Регнус печально кивнул. Он понимал, что в его руках судьбы сотен тысяч людей, но не ведал, что сам сейчас — на волосок от смерти.

«Если он затеет мятеж, клянусь ночными ангелами, я тотчас убью его, — решил Блинт. — Сейчас я на службе у Са'каге. И, как обычно, у самого себя».

— Да простят меня нерожденные поколения, — сказал Регнус Джайр со слезами на глазах. — Я никого не стану убивать, Брэнт. Не могу. Лучше присягну ему на верность.

Мокрушник вернул ножи в ножны, стараясь не обращать внимания на смешанное чувство облегчения и отчаяния.

Все из-за этой чертовой бабы. Она меня сгубила. Она все губит.

Блинт разглядел засаду с пятидесяти шагов и без раздумий пошел дальше. До рассвета оставалось не меньше часа. На извилистых улочках Крольчатника можно было встретить лишь торговцев, которые задержались у потаскух и теперь спешили домой к женам.

Цеховые — судя по знаку, который Блинт увидел на стене, из «Черного Дракона», — прятались в узком переулке, где на жертву можно броситься со всех сторон, в том числе и поспрыгивать с невысоких крыш.

Блинт прикинулся, что прихрамывает на правую ногу, запахнул накидку и опустил ниже на глаза край капюшона. Как только он вошел в переулок, к нему, размахивая ржавой саблей и оглушительно свистя, подскочил один из детей постарше — их обычно называли «большие». Мгновение, и цеховые крысята окружили мокрушника плотным кольцом.

— Умно, — заметил Блинт. — Вых одите на ночную охоту, когда остальные цеховые спят, и нападаете на «мешки», что блудят по ночам. Объяснять женам, откуда у них синяки, не хочется никому, вот они и отдают вам деньги без боя. Неплохо. Кому в голову пришла эта мысль?

— Азоту, — сказал «большой», указывая куда-то за спину убийцы.

— Заткнись, Рот! — прикрикнул цеховой старшина.

Душегуб взглянул на тщедушного мальчика на крыше. Тот, держа наготове камень, пристально смотрел на него светло-голубыми глазами. Дарзо где-то видел его прежде.

— Сдал товарища, — произнес он.

— А ты языком-то не болтай! — воскликнул «большой», продолжая размахивать саблей. — Гони кошелек или прощайся с жизнью.

— Джа'лалиэль, — сказал темнокожий цеховой крысенок. — Он назвал их «мешками». Торговцы не знают, что мы их так зовем. Он из Са'каге.

— Молчать, Джарл! Сделаем, что задумали. — Джа'лалиэль закашлялся и сплюнул кровью. — Давай сюда…

— У меня нет времени на глупости. Отойди с дороги, — сказал Дарзо.

— Гони…

Убийца прыгнул вперед, поворачиваясь вокруг своей оси, левой рукой выхватил у Джа'лалиэля саблю и ударил его в висок локтем правой, однако так, чтобы не убить. Не успели крысята и глазом моргнуть, как борьба закончилась.

— Я же сказал: у меня нет времени на глупости.

Дарзо сдернул капюшон.

Он знал, что наружность его неказистая. Он был долговяз, с грубыми чертами, русыми волосами, клочковатой бородой и рябыми щеками. Но дети, взглянув на него, бросились врассыпную, будто от треглавого чудища.

— Дарзо Блинт, — пробормотал Рот.

Камни попадали из детских рук.

— Дарзо Блинт, — волнами прокатилось по стае цеховых крысят.

Во взглядах вспыхнул благоговейный страх. Они затеяли напасть на живую легенду!

Дарзо усмехнулся.

— Наточи эту штуковину. Знатоки своего дела не расхаживают с тупыми клинками.

Он бросил саблю в сточную канаву и пошел сквозь толпу. Дети расступались, словно боясь, что мокрушник прикончит всех до одного.

Азот наблюдал, как, подобно прочим его надеждам, вечно уплывавшим в сточную канаву Крольчатника, Дарзо Блинт уходит в туманность раннего утра. В этом человеке было все, что отсутствовало в Азоте. Сила, угроза, бесстрашие, уверенность. Такими Азоту представлялись боги. Блинт взглянул на целый цех ребятни — даже на больших, как Рот, Джа'лалиэль и Крыс, — и лишь позабавился. Позабавился! «Настанет день…» — поклялся себе Азот. Он не посмел додумать мысль до конца — вдруг Блинт что-нибудь почувствует, но всем существом мечтал, чтобы желание сбылось. «Непременно настанет…»

Когда Блинт удалился на приличное расстояние, Азот последовал за ним.

