Поднималась не на лифте, чтобы собраться с духом, и к третьему этажу заметно устала. Мучивший последние две недели токсикоз усилился, тошнота стала почти невыносимой, и я положила в рот мятную конфету. Помогало мало, но хотя бы отвлекало немного.

Заветная дверь, обитая черным дерматином, косилась недоверчиво и враждебно. Звонок расположили так высоко, что с моим ростом я еле до него дотянулась. С первой попытки дверь никто не открыл, и я повторила еще раз, затем еще. «Окажись дома, только окажись дома», — шептала, как заклинание, боясь, что слова так останутся невысказанными, а тревоги не найдут выхода.

— Никого нет! — послышался, наконец, голос из‑за двери. Злой. Несчастный. Даже не видя Глеба, я могла сказать, насколько он подавлен.

— Глеб, это я, — произнесла я и прислонилась лбом к разделяющему нас дверному полотну. Выставила ладони, словно могла таким образом разрушить границу, проникнуть в квартиру и дотронуться до него — такого близкого и далекого одновременно. — Пожалуйста, открой…

Ответом мне была тишина. Обреченная. Устрашающая.

А потом замок щелкнул, и я увидела его.

Трехдневная щетина покрывала обычно гладко выбритое лицо, брюки были смяты, волосы взъерошены, но больше всего поражали глаза. Мутные, пустые и безжизненные.

— Глеб…

— Что ты здесь делаешь? — безразлично спросил он. — Тебе нельзя здесь находиться.

— Плевать я хотела на всякие там «нельзя»! — сказала я и решительно протиснулась мимо него в помещение.

Такого беспорядка я в жизни еще не видела. Квартира завалена мусором: пачки от чипсов, бумажки, пивные бутылки. Бутылки с чем‑то покрепче. Из мебели в комнате — только диван, а на нем — гора пакетов и грязные тарелки.

— Глеб, — выдохнула я. — Зачем ты это делаешь?!

Он так долго боролся с собой и сдался. Впрочем, я его понимала: если бы не беременность, сама не знаю, что было бы со мной сейчас.

— Это не самая страшная из бед, — пожав плечами, сказал Глеб, но бутылки все же собрал в пакет. Туда же отправились одноразовые тарелки с присохшим кетчупом и остальной мусор с дивана. — Учитывая обстоятельства…

— Какие к чертям обстоятельства?! — вспылила я. — Я жива и здорова. Ты спас мне жизнь, и заливаешь это алкоголем?

— Я больше не атли, Полина. Тебе нельзя быть здесь. Лучше уходи, пока никто из племени не пронюхал, где ты провела время.

— Плевать! Ты, в самом деле, думаешь, я оставлю тебя?

Выдохнула, глядя на него. Он думал. Решил, что я брошу его, потому что действуют дурацкие законы хищных.

Медленно, словно это причиняло невероятную боль, Глеб опустился на низенький диванчик. Спрятал голову между коленями и накрыл руками. Готова была поспорить, что он плачет.

Подошла к нему и села рядом, затем погладила по голове. Но когда он поднял на меня глаза, они были сухими.

— Я все исправлю, слышишь! — пообещала я.

— Ни я, ни мои дети, ни их дети никогда не станем атли, — сказал он тихо. — Никогда…

— Потомки великого Арендрейта — братья Ирмен и Джан тоже отреклись во времена великой войны с охотниками. Но Ирмен вернулся в племя — Первозданные восстановили его связи с родными.

— Первозданных никто никогда не видел, Полина!

— Ошибаешься. Андрей видел.

— Зачем охотнику помогать тебе? — с сарказмом спросил Глеб, сбросил мою руку и встал. Я буквально видела, как прогнулся под непосильной ношей воин атли. Он все еще был для меня атли, чтобы там ни случилось.

— Я обещаю тебе… — начала я, но он перебил. Резко приблизился, присел на корточки и обхватил мое лицо ладонями.

— Не смей ничего делать, слышишь! Если кто‑то из племени узнает, что мы виделись, тебя будут судить. Таков закон.

— Я найду Первозданных! — упрямо сказала я.

Глеб закрыл глаза. Когда открыл их, я снова увидела своего лучшего друга. Он постучал кулаком мне по лбу и пробурчал:

— Ты чуть не умерла, а мозгов не прибавилось.

— К сожалению, это не прибавляет мозгов.

