Минут через семь я тихо просочился в палату к старику и сначала испугался, решив, что Федор Васильевич умер, а Вера просто не в курсе. Мне показалось, что на кровати никого нет. Шагнув ближе, я осознал ошибку: дедок, укрытый легким одеялом, бледный, с искореженным лицом, отчего-то казался таким маленьким, что просто растворился в тенях палаты. На секунду мне показалось, что он не дышит. Я замер, затаив дыхание, и выдохнул только тогда, когда впалая грудь поднялась и опустилась.

Дед настолько плохо выглядел, что я заколебался: будить или не будить, вот в чем вопрос? Что такого важного хотел поведать Васильич едва знакомому парню, что затребовал его чуть ли не к смертному одру?

Но могучий старикан решил все за меня, внезапно открыв глаза. Губы его шевельнулись, но слов я не разобрал. Зато четко увидел, как сверкнули яростью глаза деда. Елы-палы, это он меня, что ли так ненавидит? За что? Я его вижу второй раз в жизни, первый в палате.

— Федор Васильич, Вы как? — окликнул я, глядя на старика, который продолжал шевелить губами и таращиться на меня.

— Сю… та… — с трудом удалось разобрать, и до меня дошло: инсульт бесследно не проходит. Старика, видимо, пытается говорить, но у него не получается, вот он и злится. Я оглянулся, обнаружил стул, принес к кровати, подвинул практически впритык, уселся на него и низко-низко наклонился к деду.

Пахнула запахом скорой смерти. Не знаю, почему я так подумал, но смерть всегда пахнет ладаном и влажной землей. От Федора Васильевича пахло именно так. На секунду стало жалко мужика: лежит в больнице один, умирает, а родня, если она есть, и знать не знает об этом.

— Нас… ник… — с трудом ворочая языком, прохрипел дед.

— Нас? Что нас? — я пытался разобрать речь, исковерканную ударом

— Ты… — старик не сдавался.

Видно было, как его бесит собственная беспомощность, но он все равно упрямо шевелил губами, пытаясь донести до меня свою мысль.

— Я, Алексей Лесаков. Вы Федор Васильевич, — указав на себя на него, подтвердил я.

— Дуак, — просипели мне в лицо.

Надо же, а ведь может, когда сильно хочет. Лицевые мышцы на одной половине лица свело в жуткую маску, вторая подергивалась от гнева.

— Вы меня звали, — медленно произнёс я, глядя в лицо старику.

— Буаги…

— Бумаги? — старик моргнул. — Отлично. Давайте так, если я понимаю слово, вы моргаете один раз, если нет — два.

Дед медленно закрыл глаз.

— Какие бумаги?

— Лиансикий… Федор Васильевич очень старался, но язык его практически не слушался, казалось, рот у него набит кусками ваты, в которой вязлти слова.

— Лианский? Нет, Леванский? Линский? — дедок яростно моргал глазом на каждое мое предположение. — Так,давайте по-другому. Это фамилия? Нет. Хорошо. Имя? Тоже нет. Название местности? Ага, отлично! Город? Не город, а что тогда?

— Дуак… — снова обозвал меня Васильич.

— Дурак, точно дурак! Станица? Нет? Хутор? Поселок? Что? Поселок? В Энском районе? Еще лучше, — я умахался так словно один перебрал весь наш технопарк с лодками.

— Поселок Лиманский? Да!

— Нати..

— Наташи? Ага, понял, это не имя? Натирка? Нательник? Нет… Нати, нати… — ни одной слово не пртходило в глову.

— Исать… — просипел дед.

— Исать? Писать? Искать? Что искать? Дом? Так, в поселке Лиманском отыскать… найти! Найти дом, правильно?

Вот тебе и нати!

— Ваш дом? Адрес? У медсестры? Так не даст, я ж не родственник, — но старикана такие нюансы волновали.

— Иона… — старик захрипел, закатил глаза.

Честно говоря, я растерялся, не зная, что делать. Бежать за врачом? Оставаться на месте и наблюдать, если что спасать? Федор Васильевич затих также внезапно, как перед этим пришел в себя. Я стоял над его телом, и вслушивался в дыхание. Мое сердце колотилось где-то поближе к горлу, мешая слушать. Но тут непотопляемый дед снова открыл глаза.

— Напугали, Васильич, — шутливо пожаловался я, выдыхая страх. Ненавижу ощущение беспомощности, когда сделать ничего невозможно, а спасти человека очень хочется.

