— Зачем?

Голос прозвучал сипло, и на последнем слоге сорвался на писк. В воздухе грозовым предупреждением витала полураскрытая тайна, электризуя его, пропитывая напряжением. Нервы были настолько натянуты, что, казалось, сейчас зазвенят.

— Я был младшим сыном у родителей. Мой брат, Дмитрий — на десять лет старше, и именно он готовился стать вождем. Ему было тринадцать, когда появился охотник. Древний. Брат умер быстро, а атли оказались на крючке. Валентин — мой дед — не стал ждать, когда охотник вернется. Вождь сам пошел к нему. Он и еще пять воинов атли. Мишель — так звали древнего — поселился неподалеку от нашего старого дома, в небольшой деревушке вблизи очага. Они ворвались к нему ночью, замедлили, запечатали жилу, и Валентин принялся проводить ритуал кроту. Охотник ушел в последнюю секунду. Покинул тело, вселившись в проходящего мимо соседа. Когда мне исполнилось шесть, Валентин взял с меня клятву, что я найду его и закончу начатое.

— Разве твой дед не боялся, что охотник вернется? — спросила я, не понимая, как реагировать на эту экскурсию в прошлое.

— Нет. Он же запечатал его. Это древнее заклинание можно произнести всего раз, и снять его может лишь хищный.

— То есть древний не мог убивать? — Влад покачал головой. — Все равно не пойму, причем тут я…

— Когда хищный умирает, он не всегда попадает в хельзу, Полина. — Влад оттолкнулся от подоконника, развернулся. Сделал несколько шагов по направлению ко мне, и остановился на том расстоянии, которое я еще могла считать безопасным. Я уже знала, что не уйду, пока он не расскажет все. — Некоторые хищные перерождаются. Так было со мной. — Он слегка прищурился, сделал паузу. — И с тобой.

— Я все еще не понимаю…

— Охотники живут долго. А Мишель был древним. Давно, несколько веков назад, он встретил девушку — хищную. Ее в младенчестве подкинули к дверям дома, где проживал клан ясновидцев, и одна сердобольная женщина воспитала ее, как дочь. Девочка выросла благодарной, и не тронула никого из клана. А потом появился Мишель. И заболел ею. Вопреки здравому смыслу, разности энергетик, инстинкту убивать таких, как она.

— Влюбился? — вырвалось у меня. Влад улыбнулся.

— Девушку звали Кастелла.

Я зажала рот ладонью. Дышать стало совсем нечем, голова закружилась, воронья стая сожалений и обид закружилась снова, и смоляной лужицей растеклось понимание… Я уже забыла лицо Максима, но серые глаза помнила отчетливо.

— Тот охотник, которого я убила… — прошептала я. — Ты приказал убить его. Говорил, он опасен.

— Он и был опасен. Любое заклятие можно снять. Даже печать.

— Он… Мишель знал, что я — Кастелла?

— Нет, он чисто случайно устроился в небольшую фирмочку по продаже канцтоваров! — съязвил Влад. — Конечно, он знал. Я ждал, когда он придет за тобой.

— Поэтому нашел меня и держал рядом, — подытожила я. — Тогда, когда мы… Нашел меня, не зная, что я — атли, верно? Но зачем тогда оттолкнул? Буквально выбросил из жизни? Ведь охотника так и не выманил.

— Слишком много вопросов на сегодня, Полина. Боюсь, у меня нет больше ответов для тебя.

Я кивнула. И так узнала больше, чем надеялась. А правда оказалась вовсе не сладкой. Не уверена, что хотела ее знать. Не уверена, что понимала, в каком мире живу, кем на самом деле являюсь. Думать об этом совершенно не хотелось. Во всяком случае, сейчас.

— Когда вернется Глеб?

— У меня дела с Альриком. Как только закончим, придет время платить по счетам.

— Хорошо, — Я повернулась к выходу.

— Полина! — Меня остановил требовательный голос. — В племя мы с Глебом вернемся вместе, и я хочу, чтобы ты подумала о том, что будешь делать дальше.

— То есть как, вместе? — Я обернулась и постаралась проследить на красивом лице следы насмешки. Не нашла. Влад был абсолютно серьезен, и это напугало. Песочный замок будущей идиллии, склеенной из остатков здравого смысла и приятных воспоминаний, рухнул под натиском бури.

