- Да, солнышко. Она в отличном состоянии. Я ей пользовалась все это время.

Я киваю головой, убираю с лица волосы, и тогда Ракель шепчет:

- Не рассказывай мне, что у вас произошло с Эриком. Я не желаю об этом слушать. Мне нужно только знать, что с тобой все в порядке.

Я благодарна ей за такие слова. Я гляжу на нее и, стараясь сдержать эмоции, подтверждаю:

- Да, Ракель, со мной все в порядке.

Мы снова обнимаемся, и я наконец чувствую, что вернулась домой. Когда она вечером уходит, и я остаюсь одна, я могу свободно вздохнуть. Отпустив на волю все свои чувства, я разрыдалась, как того и хотела, и почувствовала себя гораздо лучше. Хотя я все еще очень злюсь на Эрика. Как он мог такое от меня скрывать?

Я решаю не звонить отцу. Хочу сделать ему сюрприз. В семь утра я встаю и иду в гараж. Смотрю на своего Леонсито и улыбаюсь. Какой же он красивый! Заведя машину, я направляюсь в Херес, по дороге успевая плакать и смеяться, петь и ругаться и вспоминать недобрым словом всех предков Эрика.

Прибыв в Херес, я сразу спешу к отцу. Паркуя машину у входа в дом, я вижу, как он разговаривает с друзьями. Но неожиданно, заметив меня, он замирает. Папа улыбается и бежит ко мне, чтобы обнять. В его объятиях я чувствую родительскую ласку и заботу, а потом он оглядывается и спрашивает:

- Где же Эрик?

Я не отвечаю. Мои глаза наполняются слезами и, заметив выражение моего лица, он тихо говорит:

- О, смугляночка! Что случилось, жизнь моя?

Сдерживая рыдания, я снова его обнимаю. Мне нужна ласка и забота моего папочки.

Тем же вечером после ужина я гляжу на звезды, когда отец садится рядом со мной на диван.

- Почему ты мне не рассказал про Ракель и Хесуса? - с грустью спрашиваю его я.

- Твоя сестра не хотела тебя беспокоить. Она поговорила об этом с Эриком и попросила, чтобы он тебе ничего не сообщал.

- Какая прелесть! – язвительно замечаю я, испытывая желание оторвать Эрику голову за его лицемерие.

- Послушай, смугляночка, твоя сестра знала, что если тебе что-то расскажет, ты сразу же примчишься в Мадрид. Я всего лишь сделал то, о чем она меня просила. Но, успокойся, с ней все в порядке.

- Я знаю, папа, видела собственными глазами, и у меня нет слов.

Папа соглашается.

- Меня очень огорчает то, что произошло, но если Хесус не ценил мою девочку так, как она того заслуживает, это к лучшему, что он оставил ее в покое. Каков бесстыдник! – шепчет он. – Надеюсь, моя доченька еще встретит мужчину, который будет ее любить, ценить, а главное, сделает так, чтобы она опять улыбалась.

Я гляжу на него с нежной улыбкой. Папа – неисправимый романтик.

- Ракель – потрясающая женщина, - продолжает он, и я улыбаюсь, - Да, смугляночка! Откровенно говоря, я не ожидал такого от Хесуса. Он играл чувствами моей дочери и племянницы, и этого я ему не прощу.

Я соглашаюсь с ним, и пока открываю банку кока-колы, которую папа поставил передо мной, он спрашивает:

- А ты собираешься мне рассказать, что у вас произошло с Эриком?

Я сажусь поближе к папе и, отпив глоток, негромко говорю:

- Мы не подходим друг другу, папа.

Повернув ко мне голову, он шепчет:

- Знаешь, золотце, противоположности притягиваются. И прежде чем ты мне что-либо возразишь, я тебе скажу, что вы с Эриком совсем не похожи на Ракель и Хесуса. Ничего общего. Позволь мне еще добавить, что когда мы приезжали к тебе на день рождения, я за вами наблюдал. Я видел тебя счастливой, а Эрика – по уши влюбленным в тебя. Что поменялось?

Отец ждет от меня объяснений, и пока их не получит, он от меня не отстанет. У меня не остается выбора, и я бормочу:

- Папа, когда мы с Эриком возобновили наши отношения, мы пообещали друг другу, что никогда ничего не будем друг от друга скрывать, что будем до конца искренними друг с другом. Но я не выполнила обещание, хотя, как я теперь вижу, и он тоже.

- Ты его не выполнила?

