Киталь? — спросил он.

Киталь. То есть Звездочет. Итак, знатный пожилой человек был шаманом, как мой приемный отец. В любом клане это весьма важная особа, иногда даже самая важная.

— На нем звездные знаки, — заявил Звездочет. — Я беру его под свое покровительство.

— Он один из людей-псов, — глядя на меня с высоты своего роста, произнес Ягуар. — Возможно, сын деревенского шамана. — Воитель пнул меня ногой и спросил: — Как тебя зовут, ацтек?

— Койотль, — ответил я.

Хотелось верить, что воитель-Ягуар сочтет противным воле богов убийство человека, носящего имя братского воинского сообщества.

— Рисунки, татуировка, имя… — прищелкнул языком Звездочет. — Нет, Чимальпопока, этот юноша не предназначен для того, чтобы умереть сегодня… или даже быть принесенным в жертву. Пока… — Последнее слово предназначалось уже мне.

Чимальпопока — Дымящийся Щит.

Похоже, Дымящийся Щит был так же озадачен значением моих татуировок, как и я, испытывал такую же боязнь неведомого, как и я, но боялся спросить, что же начертали боги.

Даже если никто из нас не понимал, что это означало.

Воитель воззрился на мой голый татуированный живот, а потом поднял глаза и улыбнулся.

— Успокойся, юный друг, — наконец сказал он. — Я, как и Звездочет, просто полюбовался росписью на твоем теле. — Воитель повернулся к старому шаману и добавил: — Мы не убиваем мальчишек, правда ведь, старик? — С этими словами он рассек мои веревки, освободив от пут. — Сегодня вечером ты разделишь с нами трапезу. Угостишься олениной. Мы потушим ее в горшке со зрелым маисом, крупными красными бобами, сочными луковицами и жгучим перцем, а если он окажется слишком жгучим, смоем его огонь октли.[1] А потом тебе не помешает как следует выспаться. На рассвете мы выступаем в поход.

— А я что, иду с вами?

— Вот именно.

— И куда мы направляемся?

— Кто знает? Вся жизнь — приключение. Сегодня мы будем есть и пить во славу богов. А завтра увидим далекие горизонты.

Дымящийся Щит был верен своему слову. Еду — маис, бобы, дикий лук, крольчатину и оленину, все тушеное, сдобренное перцем чили и завернутое в лепешки, — он разделил поровну. Он и его смертельно опасные бойцы оказались на удивление приятными, учтивыми людьми.

Он был наделен великодушием, которого так недоставало Теночу.

Как только подали обед, он отпихнул Цветок Пустыни и меня в сторону и принялся набивать брюхо нашими порциями.

При виде этого лицо Дымящегося Щита помрачнело. Он снова ударил Теноча так, что тот лишился сознания, заломил его локти за спину, пропустив между ними ветку, и связал спереди запястья, туго стянув сыромятные ремни. После чего поровну разделил порцию Теноча между Цветком Пустыни и мною.

Когда он снова уселся между мной и Цветком Пустыни, молодая женщина дрожала так сильно, что даже не могла удержать в руках деревянную чашу с похлебкой. При виде этого гнев Дымящегося Щита мгновенно улегся. Он обнял ее за плечи и тихо произнес:

— Не бойся. С нами тебя никто не обидит. Ешь спокойно. Ты в безопасности.

Достав из своей чаши большой кусок оленины, Дымящийся Щит поднес лакомство к ее рту. А потом предложил выпить браги из своего бурдюка.

— Мясо сильно проперчено. Выпей браги, чтобы не так жгло.

Робко посмотрев на него, она отпила глоток и, медленно жуя оленину, спросила:

— Почему вы нас не тронули?

Этот вопрос прозвучал так неожиданно, что я удивился. Думаю, Цветок и сама удивилась своей прыти, хотя самому вопросу удивляться было нечего. Я прекрасно ее понимал: мы с ней оба за свою недолгую жизнь вдосталь натерпелись оскорблений и унижений, а вот доброты и участия со стороны незнакомцев, а уж тем более профессиональных воинов никак не ожидали. Как и Цветок, я не мог взять в толк, почему нас пощадили.

Конечно, и она, и я ждали, что этот вопрос вызовет у них смех. Но мы ошиблись. Дымящийся Щит ответил, причем весьма обстоятельно:

— Как я уже сказал, у нас не принято убивать невинных, юных и тем более безоружных. Ну а кроме того, определенную роль сыграли знаки на животе у этого юноши. Старик, обративший на них внимание, — это придворный звездочет, пользующийся большим уважением нашего правителя Кецалькоатля. По разумению Звездочета, татуировки на теле юноши имеют какое-то значение, и он принял Койотля под свое покровительство. Ну а раз ты угодила к нам вместе с парнишкой, то эта привилегия распространяется и на тебя. Так что ешь, пей и ни о чем не тревожься.

Потом Щит предложил мне крепкой браги. Я угостился, но отведал осторожно, потому что до сих пор хмельных напитков вообще не пробовал. К своему удивлению, я не только не закашлялся, но и глазом не моргнул. И на вкус питье показалось мне приятным.

— Скажи, юный воин, — промолвил наш хозяин, — как тебя зовут?

— Второй Оллин Огненный Койотль.

— Ты получил имя по дате рождения?

— Нет. На второй день Оллина, второй день календаря ацтеков, меня нашел в корзине у речного берега старый шаман. А когда я родился, никому не ведомо.

Оллин означал движение, то был мощный знак, ибо сущностью Оллина обладало все, способное двигаться. Дуновение ветра, течение реки, падение дождя, прыжок ягуара и полет стрелы — во всем этом заключен Оллин.