— Ты же сама спросила о плате. Когда я отдам кен охотника, верну себе сущность. Первозданные умеют многое.

— Зачем? — шепотом спросила я, чувствуя, как глаза наполняются так усердно сдерживаемыми слезами. Шрамы на запястьях болезненно заныли, напоминая: он — враг, и сейчас я на вражеской территории. — Зачем тогда ты…

— Так было нужно, — последовал безапелляционный ответ. — Если захочешь, я расскажу тебе… потом. — Влад на миг отвел взгляд, и лицо окрасилось непонятной мне эмоцией. Страх? Сожаление? Безысходность? А затем он снова стал собой — бесстрастным и невозмутимым. — Скорее всего, расскажу. Но сейчас проблема не в этом, не так ли? Ты больше не сможешь мне подчиняться.

Я молчала. Он знал ответ, знал меня, и прекрасно умел оценить ситуацию. И я умела. Стало противно. От неизбежности. От невыплеснутых, распирающих изнутри обид, почти превратившихся в дикую ненависть.

Влад всегда на шаг впереди, и понимает это.

— Ты можешь уйти, — сказал тихо, почти ласково. — Жить отдельно, не отрекаясь, участвовать в таинствах племени, общаясь с атли. Но понимаешь, что не сумеешь сама позаботиться о ребенке. Девочка останется в доме.

— Замолчи!

— Не потому, что я не отдам или буду шантажировать тебя, — не обращая внимания на мою злость, продолжил Влад. — Просто из тебя никудышняя защитница, Поля.

Его слова — правильные, рациональные — резали изнутри. Мозгом я понимала, что Влад прав, но все мое естество противилось этой правде, искажало ее. Напряженные нервы противно звенели, перед глазами почти плыло.

— Я не смогу жить с тобой, — честно сказала я. — Сойду с ума.

— Дом атли — все еще твой дом, и если пересилишь себя, сможешь остаться. Ты уже не маленькая девочка. Понимаешь многое, и в состоянии решать. — Он помолчал немного, а потом добавил: — Я мало кому оставляю такое право в племени.

Теплый майский воздух наполнился грозой. Небо заволокли тучи, рассекаемые редкими всполохами молний и раскатистым звуком грома.

Я вышла из подъезда и закрыла глаза. Наполненный живительной влагой ветерок приятно щекотал кожу. Распустила волосы, провела по ним ладонью и тряхнула головой, будто освобождаясь от огромного груза эмоций и переживаний.

Жизнь — дерьмо, теперь я знала точно. Во всяком случае, моя. И выход из тоннеля никогда не приводит в рай. Будущность оказалась еще более страшной и несчастной, чем прошлое — его хотя бы можно похоронить. То, то ждет впереди — испытание, и я не была уверена, что пройду его.

— Что мне делать? — спросила у неба, и оно ответило еще одним раскатом грома. Небо злилось вместе со мной, а значит, я была не одна. Но что мне небо, если здесь, на земле, жизнь медленно, но неоспоримо, превращалась в ад?

Уйти? Оставить дочь в доме атли и каждый день плакать от боли быть разлученной с собственным ребенком? Видеть ее по графику, приходить, когда хозяина не будет дома, жадно впитывая каждую секунду общения с близким человечком? Или остаться и провалиться в бездну отчаяния? Жить в одном доме с мужчиной, который дважды причинил ни с чем не сравнимую боль, признать его главенство и засунуть свою гордость… Глубоко засунуть, в общем.

Именно так мне представлялось будущее. Кулаки снова сжались. Бессилие бесило больше всего.

Выбор? Ха! Ни разу это не выбор. Этими словами Влад требовал от меня признать собственную беспомощность и слабость. Не дождется! Я буду бороться. Найду выход.

Потому что выход есть всегда!

До улицы Достоевского я доехала меньше, чем за десять минут. Еще когда находилась в маршрутке, город накрыло ливневой волной, и я с удовольствием смотрела, как бегут по тротуарам люди, прикрываясь от дождя кто чем может: в ход пошли газеты, пакеты, даже портфели степенных, одетых в строгие костюмы мужчин. Некоторые из прохожих — наверное, самые расторопные или те, кто с утра заглянул на сайт «Гисметио» — раскрыли разноцветные зонты, чем вызвали зависть у вмиг промокших насквозь и не таких предприимчивых сородичей.