Сокурсник стоял возле кровати потрясая сумкой в которой тарахтела посуда, торчала бутылка кефира и что-то еще на самом дне.

— Жека… Ты как тут? — я осторожно приподнялся, опустил ноги на пол.

— Да ты лежи, не вставай! — друг замахал руками и принялся выкладывать вещи. — Это тебе кефирчик с булочкой. Тут посуда, Кузьмич сказал, надо. Это спортивка на сменку. Зубная паста и щетка. Вроде все, — разложив все по тумбочке, довольно оглядев плоды своего труда, выдохну Жека. — Ну, ты как тут?

— Да как видишь — я развел руками.

— Да уж вижу! И что, не знаешь кто? А за что?

— Не знаю, не видел, — привычно отозвался я. — Деньги украли.

— Много? — озабоченно уточнил Женька.

— Рублей пять.

— Эх… — парень огорченно вздохнул, помолчал затем вдруг оглянулся на деда и, убедившись что тот не подсушивает, наклонился ко мне поближе и прошептал. — Слышь Леха, нашу комнату сегодня того… обчистили…

Поначалу я решил, что Женька шутит. Уж больно он возбужденно и радостно рассказывал историю о том, что нашу комнату обнесли. Но несколько уточняющих вопросов, и стало понятно: жэка хоть и раздолбай похлеще меня, но на до такой дурости не додумался бы. Да и зачем?

— Что украли-то?

Я пытался сообразить, что могли взять у двух студентов, один из которых сирота и остался в общаге на лето, потому как не захотел возвращаться в пустой дом. Второй… Хм.. А почему Женька-то домой не поехал? Тоже сирота? Память бывшего владельца тела приказала долго жить и остался я один на один с неизвестным прошлым и неопределенным будущим.

— Да ничего! — друг развел руками. — Переворошили все вещи, перерыли тумбочки, даже матрасы позаворачивали… — Женька оглянулся на спящего дедка, опять наклонился ко мне поближе и прошептал. — А деньги-тои не тронули!

— Какие деньги? — ляпнул я, и вспомнил про Лехину заначку.

Значит, и у Жеки такая же имеется, что вполне логично. Если два соседа по комнате в общежитие дружили, то и дела по левому заработку могли вместе проворачивать. Тем более оба работали на одном пляже, на одной спасательной вышке, в одной смене.

— Ну, ты чего! — Жека округлил глаза. — Тебе совсем голову отбили, что ли?

— Да понял, я понял, — я скривился, демонстрируя головную боль. — Башка плохо соображает. Трещит весь день, мысли путаются. Так и что тогда унесли?

— А в том-то и дело, что ничего! — торжествующе выпрямился Жека. — То ли наши припасы не приглянулись, маловато оказалось, то ли просто кто-то решил нам подгадить! Я коменданту— то сказал.

— И что комендыч?

— А ничего! Говорит, раз ничего не украли, Женёк, за каким лешим мы будем ментов вызывать? Ну, вот я и подумал: а и правда — зачем? Один геморрой от них. А толку никакого. Да и не будут они дело заводить. Ничего ж не украли.

Женька вопросительно на меня уставился, словно ожидал, что я похвалю его и начальника общежития за такое умное решение. Собственно, я был не против такого расклад. С ментами связываться всегда не в тему. Как говорил один мой друг детства, бывший вор: «Менты сначала бьют, потом разбираются».

За кражу я бы тоже… бил. Воровать меня отучил отец лет в восемь. До сих пор помню: захотелось мне до голубых звезд в глазах пистолет. Да не прост пистолет, их у меня была целая коллекция, а электронный тир! Стоил он девять рублей пятьдесят копеек. Деньги приличные, и я знал, где их взять.

Это был первый и единственный раз, когда я залез в родительский карман. Точнее, в шкатулку, сделанную отцовскими руками для мамы, в которой она хранила «запасные» деньги. Так она называла семейную заначку на всякий внезапный случай.

Стащил я десятку и отправился в «Детский мир». Купил игрушку, пришел домой, начал осваивать. Когда родители вернулись домой, я чувствовал себя заправским снайпером. Но вместо гордости за отпрыска, мама и папа почему-то огорчились.

Спустя годы за рюмкой водки батя признался мне на одном из семейных ужинов: ругал он себя потом люто за свою несдержанность, но иначе поступить не мог. «Физическая память — самая сильная, сынок», — сказал тогда отец.