— Иона…— настойчиво повторил старик, едва пришел в себя.

Я снова сел на стул и принялся гадать вслух.

— Имя? Нет. Илона, а, черт, это имя… Бидона шпиона, диона, пиона, икона…

— Иона!

— Пиона? Икона? Икона! — твою ж дивизию, кроссворд и то легче разгадать, чем речь инсультника.

— Повторим урок, — вздохнул я. — Найти ваш дом в посёлке Лиманском, а в нем отыскать икону? Хорошо. Найду я икону, предположим, меня даже пустят в ваш дом. Дальше что? Принести её Вам? Нет? Тогда что?

— Буага…

— Буага, буага… Бумага?

Дед крепко зажмурил глаз, восклицая свое «ДА!».

— Так, бумага в доме? В иконе? Бумага в иконе. То есть мне нужно попасть к вам в дом в поселке, найти икону, в иконе спрятана бумага? Час от часу нелегче. Федор Васильевич, при всем уважении, задачка сложновата для решения. То, что Вы в меня верите, это прекрасно, но сидеть за взлом чужого жилища мне как-то не хочется.

— Учи..

— Учить? Что учить?

Черт, что ему от меня все-таки нужно? Иконы, бумаги, мозг сломается, пока дойдет до финишной точки.

— Лючи!

— Лючи — это явно не Лючия… и не солнце… лючи… Ключи? Вы мне дадите ключи? Ну, уже легче, хотя все равно сомнительно.

— Почему я-то должен залезть в Ваш дом, сломать икону и найти какую-то бумагу? Что мне с ней потом делать? Вам принести? Нет? Что тогда?

— На-а-ас… ны-ы-ык…

— Я, правда, не понимаю… Нас, нык… Наснык?

— На-а-аслнык… — дед начал сердиться, и в какой-то момент я испугался, что моя недогадливость станет причиной его второго инсульта.

— Наслнык… наснык… наслоник… наслынк… — я вслух перебирал непонятные звуки, но ни одно нормальное слово не приходило на ум.

— Насленик! — выплюнул дед, и до меня, наконец, дошло.

— Наследник? Там будет наследник? Нет? Кто наследник? Кто?

— Ты! — яростно выдохнул дед и снова отключился.

Ну, все понятно, у деда крыша поехала на почве инсульта. Какой еще наследник? Четко помню, парень мой, в чьем теле нахожусь, сирота. Ошибся старик, нафантазировал на почве одиночества и болезни.

— К-к-лчи! — старик опять пришел в себя и неожиданно схватил меня за руку.

Хватка у него оказалась крепкая, несмотря на общее состояние тела. Дед упрямо и зло сверлил меня взглядом, чего-то требуя.

— Ну, хорошо, — стараясь не огорчать больного пожилого человека, кивнул я. — Съезжу, проверю, найду и привезу Вам в больницу, договорились? А там выздоровеете и разберемся, кто так и кому наследник.

— Б-бе-толошь… — искривленные от удара старческие губы скукожились еще сильнее, видимо, старик всеми доступными ему средствами пытался продемонстрировать, что он думает о моих умственных способностях.

— Федор Васильевич. Вам отдыхать нужно, сил набираться, — я легонько пожал ему руку. — Я все сделаю, обещаю.

Черт, ну такое себе обещание. Даже с ключами ехать к деду было стрёмно. Что я скажу родственникам, если таковые имеются? Или глазастым соседям? В деревня любой чужак как на ладони, если сами на разведку выйти не рискнут, то в любой момент за участковым сбегают и объясняй потом, что я делал в чужой хате пусть даже и вошел с разрешения хозяина.

Да только пока выяснят, придется посидеть в деревенской ментовке, да еще суету наведут: начнут звонить по учебе и работе, выяснять личность задержанного. Оно мне надо? Оно мне точно не надо. Но, положа руку на сердце, я четко осознавал: и поеду, и войду и найду. Любопытство в этом времени становилось моим вторым именем. Любопытство и желание разгадать трудную загадку. Не зря же я большой поклонник детективов и прочих историй, в которых голову сломаешь, пока до истины докопаешься.

Смирившись с собственным поражением, я вздохнул и уточнил у старика:

— Ключи где брать-то?

— С-с-ума…

— Сумма? Нет? А, сумка? В палате осталась Ваша сумка и ключи в ней? Понял, принял.