— Что именно не может быть, Алеша? — поставив передо мной тарелку с наваристой гречневой кашей и гуляшом, уточнила хозяйка

— Ну… что сам рисовал. Это ж сколько ему лет? Судя по бумаге, которую мы нашли, она как минимум нарисована до революции. На столетнего старца Федор Васильевич никак не тянет. Не тянул, — исправился я и потянулся за тарелкой.

— До ста лет ему еще жить и жить… — Анна Сергеевна запнулась, прикрыла глаза на пару секунд. — Мог бы… Да вот видишь как все обернулось… Говорила ему, подожди, не торопись, успеешь. Так нет же, упрямый черт старый! — сердито смахнув непрошеную слезу, проворчала женщина. — Ты знаешь, к нему накануне того дня, когда он с лестницы упал, кто-то приходил. И как назло меня дома не было. И Власьевна умотала куда-то с внуком. А я потом пытала его, да так и не допыталась, кто был и что за срочность приключилась. А он оказывается давно про тебя все вызнал. Да все тянул, тянул, вот и дотянулся. Трудно мне, Лешеньк, поверить, что от сердца он помер-то, — вздохнула хозяйка. — Никогда он на него не жаловался. Точно знаешь, что инсульт? — уточнила, пытливо глядя в мои глаза.

— Точно, — кивнул я. — Девушка… моя, она студентка медицинского… это она распознала и кинулась врачей звать. Я спал, голова от удара просто раскалывалась. Мы с ним немного поговорили, познакомились. Он все про имя мое допытывался, точно ли я Лесаков Алексей Степанович. Ну а когда я в себя пришел и проснулся, Федор Васильевич отдыхал. Лена пришла и мы общались, а потом она вдруг говорит, что старик как-то не так лежит и лицо у него неправильное, ну и позвали медсестер, и вот…

Мы замолчали, каждый думая о своем.

— Анна Сергеевна, я ни черта не понимаю. Зачем ему мое имя? Что не так с моей фамилией? Да и Вы говорите, он меня давно отыскал, — я нахмурился, вспоминая дословно. — Нет, Вы по-другому сказали. Не отыскал. Все про меня вызнал, — я продолжал прямо смотреть в глаза собеседнице, боясь пропустить реакцию на свои слова. — Я ведь Федора Васильевича знать не знал. Да и в больницу случайно попал. Хулиганье постаралось. Могли ведь и в другую палату положить. Оно, конечно, по голове стукнули, мог и забыть часть прошлого. Да только сомневаюсь я. Уж больно старик харизматичный, да и профессия у него редкая — архивариус. Я бы точно запомнил. А так-то я сирота уже давно. Родители померли. Родных у меня никого нет. Ну или не нужен я им, а сам не знаю кого искать, может кто-то где-то и живет. Страна-то большая.

Я выжидательно уставился на Анну Сергеевну, что-то она скажет. Женщина молча поднялась и вышла их летней кухни. Ну, здрасте, приехали. Обиделась что ли? На что хотел бы я знать? Или ушла по-английски, не прощаясь. Намекает, что и мне пора честь знать? Так сказала бы, не дурак, ушел бы. Интересно, что же я такого сказал, на какую мозоль наступил? Я развернулся, глядя вслед хозяйке, желая понять, что мне-то теперь делать.

Черт, Леха, угомони свои таланты, особенно фантазию. Больно мнительным стал. Женщина дошла до колодца и принялась вертеть ручку, доставая ведро. Воды, что ли захотела? Так вот же целое ведро стоит. Елы-палы, компот… Компот в колодце. Мы с бабушкой молоко в нем остужали, а Анна Сергеевна компот спускает в холодок. Отличный повод взять паузу и подумать над тем, что от пришлого парня услышала.

Хозяйка молча разлила напиток по кружкам, и в абсолютной тишине мы сделали по первому глотку. Ненавижу такие игры. Развела тут тайны мадридского двора. Есть что сказать — говори, нет — не нагоняй тумана. Я начинал потихоньку закипать. Сначала старик толком не мог объяснить, куда записку спрятал. Что ему стоило, узнав мою фамилию, все сразу и рассказать? Так нет же, выпендрился, радуется, небось, сейчас на том свете, глядя на мои злоключения. Черт, нехорошо так думать, но зла уже реально не хватало.

Теперь соседка его чудит, не договаривает.

