Но сейчас, когда я смотрела на эту новенькую, торопившуюся к стойке с хот-догами и напитками, прошлое вдруг нахлынуло, и показалось, будто все это случилось вчера. Джинсы на ней сидели как-то несуразно – она была слишком худая для того, чтобы носить брюки на бедрах. А из-за сутулых плеч казалось, что она вот-вот завалится вперед. Именно эти мелочи отличали девушку от ее так называемых «подруг». Она выглядела точной копией прежней Джессики. Старой Джессики, какой та была давным-давно. Только теперь я знала, каким именно словом это называется.

Эта девчонка и Джессика несколько лет тому назад – они тоже были жупами.

А как иначе? По сравнению с красивыми, но мерзкими девицами, которые ею понукали, новенькая действительно казалась гадким утенком. И дело не в том, что она была несимпатичной – она даже не была толстой – но из всей компании именно на нее в последнюю очередь обращали внимание. И я невольно задумалась: а не нарочно ли это подстроено? Выполняла ли она роль девочки на побегушках или они держали ее при себе, чтобы казаться более привлекательными?

Я снова взглянула на Джессику и вспомнила, какой маленькой и слабой она выглядела в тот день. Совсем не красоткой. Даже не симпатичной. А просто жалкой. Жупой. А теперь она была прекрасна. Восхитительная, с пышной грудью и… что уж там говорить, сексуальная. Такую захотел бы любой парень (кроме Гаррисона, к сожалению). Но самое странное, что в ней вроде бы ничего не изменилось. По крайней мере, внешне. Ведь пару лет назад и фигура, и волосы у нее были такие же. Так что же случилось?

Как вышло, что одна из самых привлекательных девчонок среди всех моих знакомых была жупой? Как такое вообще стало возможным? Я вспомнила Уэсли – как он назвал меня сексуальной и тут же, следом, добавил обидное прозвище. Все это как-то не вязалось.

Может, для того, чтобы казаться жупой, не нужно быть ни толстой, ни страшной? Ведь Уэсли сам сказал в тот вечер в «Гнезде», что непривлекательными мы выглядим лишь в сравнении. То есть получается, что даже симпатичные девчонки могут выглядеть дурнушками по сравнению с кем-то еще?

– Давай пойдем и поможем ей.

На секунду я оторопела и растерялась. А потом поняла, что Джессика все еще следит за новенькой, которая пробиралась вниз по рядам.

Тут мне в голову пришла ужасная мысль. По сути, это делало меня самой гадкой стервой из всех на Земле. Я всерьез подумала: а не подойти ли к этой девчонке и не пригласить ли ее в нашу компанию. И тогда, возможно – возможно – место жупы перейдет от меня к ней.

Я услышала голос Уэсли, напевающий мне в ухо: «Большинство девчонок пойдут на что угодно, лишь бы их не сочли некрасивыми». Тогда я ответила, что я не большинство, но так ли это? Что если я ничем не отличаюсь от чирлидерш, которые издевались над Джессикой (к счастью, они уже закончили школу), или от трех красоток с хвостами на трибуне впереди?

Но не успела я решить, помогать новенькой девчонке или нет и какие причины будут за этим стоять, как над головой прожужжал сигнал, оповещающий о конце матча. Толпа болельщиков вскочила, трибуны наполнились ликующими возгласами и криками, и маленькая темноволосая фигурка пропала из виду. Она просто исчезла, как и моя возможность спасти ее или использовать в своих эгоистичных целях.

Матч закончился.

«Пантеры» выиграли.

А я все еще была жупой.

День святого Валентина можно было бы назвать Антиднем всех некрасивых девчонок. Сами посудите, в какой другой день наше самомнение страдает сильнее? Впрочем, мне было все равно. Я возненавидела День влюбленных задолго до того, как осознала свой статус дурнушки. По правде говоря, я даже не понимала, с какой стати его сделали праздником. Ведь на самом деле он был не более чем предлогом для нытья и жалоб на свое одиночество для девчонок, а для парней – еще одним поводом затащить кого-нибудь в постель. Одним словом – коммерциализированный праздник, сплошное баловство, да еще и вред для здоровья со всеми этими шоколадными конфетами.

