Признаться, я ничего в жизни так не хотела и не ждала, как рождения дочери. Странно, ведь я могла возненавидеть ее, и это было бы логично. Но ненависти не было. Вопреки здравому смыслу, во мне росло, ширилось, развивалось какое‑то новое чувство. Расширяло грудь, мешало дышать, сдавливало внутренности и растекалось теплом по венам. Наверное, именно это называли материнским инстинктом. Он менял меня. Делал мягче и жестче одновременно. Добрее и строже. Слабее и сильнее. Разбирал на молекулы и строил по кирпичикам — новую меня. Неизведанную, таинственную. Взрослую Полину.

Внизу было тихо. Немудрено, ведь только шесть утра. Но поесть никогда не рано — этим я не брезговала, даже когда невыносимо страдала. Большой бутерброд с ветчиной и сыром иногда поднимал настроение получше всяких комедий и шоколада.

Дверь кабинета была приоткрыта, и во мне проснулось странное чувство — полу — ностальгия, полу — сожаление. Вспомнила, как частенько по вечерам Влад засиживался здесь, а я, шмыгнув из кухни, на несколько секунд задерживалась, чтобы поглазеть на него в щель двери. И вдруг поняла, что тот Влад внезапно умер и никак не связан с чудовищем, приходившим ко мне ночью. Два разных человека. Совершенно. Наверное, так мой мозг абстрагировался от правды. Что ж, немудрено. Позже, наверное, осознание все же придет, но не сейчас. Сейчас невыносимой была одна лишь мысль, что…

— Полина!

Резкий голос, разорвавший уютную тишину, заставил вздрогнуть. Я подняла глаза — из проема на меня смотрел Филипп и хмурился. Наверное, я, как дура, застыла тут, погрузившись в воспоминания. Представляю выражение своего лица — жесть!

— Привет, — нервно улыбнулась я.

— Зайди, — бросил он и отвернулся, проследовав обратно в кабинет. — Нужно поговорить.

Почему‑то подумалось, что этот разговор не принесет ничего хорошего, но послушно поплелась за ним и прикрыла дверь.

Филипп расположился в большом кресле за столом, сложил руки под подбородком и впился в меня взглядом. А я почему‑то подумала, что он смотрится здесь нелепо и неуместно, словно дублер, заменяющий основного актера. Временная замена, бледное подобие вождя. Но уж лучше так, чем если бы Влад щеголял перед всеми своей суперсилой. Наверное, преображение в охотника — большой подарок судьбы для меня.

Я остановилась в нескольких шагах от стола и невинно посмотрела на новоявленного вождя атли.

Мы толком не общались с Филиппом с ночи ритуала, и меня это устраивало. Он не трогал меня, и я могла спокойно навещать Глеба в его квартире. Но что‑то мне подсказывало, что идиллия закончилась.

— Я знаю, что ты общаешься с отреченным, — сказал Филипп с едва скрываемой яростью.

Так, спокойно. Рано или поздно это должно было случиться. Нужно просто косить под дуру, и он отстанет.

— Ты обвиняешь меня в том, что я нарушаю закон племени? — спокойно осведомилась я.

— Если бы обвинял, ты бы сейчас стояла не здесь, а перед советом! Но мы говорим наедине. И я очень хочу помочь тебе.

— Помочь? — Я невинно хлопнула ресницами. Черт, я и правда вхожу в роль. Признаться, мне даже нравилось.

Филипп вздохнул. Встал, приблизился и обошел меня сзади. Его ладони легли мне на плечи.

— Полина, — мягко сказал он, — я слишком долго знаю тебя и слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы позволить совершать глупости. Я в курсе, что ты общаешься с Глебом, ищешь возможность вернуть его в племя. Поверь, Измайлов был мне другом. Мало того, он сильный воин, и если бы был хоть малейший шанс вернуть его, я бы сделал все. Но его нет.

Я повернулась и гневно посмотрела ему в глаза.

— Не мне говорить жрецу атли, — я намеренно выделила именно слово «жрецу», чтобы дать понять: Филипп все еще остается жрецом, как бы ему ни хотелось взобраться выше, — что были случаи возвращения хищных в племя. Первозданные…

Руки Филиппа впились мне в плечо, и я поморщилась.

— Быть может, ты хочешь обсудить это на совете? Это и твои визиты к отреченному?

