А игра в мяч особо любима богами, которые склонны улыбаться победителям.

В последние два года победа неизменно доставалась Теотиуакану. То, что мы два раза подряд проиграли их команде, воспринималось как знак божественной немилости. Некогда Теотиуакан господствовал над сим миром, и некоторые вожди полагали, что две одержанные победы ясно указывают, на какую державу им стоит ориентироваться.

Очевидно, наш правитель решил добиться победы Толлана над Теотиуаканом на игровой площадке, что означало бы не просто победу, а возвращение божественного благоволения, а стало быть, дождей, солнца и щедрых урожаев.

Впрочем, сейчас, когда я стоял перед правителем, для меня куда более важным казался другой вопрос: почему я, помощник Звездочета, избран для участия в походе?

Правда, этот недельной продолжительности поход обещал быть нелегким. Нам предстояло перевалить горы и спуститься в жаркую, влажную долину, прилегающую к Восточному морю. Звездочету с его слабыми ногами такой путь был бы не под силу, но, с другой стороны, ему не обязательно было идти пешком. Знатные и высокопоставленные лица обычно путешествовали в паланкинах, которые переносили слуги. Так что мой старый наставник вполне мог сопровождать правителя.

Однако по неким, неведомым мне причинам правитель избрал меня.

Походило на то, что в моей жизни намечался очередной поворот. Я, конечно, понятия не имел, в каком направлении богам заблагорассудится ее развернуть, но интуитивно понимал, что отметины на моем теле, защита со стороны правителя, угроза, исходящая от его восхитительной сестры и от вооруженных убийц, — все это каким-то образом являлось частью моего предназначения.

Не имел я понятия и о том, сколь долго продлят боги мое земное существование.

— Хорошо, — сказал правитель.

И нас так же неожиданно, как позвали, так и отпустили.

— Тебе следовало бы подготовить меня к этому вопросу, — сказал я.

— Он со мной этого не обсуждал, — возразил Звездочет.

— Но ты знаешь, почему ему понадобился именно я?

— Мы со Щитом отзывались о тебе наилучшим образом, и я рекомендовал тебя для участия в путешествии. Правда, правитель тогда к этому интереса не выказал, поэтому я тебе ничего не говорил. Пойми же, когда он предложил тебе отправиться с ним, меня это удивило ничуть не меньше, чем тебя.

Этот разговор мы вели вдвоем на обратном пути из обсерватории. Потом Звездочет заговорил о подробностях миссии, в которой мне предстояло принять участие.

— Тебя ждет испытание, — сказал он.

— Я оправдаю доверие правителя.

— Тут речь не о правителе. Испытывать тебя будут Стражи.

Стражи? Общее значение этого слова мне, конечно, было известно — человек, охраняющий что-то или кого-то, но что это могло означать по отношению ко мне? Между тем Звездочет говорил так, словно все должно было быть понятно.

— Это устроено специально, — заявил он.

— Ничего не понимаю. Кто они такие, эти Стражи, и с чего им приспичило меня испытывать?

Старик остановился и воззрился на меня. Глаза его изучали мое лицо.

Видно, хотя вопросов у меня было полно, ответов на них ждать не приходилось.

— Я для такого путешествия слишком слаб здоровьем, — сказал Звездочет. — Это сейчас на пользу нам обоим. Таковы, уверен, были соображения правителя.

— Но что там насчет Стражей?

— Они сами узнают о твоем прибытии. Сами найдут тебя в Тахине.

Старик вроде бы и не молчал, но ухитрялся ничего мне не сказать.

— Если они Стражи, то что сторожат?

Звездочет жестом велел мне кончать с вопросами, и я послушно закрыл рот. Другое дело, что из головы эти вопросы никуда не делись. Я был сбит с толку. И напуган.

— Ты должен справиться, — заявил он.

— Справиться с чем?

— Твоя задача — рассказывать правителю о своих наблюдениях за звездами и истолковывать увиденное. Он станет полагаться на твои слова при принятии решений.

— Понимаю.

— Нет, боюсь, ты не совсем понимаешь. Большую часть времени небо вообще не меняется, а вот твое толкование увиденного должно будет меняться на основании того, что сообщит тебе правитель о решаемой задаче. — Он взял меня за руку. — У нашего правителя много врагов. Все это трусы, которые никогда не посмеют выступить открыто, но всегда готовы нанести предательский удар кинжалом в спину. Если он совершит серьезную ошибку, они наберутся храбрости и сделают это. И ты ни в коем случае не должен помогать врагам, давая правителю дурные советы.

