Большой воспользовался ниспосланной передышкой и перезарядил автомат.

А миг спустя все было закончено. Оставшиеся в живых несколько волков бежали, трусливо поджав хвосты. Воин приблизился к скитальцам с поднятой для дружеского пожатия рукой.

– Приветствую тебя, незнакомец, – осторожно поздоровался Большой.

– И вам поздорову, незнакомцы.

– Благодарим тебя за наше спасение от клыков, – учтиво молвил сталкер.

– Не стоит благодарностей, – ответствовал меченосец, вытирая тряпицей окровавленное лезвие своего клинка. – Я ведьмин, и это моя работа, за которую мне недурственно заплатили.

– Вот как! – воскликнула девушка. Она пристально рассматривала высокого воина, будто тщилась опознать в нем кого-то ранее встреченного, не смогла, но понимала, что кого-то мечник ей разительно напоминает.

– Воистину так. Я вижу, вы…

Что именно воин, окрестивший себя необычным словом «ведьмин», увидел, осталось тайной, поскольку на дороге показался всадник, с гиканьем гнавший на лоснившейся лошади галопом.

«Клоп-клоп-клоп-клоп клоп-клоп-клоп-клоп», – выбивали мерную чечетку конские копыта.

– Тпру-у! – Всадник поравнялся с компанией, одолевшей волков.

– Борх! – воскликнул беловолосый воин, порывисто шагнул к спешившемуся воину и заключил того в медвежьи объятия.

– Хе-хе, Геральт, даже не представляешь, как я рад тебя видеть целым и невредимым! Когда кметы на хуторе сказали мне, что ты в одиночку пошел на волков, я страшно испугался за твою жизнь и помчался сюда.

– Перепугался он… Однако Тэю и Вэю с собой не взял.

– А они мое добро сторожат!

– О как! А эти благородные путники изрядно помогли мне разобраться со зверьми. – Ведьмин кивнул в сторону мужчины и девушки, странные одеяния и экипировка которых, судя по спокойной реакции, его совершенно не смущали.

Этот воин наверняка такого навидался в своей жизни, полной невероятных приключений, что смутить его вряд ли могло хоть что-нибудь менее серьезное, нежели конец света. Хотя и перед тем, что могло бы остаться после конца, он бы также не спасовал. Разве что вынужденно превратился бы в какого-нибудь… техноведьмака.

– Замечательно! – Названный Борхом заулыбался. – Господин и госпожа, сей подвиг определенно достоин быть поведанным в тепле, на сытое брюхо и с пивом в кружке. Прошу следовать за мной, неподалеку есть отличный постоялый двор…

– Надеюсь, там хватает ворот и дверей, – прошептала себе под нос «госпожа». Расслышал ее шепот только «господин».

«В смысле?! – наконец вышла Натача из оцепенения. – Ты что такое говоришь?!»

«Горькой правдой тебя огорошил, вот и весь смысл. Факты излагаю. Плохо твое дело. И мое не лучше. Почему, растолкую позже. Но прежде всего я хочу, чтобы до тебя одна вещь… мысль одна дошла отчетливо. И крепко-так-накрепко в мозгу забаррикадировалась, и ни за каким чертом обратно не выползала. Запомни, тебе действительно невероятно повезло, что судьба подбросила твой организм к моим воротам. И в итоге ты угодила сюда, в мой Бункер. Можешь считать это самовлюбленной похвальбой одуревшего от одиночества самца, но это так. Не имею понятия, что там за мужики тебя отлавливали, потом расскажешь, если сочтешь необходимым и знаешь, что это были за типы. Только можешь мне поверить, пока на слово, притязания тех головорезов – еще не самый мерзкий вариант в здешней-то среде, ч-черт, обитания. Далеко не самый. Такие вот дела».

А тебе, одинокий узник Бункера, повезло гораздо больше, подумал я при этом. И не вздумай отрицать! Понял, да?!

Я мысленно сурово приструнил себя и почувствовал, как теплая волна омыла сердце, колотившееся в груди, стремясь освободиться из тесной клетки ребер. Щемящее чувство радости до макушки переполнило меня, аж распирало!.. Настолько чудесно, невероятно повезло, шептали лихорадочные мысли, задыхаясь от восторга, что и сам еще не способен осознать и оценить насколько.

Это был мой единственный шанс не сдохнуть в одиночестве на самом донышке Вселенной. Сказочный сюрприз, царский подарок судьбы. Другой возможности, по всему ясно, можно было и не ждать. Поэтому нельзя, ни в коем случае нельзя было упустить эту!

