— Сейчас ты увидишь, как я творю волшебство.

Купив несколько сосудов октли у торговца на площади, я нанял его охранников, чтобы отнесли сосуды к сеноту. Конечно, торговец попытался подсунуть мне разбавленное пойло, но мигом отказался от этого, когда я дал ему кусок нефрита, стоимость которого в несколько раз превосходила цену всего его товара.

— Мне нужен чистейший октли, один запах которого способен опьянить бога.

Он предложил мне отведать глоток. Ай-йо! Вот это напиток! У меня аж глаза на лоб полезли.

Когда мы с Иксчааль предстали перед караульными у сенота, те мигом сообразили, что напиток предназначен для них в качестве взятки, хоть и не знали пока за что.

— Отнеси это Владыке Чаку, — попросил я начальника стражи, вручив ему отполированный до блеска, усыпанный самоцветами обсидиановый кинжал.

— У Владыки Чака уже есть кинжал, — воззрился на меня злобными, жадными глазами стражник. Он с удовольствием засадил бы кинжал в меня.

— Посмей только не выполнить, что я сказал, и он этим кинжалом отхватит тебе яйца. Этот клинок — дар от правящего дом Толлана. Его посылает Владыке Чаку лично правитель Кецалькоатль.

При упоминании правителя блистательного Толлана стражник выпучил глаза. Но я видел, что еще больше ему захотелось присвоить дорогостоящий нож.

— Немедленно отнеси кинжал Владыке Чаку! — рявкнул я. — Иначе он им же тебя и освежует! — Когда стражник неохотно направился к ведущей вниз лестнице, я вдогонку добавил: — И скажи Владыке Чаку, что у меня есть для него и другой дар, нечто еще более ценное.

Иксчааль воззрилась на меня, и я подавил усмешку. Мне нравилось держать ее в неведении, заставляя строить догадки, что она так часто проделывала со мной. Но хотелось верить, это не доведет нас до погибели.

Стражник удалился вниз по лестнице, а я отвел Иксчааль в сторонку.

— Куда мы идем? — удивилась она.

— Просто отойдем, чтобы не мешать стражникам и здесь, и внизу заливать в глотки октли.

Будучи умелым бойцом, Иксчааль прекрасно знала, что опьянение ухудшает реакцию и мешает верно нацелить удар, и в схватке трезвый противник получает над пьяным неоспоримое преимущество. Не говоря уж о том, что к пьяному часовому легче подобраться и оглушить его неожиданным ударом.

— С чего ты взял, будто кинжал произведет на Чака впечатление? У него наверняка есть кинжалы.

— Не такие, как этот. Его дал мне сам правитель. Как и у моего меча, у него обсидиановое лезвие исключительной работы: оружейники Толлана делают кинжалы только для правящего дома и высшей знати. Чак сразу поймет, что это не простой клинок.

Вернувшийся стражник велел нам следовать за ним вниз. Его помутневшие глаза и раскрасневшееся лицо сказали мне, что он успел приложиться к октли. Поспевая за стражником, мы спустились на четыре уровня по пролетам освещенной факелами каменной лестницы, после чего оказались на узком выступе, что шел вдоль бассейна с водой. Мне сразу бросился в глаза подвешенный над водой сизалевый мешок с ядом, от которого тянулась веревка. Ее конец шел к человеку, который восседал, как на троне, на явно принадлежавшем раньше кому-то из знати кресле, — и этому человеку хватило бы одного взмаха ножа, чтобы перерезать веревку и отравить воду.

Мы прошли по уступу и остановились перед троном. Двое стражников находились позади нас, двое слева, спиной к воде, а перед нами восседал Владыка Чак.

Он оказался ниже ростом, чем я представлял: при виде его первая моя мысль была о карлике, воздвигнувшем Обитель Волшебника. Но нет, карликом он, конечно, не был, хотя почти на голову уступал в росте Иксчааль и, наверное, едва достигал макушкой мне до плеча. Зато он был мускулист и широкоплеч, кожу, наряду с татуировками, покрывали заработанные в боях шрамы.

То был опытный, многое повидавший боец, справиться с которым не так-то просто. Но нога у него была в повязке, видно из-за раны или травмы. Вокруг трона громоздилась добыча, захваченная при налетах на дворец, храм и иные места. Книга среди всего этого богатства была всего одна: кодекс, обернутый в оленью кожу.

Я переглянулся с Иксчааль и по глазам ее понял, что это и есть Откровение Темного Разлома.

— Я собираюсь тебя убить, — произнес, не шевельнувшись на своем кресле, Владыка Чак.