В тот день он впервые в жизни отупил меня своим армейским ремнем. Вину свою я осознал, хотя поначалу не соглашался тем, что поступил, как вор. Я же взаймы взял, хотел накопить и отдать. (С чего я собирался копить — это другой вопрос, Деньгами дарить подарки в нашей семьей было не принято). Но вытаскивая десятирублевку из шкатулки я был уверен: заработаю (скоплю) и положу обратно, никто и не заметит!

Урок я усвоил. Игрушку родители отдали двоюродному брату, так сказать, наказание прошло с конфискацией. Но с того момента я больше никогда не помышлял взять что-то у кого-то без спроса. Даже если плохо лежит.

— Лех, как думаешь, что искали-то? — Женькин голос вытащил меня из омута внезапных воспоминаний.

— Что? А, что искали… — я на секунду задумался. — Да кто его знает. Может и правда, кто-то нам решил гадость сделать… Да вон хоть Бородатов, к примеру, — неожиданно для себя ляпнул я, отслеживая Женькину реакцию на слова.

— Да ему-то зачем?

— Ну… помнишь дискотеку? Мы тогда с ним сцепились за забором. Я ему немного навалял. Ну и… может, он так отомстить решил.

— Не, ну Борода, конечно, дурной временами, и быкует часто не по делу, но чтобы в комнату залезть и все перевернуть? — Жека задумался.

«Чист», — мелькнула мысль и тут же в голове вспыхнула догадка: неправильно ты, дядя Леша, вопрос задаешь.

Надо спрашивать не что могли взять у двух студентов, а что искали у одного конкретного студента-второкурсника Алексея Лесакова по прозвищу Леший. И искали явно свои. Фигушки баба Гриппа кого чужого пропустила бы, когда хозяев нет дома!

Карту! Кто-то очень ушлый или умный искал ту самую схему, которую отдал мне на сохранение корреспондент Славик. Это ж надо, какой я молодец, что решил перепрятать старую непонятную бумагу, когда решил прогуляться рано утром к водонапорной башне!

Долго ломал голову, куда её приткнуть, а потом случайно заметил щель под деревянным подоконник. Ничего удивительного, советские панельные дома — это не только идеальная слышимость через стенку, это еще и мокрые стены на швах, и знатная ветродуйка из окон. Туда-то я и приткнул карту, свернув ее в несколько раз.

— Пожалуй, ты прав, — задумчиво протянул я. — Это точно не Борода, — подтвердил я Женькину мысль.

Это, скорее, Игорек смог бы залезть и прошерстить комнату. Если, конечно, он в курсе. Но ведь за что-то же он меня недолюбливает? Из ревности к мичману? Бред.

Стоп, Леха, что если дело не в ревности и зависти, а в том, что мы все работаем под началом Сидора Кузьмича? И я, и Женька, и Дульсинея Тобосская, и вся та приличная шушера, которая приходит по утрам к лотку с пирожками, а по вечерам сдает выручку Евдокии? Это что же, получается, на пляже орудует какая-то мафия? А руководит этим антисоветским непотребством бывший мичман?

Да ну, бред какой-то! Эдак я скоро решу, что Кузьмич не просто главарь пляжных торгашей, но и стоит за спиной доктора-мошенника. Почему? Да просто потому, что Бородатов — личный массажист старшей Рыжовой.

Игорек что-то там палаточном городке заливал про Сидора Кузьмича и слегка перепугался, когда я не понял, о чем он болтает. В памяти всплыл разговор с Васильковым, его испуганные глаза, страх перед мичманом за лишние разговоры. Интересно, чего он так испугался, если думал, что я с ними? С кем — с ними? Да еще этот странный разговор ночью на кухне.

Как связать всё и всех в одну картинку? Карта, мичман, верткий Игорек с его претензиями. Борода, которому я случайно перешел дорогу, причем дважды. И подземелья. Хорошо бы ко всему этому еще и подпись прилепить с карты. Если я прав в своих предположениях, то знаю, зачем неизвестным старая схема подземных ходов и что они хотят там отыскать. Но имя?

Я раздраженно мотнул головой, прогоняя дурацкие мысли, и пробитый кумпол тут же отреагировал разноцветной вспышкой перед глазами и отрой болью в затылке.