— Ты бы не пил, Глеб, — сказала я как можно мягче. — Изводишь себя только…

Жалость шевельнулась где‑то на задворках сознания, но я подавила ее. Кто я такая, чтоб его жалеть? Сама‑то вон не могу противостоять искушению, а он сильный, просто оступился. Знаю, что сильный, просто чувствую. Только не подпускает к себе никого. Надулся, как индюк, и ходит со своей обидой, как с писаной торбой. У всех нас обиды, и что? Да — да, злость лучше, чем жалость.

— Ой, не начинай! — Глеб откинулся назад, забывая, видимо, что спинка у стула едва прикрывает поясницу, и чуть не упал. Я дернулась, чтобы удержать его, но он ловко ухватился руками за столешку. — Ненавижу эти бла — бла о морали.

— Мораль тут ни при чем. — Я нахмурилась. — Это мое мнение, не больше.

— Тебе‑то что за дело?

— Есть дело, раз говорю.

— Хорошая ты девка, Полинка, — ответил он без злости. — Мозгов бы тебе побольше, и…

Дальше я уже не слушала — темнота накрыла волной, я дернулась и потеряла равновесие. Упала, больно ударившись затылком о начищенный паркет, и провалилась.

Высокий темноволосый мужчина одет в черное. Черный обтягивающий джемпер, черные джинсы, слегка истертые на коленях, берцы из грубой кожи. Смоляные волосы длиной чуть выше плеч колышет ветер.

Где именно мы находимся, я не могу понять. Пространство вокруг рябит, меняется, изгибается волнами и растворяется в новых картинках, клубится и исчезает.

Незнакомец выглядит благожелательно, и я не боюсь. Наоборот, хочу смотреть на него, запоминать грубоватые черты лица, взгляд, полуулыбку, благородную осанку. Впитывать каждую секунду.

Что со мной?

Пытаясь сбросить наваждение, отвожу глаза и замираю. Рядом с мужчиной стоит Маргарита. Как‑то странно стоит, пошатываясь из стороны в сторону, напоминая маятник на старинных часах в кабинете атли. Мужчина вскидывает руку, и голова Риты опускается на грудь, руки безвольно свисают вдоль туловища, а сама она словно спит, но стоя.

Человек в черном все смотрит. Молчит, да и не надо ему говорить… Я сама должна понять, но что?

Хочу подойти ближе, растормошить сестру, но не могу сделать и шагу. Черный взгляд — я больше чем уверена, что именно он — приковал к месту. А затем проник в меня, как чернила в воду, окрашивая темным, смоляным естеством сознание. И я знаю: его кен тоже черный, тягучий, как смола, и сладкий, как патока. Откуда я это знаю? Он показал мне.

Черная — черная жижа… Я тону в ней, захлебываюсь, не выдерживаю напора, повинуюсь чужой воле, воплощаю ее. Я — есть чужая воля. И я исполню ее…

«Слушай меня, — мысленно говорит человек в черном. — Мое слово — приказ. Сейчас ты сделаешь вот что…»

Я впитываю каждый звук, как истерзанная засухой земля впитывает влагу. Он — мой господин, и я сделаю все, что он скажет. Приму его волю и желания его, как свои собственные…

Я открыла глаза, инстинктивно отползая в сторону, судорожно обтирая ладонями одежду, словно могла тем самым отмыться от видения. Затылок отозвался знакомой болью. Кухонный паркет оказался на удивление твердым и неудобным, и я осторожно пошевелилась, пытаясь понять, все ли кости целы.

Рядом на корточках сидел Глеб, встревоженно вглядываясь мне в лицо. Взгляд сфокусировался — наверное, испуг все же отрезвляет похлеще холодного душа.

— Ты в порядке? — спросил он, помогая мне сесть. — Ушиблась?

Я кивнула. Мозг тут же взорвался новой вспышкой, и несколько секунд пришлось сидеть неподвижно с закрытыми глазами, прежде чем я смогла нормально сосредоточиться на внешнем мире.

Упасть со стула во время видения — такого я не предвидела. Надо быть осторожнее — так можно и на проезжей части свалиться, а там и до травмы не далеко.

— Тебе нужно наверх, прилечь, — Глеб помог мне подняться, заботливо поддерживая под локоть. — Идем.

Я улыбнулась, стараясь изобразить дружелюбие.

— Ты и сам‑то еле на ногах стоишь, Измайлов! — сказала с иронией.