Это заявление ответа не требовало. Я ждал следующего, более обнадеживающего.

— Или, может быть, не убью, если ты меня порадуешь.

— А что может тебя порадовать?

— Твоя кровь. Желательно, вся. Сегодня я еще не приносил жертв богам. Кроме того, кровью майя они уже пресытились, а вот кровь тольтека, думаю, будет им в радость.

— Моя кровь предназначается моим собственным богам, да и то в количествах, которые я проливаю сам.

— Твои тольтекские боги сплошь шлюхи. — Чак бросил на меня злобный взгляд. — Даже те из них, кто мужского рода, продавали свои тела другим богам. — Он поднял перед собой кинжал. — Ну и что еще ты украл у тольтекского правителя?

— У меня есть и другое тольтекское оружие. Прекрасной работы, из лучшего обсидиана.

Чак поджал губы и кивнул, проводя пальцем по режущему краю клинка.

— Даже правитель Ушмаля не имел подобного кинжала. Почему ты принес его мне?

— Желая предложить дружескую сделку, — пожал плечами я. — Даю тебе что-то свое, а получаю что-то твое.

— Ну, от меня ты не получишь ничего, кроме мучений. Правда, если твои подношения мне понравятся, я, пожалуй, подарю тебе взамен быструю смерть. Я люблю оружие из хорошего обсидиана.

— А мне нужен кодекс, что лежит справа от тебя.

Чак уставился на меня и некоторое время молчал.

— Он, должно быть, очень ценный.

— Не очень, — покачал головой я, — ведь с его помощью ты не раздобудешь еды и не убьешь своих врагов. Но это священная реликвия, и боги гневаются из-за того, что она оказалась в неподобающих руках. Я отнесу книгу в храм, чтобы жрецы позаботились о ней.

— Жрецы? — неожиданно расхохотался Чак. — Да мы перебили их всех — я имею в виду настоящих жрецов. Нынешний верховный жрец храма раньше отвечал за чистоту ночного горшка правителя.

— Еще раз говорю, я пришел сюда ради сделки. Дай мне книгу, и я дам тебе то, что для тебя важнее всего в мире.

— Что?

Чак еще произносил это слово, а я уже разворачивался, как и Иксчааль рядом со мной. Боевой топор на коротком древке вылетел из-под моего плаща, ударив ближайшего ко мне стражника по голове. При этом я сознательно нанес удар обухом, так, чтобы топор не застрял в черепе, а сбил противника с ног и заставил упасть в воду. Тем же смертоносным движением я обезглавил воина, стоявшего с ним рядом.

Бок о бок со мной, Иксчааль, крутанувшись, словно ей придали быстроты боги, пронзила кинжалом горло караульному, стоявшему позади ее.

Четвертый стражник успел отступить на шаг, оказавшись за пределами ее досягаемости, и вскинул топор, но Иксчааль метнула кинжал с такой силой, что он вонзился ему в горло по рукоять. Стражник пошатнулся, но еще не успел упасть, когда она подскочила к нему и вытащила кинжал.

Теперь мы были вдвоем против одного Владыки Чака. Он пытался встать, но не мог опираться на поврежденную ногу.

— Было у меня намерение обменять твою жизнь на кодекс, — сказал я, — но теперь вынужден забрать ее, потому что ты оскорбил моих богов.

Чак сделал отчаянный выпад, целя мне в живот, но я, отмахнувшись топором, отрубил ему кисть, а потом, перехватив рукоять топора обеими руками, мощным ударом раскроил пополам его череп.

Мы схватили кодекс и, перепрыгивая через три ступеньки, понеслись наверх.

Все четверо караульных у входа валялись на земле. Двое не дышали, двое других выглядели так, словно дышать им осталось недолго.

Я взглянул на Иксчааль.

— Я кое-что добавила к октли, — пояснила она.

— Что?

— Свою магию.

Эмилио Луис Карризо сидел в плетеном кресле за столиком из стекла и металла, стоявшим в патио его дома в штате Чьяпас, и смотрел на пышные зеленые джунгли. Высокий мужчина с резкими чертами лица, аккуратно подстриженной бородкой, прибранными в хвостик, черными, как обсидиан, волосами, свирепыми черными глазами и кожей цвета кофе латте аккуратно положил сахар в фарфоровую кофейную чашку. На нем были брюки от Зеньи из тончайшего египетского хлопка, полусапожки от Армани и белая, спортивного покроя рубашка из таиландского шелка. Шитая на заказ в Бангкоке, рубашка подчеркивала его рельефные мышцы, которые он так старательно качал, отбывая пятилетнее заключение в Пеликан-Бэй.[39]