— Но как я могу…

— Он будет полагаться на тебя, из-за твоих звезд. И также не допусти промашки, когда тебя станут испытывать Стражи. — Он крепко сжал мою руку. — Будь осторожен, сынок. Если ты не пройдешь испытание, они вырвут твое сердце. Их не остановит даже правитель.

Ай-йо!

Ближе к вечеру я возвращался после очередного сеанса наблюдений, во время которого пытался найти лишнее подтверждение точности наших расчетов времени, и мысли мои все еще блуждали где-то между звездами. На землю меня заставил спуститься слуга, сообщивший, что Звездочет желает видеть меня в темацкале, Доме жары.

Дом жары представлял собой маленькое круглое строение, имевшее форму улья. После того как в центр помещали раскаленный кусок огненного камня[22], дверь закрывалась, чтобы удерживать жар внутри. Люди сидели внутри голые и потели, а разложенные по камням пучки лекарственных трав делали пар целебным. Это парное помещение использовалось не просто для очищения тела, но для исцеления ран и хворей, равно как и для освежения духа.

С тех пор как его стали подводить и глаза, и ноги, Звездочет посещал темацкаль почти каждый вечер и, бывало, приглашал меня, чтобы обсудить нашу работу или другие важные вопросы.

У входа в Дом жары я помедлил: разделся, снял сандалии и, уколов член иголкой из шипа агавы, выдавил капельку крови, дабы почтить Темацкальтеки, богиню парной. Статуя богини стояла перед входом, и я уронил капельку крови в чашу у ее ног, где она смешалась с кровью явившегося ранее Звездочета. Войдя, я, прежде чем закрыть за собой дверь и вернуть помещение во тьму, бросил на старика быстрый взгляд. Он сидел, откинувшись назад, тело его блестело от пота, глаза были закрыты, словно во сне.

Я сел напротив него и стал ждать, когда он скажет, зачем меня позвал. Скоро и меня стало пробирать ароматным жаром, пот начал пощипывать кожу. Наконец Звездочет едва слышно пробормотал мое имя, и я тут же отозвался.

— Ты звал меня, Благородный?

— Да-да, я послал за тобой, Койотль из племени людей-псов. Или это уже не про тебя? Ты теперь Койотль из великого народа тольтеков, да? Гусеница превратилась в бабочку?

— Да, Благородный.

— Теперь ты бабочка, но, возможно, настанет день — и ты воспаришь орлом. Оправдаешь ли ты возлагаемые на тебя надежды? Или боги уготовили для тебя иную стезю?

Я пробормотал что-то невразумительное — а что еще оставалось? Порой мысли Звездочета витали неведомо где, и что он имел в виду, бывало понятно только ему.

Однако когда снова повисло молчание, я вдруг, даже в темноте, почуял на себе его пронизывающий взгляд. Видать, дело обстояло серьезно.

— Слушай меня, друг Койотль, и слушай внимательно. Не будь со мной эти три года тебя, я не смог бы так продвинуться к завершению Календаря долгого счета. А еще важнее, что ты для меня как сын. Думаю, тебе понятно, что я желаю тебе только добра.

— Я верю тебе всегда и во всем, — не раздумывая указал я.

— У меня плохие новости. Близкий нам обоим человек злодейски убит. И тебе не следует даже пытаться выследить убийцу и отомстить. Более того, ты не можешь позволить себе такую роскошь, как гнев, жалость к себе или раскаяние. Тебе необходимо быть твердым, будто камень. Ты должен сосредоточиться не только на нашей работе, но и на своем выживании и, надеюсь, на своем продвижении. И то и другое зависит от того, как пройдет путешествие. Если ты позволишь печали и гневу отвлечь тебя от главного, тебя ждет провал, а значит, я так и не закончу Календарь, а ты не овладеешь священными письменами и не запишешь для потомков откровения божественного правителя. Так вот, сегодня рано утром Цветок Пустыни подверглась нападению. Враг связал ее, заткнул рот кляпом, жестоко изнасиловал, а потом убил, специально оставив у нее в животе этот кинжал — как личный знак!