Глеб снова присел на диван и взял мою руку. Впервые с того злосчастного дня мне было хорошо. Жизнь налаживалась — нельзя просто оборвать все из‑за несчастной любви. У меня была семья, друг и кое‑что во мне. Вернее, кое‑кто, и он очень хотел родиться.

— Он все спланировал заранее, — хмуро сказал Глеб.

— Что?

— Влад. Он позвонил мне. Сказал: приезжай и смотри, но совсем не для этого меня звал.

— А для чего? — стараясь выглядеть равнодушной, спросила я. Резко стало душно. Кислорода решительно не хватало, и я ослабила узел шерстяного шарфа.

— Он знал, что я отрекусь. Ведь только так я мог войти, забрать тебя. Даже бинты были…

— Хватит! — выдохнула я.

— Ты не живешь у атли?

— С чего ты взял?

— Думал, не сможешь… — Глеб замялся. — Видеть его.

— Влад исчез, — спокойно сказала я. — С того дня его никто не видел. Надеюсь, он больше не появится никогда!

— Очень в этом сомневаюсь.

Мы немного посидели молча, держась за руки, как раньше. Хотелось остаться у него, но я понимала, что сделаю только хуже. Но не поделиться новостью я не смогла.

— Я беременна.

— Что ты сказала? — Глеб аж подпрыгнул на месте. Уставился на меня, как на восьмое чудо света.

— У меня будет ребенок, — произнесла я громче. — Девочка.

— Ты понимаешь, что он вернется за ней? Заберет ее у тебя.

Это было, как будто меня ударили по голове. Думать, что в прошлом произошло нечто ужасное — одно, но бояться будущего — совсем другое. Влад и правда мог вернуться и забрать дочь, для этого у него было все: деньги, связи, а главное — сила. А еще злость на меня и Глеба. Об этой злости я буду помнить вечно, ведь она оставила метки на моем теле. Успокаивало одно: малышка будет атли, а уходить из племени я не собиралась. Не дождется!

— Скажи ему, что ребенок от меня, — предложил Глеб. — Влад уже знает, что у нас был секс, и поверит в эту ложь.

Это прозвучало так безэмоционально, что я даже усомнилась, что говорю с Глебом. Но потом поняла: даже сейчас, находясь в безвыходной ситуации, он пытается защитить меня.

— Спасибо, — сказала я и сжала его руку, — но я не буду этого делать.

Он вздохнул.

— Тебе пора возвращаться к атли, — сказал тихо. — И не вздумай говорить, что виделась со мной. Не приходи больше, я не хочу тебя видеть.

Я кивнула и, поддавшись порыву, обняла его.

— Я люблю тебя, Глеб Измайлов! Просто, чтоб ты знал.

Вернувшись домой, я первым делом бросилась обыскивать тумбочку. Обнаружила, что у меня гора ненужной косметики, бижутерии и куча бесполезных визиток. Отправив все это в мусорное ведро, нашла, наконец, то, что искала — сложенный вчетверо листок из блокнота с заветным номером телефона. Вот уж не думала, что когда‑нибудь позвоню охотнику. Впрочем, слово «никогда» пора было давно вычеркнуть из лексикона. Совершенно бесполезное и неинформативное слово.

Длинные гудки сменились на лаконичное «Слушаю».

— Андрей, привет, это Полина, — сказала я и замолчала.

Тишина в трубке несколько секунд казалась убийственной. Вдруг он не помнит меня? Вдруг с нашей последней встречи изменил свое мнение?

Но Андрей просто спросил:

— Полина? Пророчица атли?

— Да, это я.

— Что‑то случилось?

Конечно, он понимал, что я звоню не просто так, узнать, как дела. Это было бы верхом наглости, учитывая то, кем был Андрей.

— Не телефонный разговор. Мы можем встретиться? Я помню, где ты живешь.

— Я в командировке. Перезвоню, как только буду в Липецке, идет?

Я и не знала, что у охотников бывают командировки. Впрочем, у Андрея наверняка была какая‑то работа, ведь за уничтожение хищных не платят денег.

— Идет, — согласилась я.

Я представила, как охотник приходит ко мне в гости, и атли прячутся по комнатам, закрываясь на все засовы. Странно, но эта дерзкая мысль принесла удовлетворение. Я поймала себя на том, что улыбаюсь.

Что ж, один шаг сделан. Приятно было думать, что я не стою на месте. Нужно было хотя бы изображать деятельность, чтобы избегать мыслей об остальных проблемах. Хотя я понимала: рано или поздно придется подумать и о них.