- Да, папа… Я…

И я рассказываю ему всю историю: и про парашютные курсы Марты и Сони, и про мотоцикл, и про мои поездки на этом мотоцикле с Юргеном и его друзьями, и про попытки научить Флина кататься на скейте и на коньках, и про падение мальчика, и про то, как начистила физиономию бывшей Эрика, в общем, про все то, что сделало невозможным нашу совместную жизнь.

Отец слушает меня с огромными от удивления глазами и тихо произносит:

- Ты ударила женщину?

- Да, папа. Она того заслуживала.

- Но, дочка, это ужасно! Такая девушка, как ты, не должна так поступать.

Я сердито мотаю головой и заявляю, что если бы пришлось, то сделала бы это снова.

- Я просто воздала этой суке по заслугам.

- Смугляночка, ты хочешь, чтобы я помыл тебе рот с мылом?

От этих его слов я улыбаюсь, и он наконец смеется. Ни больше, ни меньше, и, легонько толкнув меня в плечо, напоминает:

- Я тебя такому не учил.

- Я знаю, папа, но, как ты хочешь, чтобы я поступила? Она меня спровоцировала, а тебе известно, что я слишком импульсивна.

Отец весело делает глоток пива и говорит:

- Ладно, дочка. Я понимаю, почему ты это сделала, но, послушай, чтобы это больше не повторилось! Ты никогда не распускала руки, и я не хочу, чтобы ты делала это впредь.

От этих его слов у меня поднимается настроение, и я смеюсь, обнимаю его, а он шепчет мне на ухо:

- Знаешь пословицу: «Пташке ветка дороже золотой клетки»? Если Эрик вернется, он твой, а если нет, значит, он никогда и не был твоим. Эрик обязательно придет за тобой. Вот увидишь, смугляночка.

Я молчу. У меня нет сил, ни чтобы ответить, ни чтобы думать о поговорках.

На следующее утро я завожу мотоцикл и ношусь, как бешеная, по самым труднопроходимым окрестностям Хереса. Так я пытаюсь справиться со своими чувствами. Это для меня лучшее лекарство. Я раз за разом делаю опасные трюки и в конце концов падаю с мотоцикла. Лежа на земле, я думаю о том, как Эрик бы переживал из-за этого падения, а, поднявшись, тру ушибленный зад и чертыхаюсь.

Днем, пока я смотрю телевизор, звонит мобильник. Это Фернандо. Его отец, Бичаррон, уже рассказал ему, что я в Хересе без Эрика, и он за меня беспокоится. Через два дня Фернандо приезжает в город. Мы обнимаемся, и он приглашает меня перекусить. Мы разговариваем. Я сообщаю ему, что у нас с Эриком все кончено, а он улыбается. Этот идиот ухмыляется и говорит:

- Этот немец не даст тебе просто так сбежать.

Не желая больше говорить на эту тему, я расспрашиваю его о его жизни и с удивлением узнаю, что он встречается с какой-то девушкой из Валенсии. Я рада за него, и радуюсь еще больше, когда он признается, что окончательно и бесповоротно влюблен в нее. Мне это очень нравится. Мне хочется видеть его счастливым.

Проходят дни, а мое настроение все так же часто меняется от веселого до подавленного. Мне не хватает Эрика. Он до сих пор со мной не связался, и это что-то новенькое. Я его люблю. Слишком люблю, чтобы так быстро забыть. По ночам, лежа в постели, я закрываю глаза и почти физически ощущаю его, когда слушаю на айподе песни, которыми наслаждалась рядом с ним. С каждым днем я становлюсь все большей мазохисткой. Я привезла его футболку и теперь нюхаю ее. Наслаждаюсь ее запахом. Без этого я не могу заснуть. Плохая привычка, но мне все равно. Это моя плохая привычка.

Проведя неделю в Хересе, я звоню Соне в Германию. Женщина очень рада моему звонку, удивительно, но Флин сейчас у нее. Эрик уехал. Я испытываю большое искушение спросить, не в Лондон ли, но во время останавливаюсь. Достаточно я уже себя терзала. Я довольно долго разговариваю с мальчиком. Ни он, ни я не упоминаем о его дяде, а когда Флин возвращает трубку Соне, та тихо говорит:

- Как ты, золотце?

- Хорошо. Я у отца в Хересе, он заботится обо мне и балует меня, и это то, что мне сейчас нужно.

Соня с улыбкой шепчет:

- Я знаю, что ты не хочешь это слушать, но я все равно скажу. Это невыносимо. Мой бедный сын с его-то характером стал абсолютно невыносимым.