Я повернулась и с вызовом взглянула на него. Да, я испытывала страх перед вождем атли — дикий, неконтролируемый, стихийный. Но Филипп к нему не имел никакого отношения.

— Я не против. Притащишь меня на совет в кандалах?

Указала на свою руку, и он, потупившись, разжал хватку. Впрочем, морального давления не ослабил. Его ладони теперь уже без нажима легли мне на плечи.

— Пойми ты, дурочка, я добра желаю! Тот, кто общается с отреченными, сам рискует разделить их судьбу. — Он замолчал. Как‑то надрывно вздохнул, погладил меня по щеке и произнес низким голосом: — Подумай о себе, о ребенке, наконец.

Я слишком поздно поняла, куда он клонит. Ей богу, я не хотела этого понимать! Мерзкое, скользкое осознание вползло в меня с хриплым шепотом:

— Полина…

Его лицо оказалось близко — еще миг, и дыхание обожгло щеку, спускаясь ниже. Я отпрянула. Рванулась в сторону, отбежала на несколько шагов и ошеломленно уставилась на Филиппа.

— Ты совсем из ума выжил?!

— Только не говори, что не хочешь этого! Я вождь, а ты пророчица. Это наше проклятие.

— Филипп, ты заигрался в вождя? Не надоело еще изображать из себя правителя? А как же Рита? Ты не забыл, что спишь с моей сестрой?

— Да брось! Я мужчина, и могу позволить себе нескольких жен.

— Когда ты начинаешь играть во Влада, становишься похожим на комика! — зло сказала я.

— Влада здесь нет! — язвительно ответил Филипп. — Он больше не один из нас. И если он сунется к атли…

— И что ты сделаешь? — Я чуть не расхохоталась от этого заявления. Каждый смельчак выступать с такими заявлениями в защищенном доме. Интересно, как он поведет себя, если Влад заявится убивать атли? — Кстати, кто‑нибудь собирался просветить меня в том, что Влад превратился в охотника? Или, как всегда, подумали, что мне мало в жизни сюрпризов?

— Не драматизируй, — стушевался Филипп и опустил глаза.

— Действительно, с чего бы? Разве ритуал изгнания Девяти что‑то забрал у меня, кроме крови и кена?

Он резко поднял голову, глаза опасно блеснули, и я невольно вздрогнула.

— Я убью его, — твердо произнес Филипп. — За то, что он сделал с тобой. Клянусь…

— Ты — чокнутый, Филипп Макаров. Влад сильный охотник. Он приходил ко мне ночью — защита Лары не удержала его. Хочешь убить его? Попробуй. Но уверена, ты проиграешь. — Я вздохнула. — Он всегда идет по головам…

Развернулась и пошла к двери. Продолжать нелепый разговор не хотелось, к тому же, он бередил старые раны, которые я и так потревожила сегодня. Больно. Невыносимо. Хотелось забиться в угол и плакать, а не сохранять бесстрастное лицо.

У самой двери остановилась, посмотрела на Филиппа.

— Если хочешь, можешь судить меня на совете, но я не оставлю попыток вернуть Глеба.

— Ты не понимаешь, его не примет никто!

— Я приму, а это уже немало. Не так много у тебя людей, чтобы швыряться пророчицей, — сказала я с вызовом. — Или думаешь, деторожденная сможет меня заменить?

— Нет, не думаю. — Он сделал два шага по направлению ко мне, но потом остановился, словно боясь спугнуть. — Разве мы больше не друзья, Полина?

Я тяжело вздохнула. Закрыла глаза.

— Не знаю. Но вот на счет Глеба уверена полностью. Он и тебя считал другом, а друзья нарушают законы, чтобы спасти друг друга. Так он сделал для меня. Так я делаю для него. Если тебя хоть немного заботит его судьба, докажи это. Помоги хотя бы тем, что не будешь мешать мне помочь!

Филипп почти сдался. Казалось, каждое сомнение четко отражалось на худощавом смуглом лице нового вождя. Я почти выиграла. Почти…

— Когда мы познакомились, Глеб боролся с тобой рука об руку, чтобы ты смог возглавить нас, — добила я. — Он никогда не претендовал на пост вождя. Если он вернется, на нем все равно еще долго будет клеймо отреченного. Никто не позволит ему управлять племенем. Ты все еще будешь вождем. Мало того, великодушие заставит всех еще больше тебя уважать. Меня, например, заставит.

Он отвернулся и слегка кивнул.