4

Охранники секретной палаты Девятерых, братья-близнецы, окинули Дарзо хмурыми взглядами. Такие великаны, как они, в Са'каге были наперечет. На лбу у каждого темнел наколотый разряд молнии.

— Левша, — поприветствовал Дарзо одного из стражей, сдавая меч, три ножа, отстегивая дротики от запястья и доставая из рукава небольшие стеклянные ядра.

— Левша — это я, — сказал второй охранник, старательно обыскивая Дарзо.

— Послушай-ка, — произнес убийца. — Мы все прекрасно знаем, что если я захочу кого-нибудь здесь убить, то обойдусь без оружия..

Левша вспыхнул.

— А не воткнуть ли мне этот прекрасный меч…

— Он имеет в виду, почему бы тебе не притвориться, будто ты не представляешь собой угрозы? А мы прикинемся, будто не без пользы делаем свое дело, — сказал Бернерд. — Нам положено — мы тебя обыскиваем. Все равно что спросить «как дела?», хотя тебе на самом деле плевать.

— Я не спрашиваю.

— Сочувствую насчет Вонды, — сказал Бернерд.

Дарзо застыл. У него в животе как будто провернули копье.

— Ужасная история.

Здоровяк открыл дверь и взглянул на брата. Дарзо сознавал, что должен ответить что-нибудь резкое, или нагрубить, или отшутиться, но его язык будто налился свинцом.

— Гм… мастер Блинт? — позвал Бернерд.

Дарзо очнулся и, не поднимая глаз, пошел в зал Девятерых.

Это место нагоняло ужас. Стены здесь были черные, посередине, на возвышении, стояли девять кресел. Над ними, словно трон, темнело десятое. Больше ничего, лишь голый пол. Собеседникам Девятерых надлежало стоять.

Зал был прямоугольный, длинный. Высоченный потолок терялся во мраке. Тех, кто тут оказывался, не покидало чувство, что их допрашивают в преисподней. В довершение всего на креслах, стенах и даже на полу были вырезаны изображения стенающих людей, чудищ и драконов.

Дарзо вошел в этот зал с привычным спокойствием. Ночь его не пугала. Тени радовали глаз и ничего от него не скрывали. «Хотя бы в этом все остается по-прежнему», — подумал он.

На Девятерых, за исключением Мамочки К., были сутаны с капюшонами, хоть большинство и знало, что прятаться от Дарзо бессмысленно. На возвышавшемся над остальными троне восседал шинга, Пон Драдин. Он был, по обыкновению, спокоен и безмолвен.

— Рашправилша ш женой? — спросил Корбин Фишилл.

Он был молод, щеголеват, красив и славился жестокостью, особенно по отношению к детям, работавшим в принадлежавших ему цехах. Если кого забавляла его шепелявость, то охота посмеяться тотчас сходила на нет, едва человек заглядывал Корбину Фишиллу в глаза и видел в них негасимую злобу.

— Все не так, как вы предполагали.

Дарзо кратко отчитался о проделанной работе. Король вот-вот простится с жизнью. Люди, которых опасаются Са'каге, не намерены бороться за власть. Трон достанется Алейну Гандеру, а он слишком труслив, чтобы бороться с Са'каге.

— Я предлагаю, — сказал Дарзо, — заставить принца пожаловать генералу Агону чин лорда-генерала. Агон позаботится о том, чтобы власть принца оставалась довольно слабой, а если Халидор затеет…

Его перебил маленький и щуплый бывший рабовладелец:

— Ваши… опасения насчет Халидора мы понимаем, мастер Блинт, но не намерены тратить свой политический капитал на какого-то генерала.

— В этом нет надобности, — сказала Мамочка К. Жрица любви и теперь была хороша собой, хотя с тех пор, когда она была самой знаменитой куртизанкой в городе, минуло много лет. — Мы можем достичь своих целей, если просто притворимся, что нас об этом попросили другие. — Остальные притихли и внимательно слушали. — Принц желал подкупить генерала выгодной женитьбой. Мы заявим, что генералу нужна не жена, а высокий пост и влияние. Сам генерал об этом никогда не узнает, а принц вряд ли станет задавать ему вопросы.