– Мой любимый день в году! – воскликнула Джессика, танцуя на пути к кабинету испанского. Со дня отъезда Джейка – он уехал два дня назад – я впервые видела ее подпрыгивающей. – Столько красного и розового! Цветы и конфеты! Правда, здорово, Бьянка?

– Ага.

С баскетбольного матча прошла почти неделя, и с того момента, как мы вышли из спортзала, о новенькой девчонке никто больше вслух не вспоминал. Может, Джессика о ней уже забыла? Если так, повезло ей. Вот я не забыла. Просто не могла забыть. Эта девчонка и наша общая проблема – то, что мы обе были самыми некрасивыми в компании – не шли у меня из головы.

Но вслух об этом я говорить не собиралась. Уж точно не с Джессикой. Или с кем-то еще.

– Вот бы Гаррисон поздравил меня с Днем святого Валентина! – воскликнула Джессика. – Это было бы идеально! Но не всегда же получаешь то, что хочешь, да?

– Это точно.

– Знаешь, а ведь это первый год, когда ни у кого из нас троих нет парня, – заметила она. – В прошлом году я встречалась с Теренсом, а за год до этого у Кейси был ее Зак. Ну а в этом году можем поздравить с Днем влюбленных друг друга! Вот будет весело! Это же последний День святого Валентина перед колледжем, когда мы вместе, а в последнее время мы мало тусуемся втроем. Что скажешь? Можем затусить у меня дома и отпраздновать.

– По-моему, неплохо.

Джессика обняла меня за плечи.

– С Днем святого Валентина, Бьянка!

– И тебя, Джессика. – Я невольно улыбнулась краешком губ. Ну что поделать? У Джессики была заразительная улыбка, и рядом с ней, такой вечно жизнерадостной, просто невозможно было оставаться негативно настроенной!

У входа в класс нас ждала учительница.

– Бьянка, – обратилась она ко мне, когда я уже входила в кабинет, – пришло письмо из администрации. Просят кого-нибудь из учеников помочь раздать цветы, которые прислали в школу. У тебя нет хвостов по заданиям, может быть, ты поможешь?

– Ммм… ладно.

– О, как здорово! – Джессика выпустила меня из объятий. – Будешь разносить цветы! Ну почти как купидончик!

О да. Очень весело.

– Тогда до скорого, – бросила я Джессике, развернулась и вышла из кабинета. Проталкиваясь через толпу студентов навстречу потоку, я направилась к приемной. Парочки были повсюду, и все публично демонстрировали свою любовь друг к другу – держались за ручки, хлопали ресничками, дарили подарки, обжимались на глазах у всей школы.

– Какая мерзость, – пробормотала я.

На полпути в приемную чья-то крепкая рука схватила меня за локоть.

– Жупа, привет.

– Ну что еще?

Я резко повернулась и увидела улыбающееся лицо Уэсли.

– Просто решил сказать, что, если сегодня захочешь зайти ко мне, я могу быть занят. День влюбленных, понимаешь ли. У меня насыщенный график.

Похоже, свое хобби он превратил в профессию. Стал бабником на профессиональной основе.

– Но если не терпится повидаться, часиков в одиннадцать я освобожусь.

– Думаю, один вечер без тебя я проживу, Уэсли, – ответила я. – А раз на то пошло, то и не один.

– Не сомневаюсь. – Он выпустил мою руку и подмигнул мне. – Тогда до встречи в одиннадцать, жупа? – И он растворился в толпе опаздывающих на уроки.

– Придурок, – пробурчала я. – Господи, как же я его ненавижу.

Через пару минут я наконец добралась до приемной. У секретаря, кажется, намечался нервный срыв. Увидев меня, она вздохнула с облегчением и улыбнулась.

– Тебя прислала миссис Ромали? Сюда, сюда. Стол там. – Она провела меня по коридору за угол и показала на квадратный раскладной стол цвета зеленой блевотины. – Ну вот. Удачи!

– Сомневаюсь, что она меня ждет.

Стол был завален – я не шучу, завален – букетами, вазами, коробками в форме сердца и открытками с медвежатами. Как минимум пятьдесят красных и розовых свертков ждали своего часа, и на мою долю выпало доставить адресатам такую радость.

Я раздумывала, с чего начать, как вдруг услышала шаги за спиной. И решив, что секретарша вернулась, спросила, не оборачиваясь: