— Отпусти Марго, — спокойно сказал Влад, — и мы поговорим об этом.

— Да, кто ж ее держит? — усмехнулся Тан, и Рита, словно выйдя из вынужденного транса, вздрогнула, попятилась и прижалась спиной к выбеленной стене постройки. Она тяжело дышала, руками хватаясь за сломанный зонт и с ужасом глядя на Тана.

— Кровь от крови моей, — сказал он с улыбкой и попытался погладить ее по щеке.

— Не трогай ее! — выкрикнула я быстрее, чем поняла, что говорю вслух. Глеб напрягся, крепче сжал руку, но я выдернула ее и подошла к сестре.

Рита дрожала и, мне показалось, пыталась понять, что действительно происходит в реальности, а что — результат внушения Чернокнижника. Я осмотрела ее в поисках повреждений, ничего не нашла и немного расслабилась.

— Ты как? — спросила, гладя по спутанным волосам, по плечам, заглядывая в испуганные и расширенные от страха глаза.

— Не знаю… — Похоже, она пребывала в шоке и не совсем понимала, где находится. Я обняла ее, исподлобья глянув в сторону колдуна. Он улыбался и, казалось, был благожелателен.

— Как же это удобно, не так ли, Влад? — спросил, не сводя с меня черного глубокого взгляда. — Только вот нельзя так разбрасываться членами племени, состав атли значительно поуменьшился. И, как вождь, ты, прежде всего…

— Забываешься! — перебил Влад, выступая на шаг вперед, буквально дыша злобой и уже практически не скрывая раздражения. — Как ты верно выразился, вождь я.

Тан улыбнулся, но промолчал, а я все ждала заветного слова «пока». Но ошиблась. Похоже, колдун не хотел нарываться на скандал. Но почему, если он настолько силен? Почему бы не прийти в наш дом и не взять то, зачем пожаловал?

— Я был неправ, — спокойно сказал он. — Прошу извинить меня за дерзость.

Только вот искренности в его словах не было ни грамма. Он паясничал. То ли провоцировал Влада, то ли просто веселился. Повернулся и подмигнул мне.

— А все же хорошо, что ты атли! Быть атли прекрасно!

Да уж, жутко странный этот Тан. Все эти пафосные речи, непонятные выпады… Являлись ли они частью продуманного им плана или он просто с точки зрения своего возраста уже не понимал, насколько не смешно шутит? Мне было все равно.

— Верно, — сказала я. — Это хорошо.

— Покончим с этим! — Влад приблизился и, показалось, хотел как‑то прикрыть нас с сестрой от проникающего взгляда колдуна. — Посвятим тебя у очага, но вначале воссоединимся. Я хочу знать, кого принимаю в племя.

Домик встретил холодом и сыростью. Черный камень в углу выглядел сегодня громоздко, а наша разношерстная компания, состоящая из растерянных и притихших от страха атли, решительного вождя и насмешливого колдуна — шуточно и нелепо.

— Приступай, жрец, — кивком головы Влад велел Филиппу начинать, а сам не отводил прищуренных глаз от Тана. Чернокнижник почему‑то смотрел на меня и посмеивался, и мне вдруг стало не по себе, словно он знает что‑то, чего даже я не знаю. Впрочем, возможно так и было. Ведь именно его мать наложила это чертово проклятие.

Я вдохнула влажный и немного затхлый воздух, решительно шагнула навстречу Тану. Протянула руку, почти без страха, держась на одних только инстинктах и напряжении.

Он, казалось, удивился, но ладонь мою сжал, и, вопреки ожиданиям, рука у него была мягкой и теплой. Глеб тут же схватил меня за другую руку, и я была уверена, хоть и не смотрела на него в тот момент, что на лице был написан страх и желание меня придушить.

Глеб не знал то, что знала я. Непоколебимой уверенностью во мне поселилось осознание того, что сегодня Тан уйдет. Если не навсегда, то надолго. Возможно, наше поколение никогда не увидит колдуна вновь.

Я прочла ту же уверенность в глазах Влада. На его лице отражалась сила вперемешку с убеждением, что он победит. Желание покичиться силой, бахвальство. Я ведь раньше восхищалась этим, что же со мной случилось? Неужели в тот миг, как проткнула черную восковую фигурку, я поняла что‑то, чего не могла осознать до этого.