А может быть, я снова все невыносимо усложнял? Надо было хватать ее за шкирку, валить на койку и показывать, кто в Доме хозяин. И пускай ноги мне потом целует, с-сучка, за то, что приютил, не бросил на съедение…

Молчать, ЗОНА!!!

Я мысленно взвыл и прикусил губу, чтобы не завыть громогласно, вслух. Вопль удалось сдержать, лишь тяжкий вздох прорвался.

ЗОНА, не желаю я вытворять все, как ты подсказываешь! По-твоему не будет! Разве что только… через мой труп!

Вздохнул я снова. Развздыхался… еще бы. И никак не мог отвести глаз от девушки. Конечно же. А она… а она пока еще даже не подозревала, что ей действительно повезло, несказанно подфартило. Но это непонимание – до поры.

Или ЗОНА возьмет надо мной верх, я озверею, и мои инстинкты станут нормальными для здешней среды обитания, станут раньше, чем сдохну.

Или сдохну.

Или постараюсь внушить Натаче чувство благодарности. Эгоистичное намерение, но что ж поделаешь. Я пытаюсь воображать себя не частицей ЗОНЫ, пытаюсь оставаться чем-то отдельным от нее, но, хочу я того или не хочу, ЗОНА – частица меня. Иначе я бы сюда не угодил.

Логично?..

Я подумал о том, что много чего еще новенькой придется, хочешь не хочешь, познать, пережить, со многим смириться. Со мной, к примеру. Позже. Всему свое время. Стерпится-слюбится. Но ведь не только ей, а и мне выбирать не приходилось… Но об этом лучше бы она и не задумывалась.

«Пожалуйста, выслушай все, что скажу, как бы длинно я ни говорил, – начал я ровным тоном, размеренно и спокойно. – Мы тут все пленники, понимаешь? Даже не пленники, а смертники, вот. Но час, когда грянет предназначенный лично тебе выстрел, случится твой зверь или разверзнется твоя ловушка, все-таки можно отсрочить. Мне, видишь, удается откладывать исполнение приговора, довольно успешно и долго удается. Потому что я хорошо устроился. И ты можешь пользоваться всем, что у меня есть. Я не возражаю. Только пойми, выхода нет. И не предвидится. Ты не можешь, не можешь уйти туда, где Солнце. И ты, и я, и почти все, кто в ЗОНЕ… э-э, воистину обречены существовать и умереть в ней. Безо всякой надежды на то, что можно вернуться домой и вновь там быть, вновь жить. Я не знаю наверняка, за какие грехи расплачиваемся. Но думаю, что грехи наши немалые, раз уж оказались мы здесь…»

Особенно один грех, подумал я при этом. Уже давно подозревал, что на самом деле важна именно та, одна-единственная вина, имевшаяся в прошлой жизни у каждого из тех, кто попал в ЗОНУ. Ключевой, так сказать, грешный проступок. Некое слово или деяние, которое вдруг полновесно легло на чашу весов судьбы и перевесило все на свете. Послужило до того тяжелой каплей, переполнившей чашу провинностей, что такой грех можно было бы звать даже не смертельным, а… запредельным, что ли.

Но это мучительное размышление на тему было лишь моей гипотезой. Ничем пока не подтвержденной гипотезой, которую я никому навязывать не собирался…»

Вокруг царила тьма-тьмущая, хоть глаза выколи. Тьма и шумы. Кто-то где-то полз, шурша. Кто-то с треском продирался сквозь густые заросли, ломая ветви растений. Кто-то тяжко вздыхал. Кто-то скрипел. Что-то потрескивало. Что-то булькало… Мириады звуковых волн пронизывали тяжелый влажный воздух.

– Джунгли, – произнес сталкер. – И это не дежа-вю.

Напарница поникла, съежилась, пригнулась, будто у нее живот скрутило.

– Опять. Вот и все. Мы обречены. Лучше бы там нашлась другая дверь…

– Не расстраивайся. Ушли и ушли, попали сюда вот… Подумаешь, джунгли. Где наша не пропадала? Наша где только не пропадала! И это совсем не обязательно те самые джунгли, откуда мы…

– Спасибо тебе, утешил! В зарослях можно блуждать месяцами, если не годами… – Нервы девушки не выдержали, и она в буквальном смысле разрыдалась; продолжать смогла не сразу, а когда заговорила, то исторгала слова, взамен глотая слезы: – Я читала в газете… про какого-то японского солдата… его нашли после войны… лет тридцать спустя… Он потерялся в джунглях и…