— Ты права: второй этаж — плохая идея, — он подхватил меня на руки и улыбнулся. — Но до гостиной, думаю, не уроню.

Я крепко обхватила Глеба за шею и зажмурилась, изредка открывая глаза, когда его кренило в сторону, словно могла помочь удержать равновесие взглядом. И мысленно готовилась снова свалиться, но на этот раз непременно сломать руку. Или ногу. Нельзя упасть два раза за несколько минут и ничего не сломать — это как насмешка над судьбой. А судьба насмешек не любит.

К моему глубочайшему удивлению, до гостиной мы добрались благополучно. Глеб бережно ссадил меня на диван, сам присел рядом и обнял за плечи.

— Ну, ты как?

Я не ответила. Смотрела прямо перед собой, чувствуя, как леденеет тело — начиная с кончиков пальцев, медленно застывает в ожидании и мнется, как маленький воришка, застуканный на горячем.

Со стороны входной двери на нас смотрел Влад. В груди кольнуло сожалением и страхом.

Чего это я, в самом деле? Он не мой мужчина, и я могу себе позволить… Что? Встречаться с Глебом?

Именно. Да, с кем угодно!

Но Влад смотрел так, что холодило и без того ноющий затылок.

— Какого черта ты вытворяешь, Измайлов? — угрожающе — тихий голос заставил вжаться в спинку дивана.

Впрочем, на Глеба он не произвел такого сильного впечатления.

— Не завидуй, Вермунд! — сказал он. Повернулся ко мне и как‑то совсем по — доброму добавил: — Извини.

За что он извинялся, я не поняла, но осторожно кивнула и вновь посмотрела на Влада.

— Я упала.

Выражение его лица изменилось. Влад подошел ближе, присел рядом, сжал мою ладонь. Теплые руки и от него самого пахнет теплом. Надежностью.

Я закрыла глаза, досчитала до десяти. Все обман, ошибка — Влад какой угодно, только не надежный. Не для меня.

— Что случилось? — Забота в его голосе придала сил и немного расслабила. Это пошло на пользу — головная боль утихла, изредка подавая пульсирующие сигналы, но уже терпимые.

— Видение, да? — спросил Глеб. — Тебя будто силой со стула сбросило.

— Я видела человека в черной одежде, а с ним Риту, — сказала я. — Он не держал ее, не принуждал, но все же она была… Куклой! Он будто управлял ею, а потом… — я запнулась, подбирая слова. Воспоминания вызвали чувство брезгливости, словно тот мужчина запачкал меня, узнал мысли и тайные желания. — А потом он влез мне в голову. Словно…

— Подчинил тебя. — Влад не спрашивал — утверждал. Хлестко посмотрел на Глеба, не выпуская моей руки.

«И не отпускай, — подумала я. — Так хорошо просто сидеть рядом, чувствовать твое тепло».

— Чертов колдун вернулся! — пробормотал Глеб и поморщился.

— А ты сомневался? — К моему сожалению, Влад все же выпустил мою ладонь, поднялся. Резко накатила тревога, заныло в районе желудка. — Никому не выходить из дома! Я найду Лару. — Он посмотрел на меня и добавил: — Присмотри за ней, Глеб.

— Хорошо.

Это был первый раз за все время, когда они пришли к согласию. А это значило одно: опасность слишком велика, чтобы ругаться. По позвоночнику холодком пробежал страх, пуская корни в спинной мозг, подчиняя нервную систему.

Опасность. Первая опасность в неизведанном еще магическом мире, и я реально не знаю, что делать.

Глеб придвинулся и вновь обнял меня за плечи. Я всхлипнула, положив голову ему на плечо, и закрыла глаза. Успокоиться. Нужно просто привести в порядок мысли, не паниковать. Уверена, они знают, как бороться с черным человеком, или хотя бы как защититься.

— Ну, не раскисай… — Глеб осторожно и неуклюже погладил меня по голове.

Не раскисать оказалось сложно. Впервые в жизни до одури захотелось, чтобы Влад остался рядом. Плевать, чем это вызвано — проклятием, болезненной привязанностью или любовью. Лишь бы он обнимал меня, пусть недолго, но позволил почувствовать безопасность, защищенность и заботу. Участие.

Но он ушел. Словно ничего не было, словно мы чужие. Мы и есть чужие… Щеки обожгло слезами обиды.

Нужно переключиться на что‑то другое, не думать о нем. Я повернулась к Глебу.