Именно.

Он не бог.

Мысль об этом вползла в меня медленно, руша наивные верования и глупые девичьи мечты. Мечтать о нем действительно глупо. А еще более бессмысленно верить ему.

Они стояли друг напротив друга — два человека, оба достойные манипуляторы, готовые драться до последнего за честь называться вождем древнего племени атли. Амбиции, жажда власти. Наверное, этого я не пойму никогда. Да, и не надо мне оно…

Атли вновь держались за руки, делясь кеном, и через миг я ощутила в венах вязкую черную силу колдуна, ломающую барьеры жилы, подавляющую, терпкую и на удивление не отталкивающую. Он влиял на меня. Сейчас, стоя в кругу, делясь кеном, Тан внушал мне свою волю.

И она была единственно правильной, основополагающей и незыблемой.

— Мы убьем тебя, — честно призналась я, заговорщически склоняясь, ведомая желанием предупредить. Так как теперь его кен управлял мной, диктовал защищать владельца.

Но было поздно — Тан уже все понял и так. Пал прошел через мою жилу, впитался в его кожу, и колдун, широко распахнув глаза, рухнул на колени прямо на грязный пол неухоженной комнатушки, посмотрел на меня как‑то обиженно, как ребенок, у которого отняли конфету. Затем поднял лицо к Владу, раскрыл рот, словно хотел что‑то сказать, но тут же оно окрасилось мертвецки — бледным, Тан закатил глаза и гулко повалился на бок, выпустив мою ладонь…

В ту ночь я спала как убитая, без снов и тревоги, без раскаяния и вообще каких‑либо чувств.

Зима накрыла Липецк неожиданно и рано, как и осень. В начале ноября. Тяжелый мокрый снег белоснежной периной укрывал землю, беспощадно сминался ногами прохожих, расплющивался колесами машин и понемногу таял, спрессовывался, покрывался пылью и копотью.

Последний месяц прошел сравнительно спокойно, без приключений. Скорее, это был месяц осмысления и переваривания той массы информации, что была свалена на меня до встречи с Таном. И выводы, которые пришлось сделать, оказались отнюдь неутешительными.

Во — первых, Рита, хоть и вздрагивала при каждом упоминании о колдуне, не смогла связно объяснить, как именно тот ее мучил. Вернее, оказалось, он ее и не мучил вовсе. Держал под замком в каком‑то подвале, а когда пришло время идти к очагу, просто загипнотизировал.

Во — вторых, Влад что‑то скрывал, и теперь я это видела явно. Однажды я спросила, что значили слова Тана у очага об «удобстве», но он настолько талантливо ушел от ответа, что я поняла: ничего не добьюсь, придется выяснять самой методом проб и ошибок.

В — третьих, я до сих пор с трудом представляла, что значил ритуал кроту. То есть одно дело убить человека ножом или из пистолета, и совсем другое — проткнуть мягкий воск, окроплённый несколькими каплями крови. Если честно, я уже сомневалась, что кого‑то там убила. Максим, хоть и был зол, как черт, все же оставался Максимом. Живым и невредимым.

Вике я сказала, что на нем была порча. Пусть уж она лучше верит, что я подалась в секту, чем узнает правду. Подруга долго читала мне мораль, а затем покачала головой и сдалась:

— Надеюсь, он того стоит.

Конечно же, она подумала, что я связалась с сектантом — зачем иначе мне проводить сомнительные ритуалы с кровью и черными свечами?

Как ни странно, я ожидала худшего — что она попросту перестанет со мной общаться. Наверное, в душе подруга готовила план, как вытащить меня из религиозного рабства. Что ж, пусть.

Глеб больше не пил, во всяком случае, я его пьяным не видела. Он не обижался за ту выходку с охотником. Даже сказал, что поражен моей смелостью, хотя уточнил, что мозгов бы мне все же не помешало добавить. Вообще, он чаще стал бывать вечерами дома, заходил ко мне, и мы подолгу болтали на балкончике, кутаясь в куртки и поджимая окоченевшие коленки.

С ним было легко.

Скованный и угрюмый, обиженный на мир парень из гостиной со мной преображался, словно по мановению волшебной палочки, становясь улыбчивым, открытым и совершенно бесхитростным весельчаком, сыплющим до колик в животе смешными анекдотами.