— Видишь ли, Алешенька, — женщина глянула на мое чуть дернувшееся лицо (ну не люблю я вот это ласкательно-снисходительное имя!) и исправилась. — Видишь ли, Алексей, Федор Васильевич не простым был архивариусом. Очень непростым.

Я нетерпеливо перебил:

— Это я уже понял. Анна Сергеевна, миленькая, давайте без загадок и длинных предисловий? А? Устал я очень за последние дни от непоняток, которые вокруг меня и моих друзей происходят.

— Ну, хорошо. Отставим предисловие. Да, ты верно понял: на этих фотографиях именно все известные и неизвестные входы и выходы из энских подземелий.

— А в парке?

— И в парке тоже. Федор Васильевич сотоварищи в свое время лично проходил весь путь, оставляя заметки, рисуя карту.

— Подождите, но тот подвал на танцплощадке, он же… там же входа нет? Только окно и скат какой-то, — растеряно ляпнул я, совершенно позабыв, что не могу, ну никак не мог советский студент Лешка знать об этом.

Но Анна Сергеевна словно не заметила моей оплошности а может просто не интересовалась находками, знала все только со слов деда.

— Насколько Федор Васильевич меня просветил, есть там система скрытых дверей. Ну, знаешь, как в приключенческих романах, — женщина слабо улыбнулась и пожала плечами. — Честно говоря, я несильно-то во все эти тайны верю. Верила, — хозяйка стряхнула со стола крошки, затем переплела пальцы рук в замок.— Я, к сожалению, а может и к счастью, родилась в другое время. Всю жизнь старалась жизнь честно и по советским законам. Так меня воспитали, несмотря на… некоторые темные страницы в семейной истории. Но вот Федор Васильевич… Он, как бы это сказать, старожил нашего города. Не просто собиратель мифов и полумифичесикх фактов, но хранитель преданий старины глубокой.

— Да что хранил-то?

Видя, что Анна Сергеевна снов скатывается в ненужные мне объяснения, переливает из пустого в пустопорожнее, я решительно принялся гнуть свои линию наводящими вопросами.

— Анночка Сергевна, — моему взгляду позавидовал бы кот из Шрека. — Родненькая, Вы сказали, что накануне падения к Федору Сергеевичу кто-то приходил, но кто, он Вам так и не сказал. С чего Вы вообще решили, что у него были гости? Да и какая разница.

— Э, нет Леша, разница большая. У нас с ним секретов никаких друг от друга не было. Всем делились и помогали друг другу. Неважно, почему, это к делу не относится. Я ему как сестра младшая была что ли. Он меня берег, но и доверял мне многое. Так вот в тот злополучный день он сильно испугался. Это я точно знаю, потому и отказался говорить, кто приходил, чтобы, значит, меня не втягивать. Куда — не спрашивай. Могу только догадываться, что связаны его переживания с двойником.

Час от часу нелегче! Еще и двойник какой-то! Джими-джими, ача-ача какая-то вырисовывается.

— С каким двойником?

Женщина вынырнула из своих мыслей, с недоумением глянула на меня, пытаясь понятью, что я от нее хочу.

— С каким двойником? У старика был брат-близнец? Сестра? Или похожий на него человек?

— А, нет что ты, — собеседница улыбнулась и покачала головой. — Нет, это Федор Сергеевич так подземелья называл: город-двойник. Он рассказывал, что каменные коридоры с точностью до миллиметра повторяют улицы старого города. И что практически в подвале каждого дома на перекрестках и в стратегически важных сооружениях есть проход вниз.

— Куда вниз? — затупил я.

— В подземный мир, в город-двойник, — с сочувствием глядя на меня, уточнила хозяйка.

— Да почему город-то? Был я там, с пацанами спускались. Там просто арки и переходы с коридорами. Ни жилья, ни еще чего.

— Этого уж я не знаю. Но Федор Васильевич рассказывал и про комнаты, и про залы большие. Да вот хотя бы под Первомайской площадью есть такой.

— Да зачем? Кому понадобилось строить все это? Ввалить кучу денег для чего?

— Федор Васильевич уверял, что подземелья строились под склады для особых нужд.

— Да чушь полная! — в сердцах воскликнул я. — Ну, быть того не может! Мы с отцом изучали этот вопрос. Кирпичи, которые использовали в кладке, имеют клеймо какого-то купчика дореволюционного. А тот провал, который в детском садике по Ленина обнаружили, так ширина коридоров три с половиной метра, а высота потолка все три. Или наоборот, высота три с полтиной! — выпалил я на одном дыхание. — Что за склады такие странные, что в них можно хранить?